Девушка говорила устало, просто и искренне, и, хотя поминки эти в общем-то к нему совсем никакого отношения не имели, Егор кивнул головой:
— Хорошо!
Яна направилась к выходу, рассказывая деду, чем следует покормить Машу, после того как та проснется.
— «Растишка» на столе, и Машкина ложечка там же, а кашу слегка подогрейте в микроволновке, я ее из холодильника достала, — долетели до Егора слова Яны, прежде чем за ней легонько захлопнулась входная дверь.
Дед вернулся на кухню и, взглянув на внука, обнаружил на его лице смущение.
— Что, на поминки не хочется? — поинтересовался он.
— Да ладно, чего уж там, пойду. Только зачем ты ее на кухню привел, а, дед? Хотел показать, как на мне сидит твой халат?
— Да ты, никак, застеснялся? — усмехнулся дед.
Егор пожал плечами:
— Ну, неудобно как-то перед посторонней девушкой в таком виде.
— Да! — многозначительно сказал Егор Алексеевич и лукаво при этом улыбнулся. — Девушка красивая!
— Ну при чем здесь это? — попытался возразить Егор, хотя и сам подумал, что, не будь Яна так хороша, он и впрямь не застеснялся бы.
— Да ладно, Егорка, ничего не случилось! Яночка как только узнала, что ты приехал, сама на кухню прошла, по-соседски, без моего приглашения. Ты же не готовился к ее визиту, так что ничего неудобного в этом нет.
Машенька оказалась благородным ребенком и дала им вволю насладиться встречей и даже едой. Она проснулась, когда они уже заканчивали чаевничать.
— Мама! — послышался из комнаты требовательный возглас девочки, которая, не получив сиюминутного ответа, тут же принялась плакать.
Дед, а вслед за ним и Егор, с шумом отодвинув стулья, понеслись в комнату.
Маша стояла возле дивана и, для порядка вытягивая из себя не желающие выплеснуться наружу рыдания, терла кулачком еще совсем сонные глаза.
— Машенька! Проснулась, моя хорошая! — елейно, как заправская нянька, пропел дед, заставив девочку тут же сквозь слезы улыбнуться. — А ну иди сюда, малышка, — наклонившись, протянул он к девочке руки.
Маша, ни секунды не раздумывая, тут же поспешила к деду в объятия, искоса поглядывая на стоящего рядом с ним незнакомого Егора, который в этот момент подумал, что, скорее всего, дед является опекуном Калединых, а не наоборот, и тут же вслух высказал ему свое предположение.
— Ну что ты, Егорка, после того как Елена Васильевна с Сергеем Петровичем переехали в другую квартиру, Яночка с Володей мне ни в чем не отказывали! И было бы грех обижаться на них! А с Машенькой… Что ж, с Машенькой сидеть иногда и правда приходится! Но она такая славная девочка, что мне это совсем не в тягость!
«Да! — с грустью подумал Егор. — Возможно, в свое время мы не усмотрели в нем чего-то главного, как знать!»
Услышав шум за входной дверью, дед засуетился.
— Приехали, — сказал он и поторопил Егора: — Переодевайся, пора идти.
— Может, они зайдут? — робко спросил Егор, которому и впрямь не было никакой нужды смотреть на чужое горе.
— Во-первых, они нас уже пригласили, а во-вторых, на поминки, как правило, за ручку не приводят, и я не хочу, чтобы это выглядело как неуважение или как одолжение!
— Хорошо! — согласился Егор и, выдвинув свой чемодан из-под вешалки, вытащил светло-серый летний костюм и голубую рубашку. — Дед, включай утюг! — крикнул он. — Через пять минут я буду при полном параде!
Им предложили пройти к середине стола, и Егор, усевшись рядом с дедом, медленно обвел взглядом собравшихся людей.
Яна и ее родители с сидящей у Елены Васильевны на коленях Машенькой, которую они привели с собой и которая сразу бросилась к любимой бабушке, разместились прямо напротив них, рядом с двумя молодыми женщинами, скорее всего родственницами погибшего. Егор определил это по их красным, совершенно заплаканным лицам. «Похоже, сестры или племянницы, — подумал он. — А где же его родители?» И он, непонятно почему, принялся снова шарить глазами по сидящим за столом людям.
— Егор, чего тебе положить? — спросил дед.
