его замаслились, голова отяжелела. Он снял кеды, оставшись в носках, от которых, несмотря на кукольные размеры, шел плотный запашок.
Я подумала, что он захочет вымыться, набрала воду в канистру, отколупнула ногтем мыло, капнула пены.
Он наблюдал за моими приготовлениями, привалившись к стенке коробки и сложив руки на животе.
– Я вам тут ванну налила… Если захотите искупаться, – я пододвинула канистру и поспешно добавила: – Не стесняйтесь, я отвернусь.
Мужчина хмыкнул:
– Да смотри, если хочешь, жалко что ли. Давно, поди, мужика голого не видела?
Он разделся, ловко подтянулся, держась за горлышко канистры и нырнул, сверкнув пятками. Вода доходила ему до шеи, он намылил голову, отфыркиваясь, а утреннее солнце осветило стол, делая его похожим на пляж.
Я старалась не разглядывать своего гостя слишком пристально, хотя умирала от любопытства. Что у него внизу? Все как у нормальных людей или гладкое ровное место, какое бывает у кукол? Мужчина мылся шумно, с удовольствием, забрызгал пеной стол так, что я еще несколько дней ощущала привкус мыла в еде.
Я расстелила большой носовой платок, мужчина, не обращая на меня внимания, вылез из канистры, прошлепал босыми ногами по столу, растер спину платком, довольно похрюкивая, брызги от него летели во все стороны. Он поворачивался ко мне то одним, то другим боком, наклонялся, чтобы вытереть пальцы на ногах, бесстыдно подставляя моему взгляду свои причиндалы, как дитя на пляже.
– Одежда есть у тебя? – спросил он ворчливо. – Или мне голым ходить? Футболка, джинсы нужны, на мой размер.
Он говорил буднично, словно речь шла об обычной одежде, которую можно найти в магазине.
– А где… где вы покупаете себе одежду? – запнувшись, спросила я.
Он расхохотался.
– Я? Покупаю себе?
VII
На следующий день я зашла в «Детский мир» и выбрала набор кукольной мебели. Больше всего мне понравился трельяж, похожий на настоящий, но распаковав коробку, я едва не расплакалась от досады: зеркало в нем заменял кусок фольги.
Старую обувную коробку я выбросила, заменив на просторный фанерный ящик. Сняв верхнюю крышку, чтобы мужчина был виден как на ладони, устроила внутри спальню. Стенки ящика оклеила фантиками от конфет, поставила кукольную кровать с пологом и высокой спинкой, нарисовала окно, которое обрамлял плюшевый занавес, для чего без сожалений изрезала любимую кофту. На полу лежала медвежья шкура (кусок меховой опушки от жилетки), а на стене висела картина в раме (вкладыш из-под жвачки).
Я чувствовала себя настоящим дизайнером, пока вырезала, капала клеем, растирала указательным пальцем. С работы я летела как на крыльях, бежала к своему герою из обувной коробки, задыхаясь от счастья.
Пока я уснащала семейное гнездо пухом и блестками, мой гость сидел, брезгливо скривившись, не принимая участия в хлопотах. Я нашла мастерицу по интерьерным куклам, которая взялась сшить ему гардероб. Разумеется, я скрывала, зачем мне это нужно, и хитрая швея, сообразив, что дело темное и нужно к спеху, заломила непомерную цену. И я заплатила – есть сделки, заключая которые не принято торговаться.
Ждут ли нас те, кто не может уйти? Или просто заполняют время как пустоту, которую так и тянет набить до отказа чем угодно, даже ненавистью? Первое время, возвращаясь с работы, я находила мужчину сидящим на подоконнике, с наперстком, который он использовал в качестве рюмки, и к моему приходу был уже вполпьяна. Он дремал где угодно – возле цветочного горшка или на холодильнике, но только не в любовно обставленной мной спальне.
Меня это обижало, и я решила поселить его там насильно. В первый же день, запертый в ящике против воли, мой мальчик с пальчик разгромил мебель, сорвал нарисованное окно и растоптал занавески.
– Если ты еще хоть раз, еще хоть раз, – он раздувал ноздри, сжимая крохотные кулаки, – запрешь меня в четырех стенах, я уйду!
Хотя я ухмыльнулась, его слова напугали меня. Я врезала в дверь квартиры дополнительный замок, перед уходом проверяла, закрыта ли форточка, даже заткнула тряпкой вентиляционную решетку. На работе я то и дело трясла головой, отгоняя наваждение: мой мальчик с пальчик выбрался из ящика, проскользнул к двери незамеченным, ушел крысиными тропами. Что ему стоит встать у двери, карауля мой приход, держа иголку наперевес как шпагу? Как только я войду, он с размаху воткнет ее в большой палец моей ноги, благо на дворе лето, и я хожу в босоножках. Я взвизгну и на мгновение потеряю бдительность. Этого достаточно, чтобы он успел прошмыгнуть в дверь и брызнуть по лестнице, только его и видели. Его не ухватить цепкой пастью металлического совка, как пылинку на полу ткацкого цеха.
Когда мы завтракали вместе, я будто невзначай рассказывала, какой у меня зоркий глаз, ведь я, работая уборщицей на фабрике, видела каждый клочок мусора в дальнем углу, и от моего пристального взгляда ничто не укрывалось.
Мужчина хмуро молчал. Мне так хотелось узнать, какие мысли роятся в его голове, и будь на его месте действительно кукла, я бы подцепила ножичком черепную коробку, и заглянула туда, в еще один загадочный ящик, только сдвинь крышку.
А пока я радовалась, что моя квартира настолько мала, и даже мальчик с пальчик в ней как на ладони: если нет на столе, посмотри на