— Ничего не надо, ты же меня накормил! — сказал Егор.
Дед взглянул на него с упреком:
— Съешь чего-нибудь, неудобно же сидеть перед пустой тарелкой! Да и закусить надо.
Пожилой мужчина, словно услышав слова деда, без всякого спроса, небрежным движением плеснул в Егорову рюмку водки, заполнив ее до краев. Егор хотел было сказать, что предпочел бы выпить вина, но наткнулся на строгий взгляд деда. Молодой бородатый мужчина, сидящий по другую сторону от Яны, приподнялся и, призвав собравшихся к тишине, произнес короткую речь о помине души погибшего.
— Кто это? — спросил Егор.
— Судя по тому, как похож на покойного Володю, брат, хотя прежде я никогда его не видел, — ответил дед.
— А где же его родители?
— Отец погиб в автомобильной катастрофе года три тому назад, кажется, а мама умерла от рака, когда Володя был еще совсем молодым.
Лицо Яны во время речи бородатого сделалось совсем бледным. Егор понял, чего стоило ей вот так стоически сдержать себя и не впасть в слезливую истерику. Он смотрел на нее, хотя прекрасно понимал, что как раз сейчас этого делать не стоит, но она неумолимо приковывала к себе его взгляд.
Поминки шли своим чередом, и после первого говорившего покойного стали поминать и другие. Поминальные речи и принимаемые после этого очередные дозы спиртного расслабили людей, и вскоре разговоры за столом зазвучали громче, смелее. Когда рюмка Егора в третий раз опустела, заботливый сосед тут же услужливо потянулся за бутылкой.
— Нет, нет, — успел упредить его на этот раз покосившийся в сторону деда Егор, — мне вполне достаточно.
Дед же в это время, утеряв бдительность, о чем-то беседовал со своей дородной соседкой, чему Егор очень обрадовался.
Вскоре собравшимся был предложен обязательный в таких случаях компот — первый признак окончания поминального ритуала, и Егор с дедом, опустошив свои стаканы, вслед за другими стали выбираться из-за стола. Они подошли к Яне, которая держала Машеньку на руках. Дед пожелал ей терпения и выдержки, забрал у нее девочку. Яна поблагодарила и пообещала зайти за девочкой вечером, как только закончатся поминальные хлопоты. А потом наклонилась и поцеловала старика в щеку.
— Спасибо вам, Егор Алексеевич! — сказала устало.
И только тут Егор увидел, как по ее щекам покатились слезы.
Свалившееся на Егора чужое горе отвлекло его от главной мысли, вертевшейся в голове: для чего понадобилось деду вызывать его в Москву с такой срочностью? Какова причина? Егор прекрасно видел, что здоровье деда, о состоянии которого они так беспокоились, не могло быть причиной, по крайней мере, внешне он выглядел, что называется, огурцом! Спросить напрямую? Не хотелось бы! Зная его непредсказуемый характер, совсем не хотелось бы! Да и неудобно. Ведь тогда выйдет, что он прилетел вовсе не потому, что соскучился.
Приближался вечер, а Егор все еще не позвонил родителям, которые тоже хотели знать эту самую причину срочного вызова внука, сейчас они наверняка волнуются, почему он не звонит.
«Придется все же спросить у деда, только как-нибудь корректно, — решил Егор. — Намекнуть как-то». Он направился в кухню, где Егор Алексеевич кормил Машеньку кашей. Остановившись в проеме двери и с удовольствием поглядывая на хорошенькую малышку, уплетающую свой пресный ужин, как бы между прочим сказал:
— Дед, мне маме с папой надо позвонить.
— Так чего же ты до сих пор не позвонил? Они, наверное, волнуются!
— Волнуются! И прежде всего о тебе.
Дед вопросительно взглянул на Егора.
— Угу! — утвердительно кивнул Егор. — Они не знают, что у тебя случилось, потому и волнуются.
— Понятно! Поди, думают, что я вот-вот копыта отброшу?
— Может, и думают, только я теперь вижу, тебе еще бить и бить этими копытами!
Дед улыбнулся.
— Так что же мне им сказать?
— А то и скажи! Здоров, мол, дед, а вызвал тебя срочно потому, что соскучился! Старческие причуды, скажи! Взбрело в голову старому дураку, он и позвонил!
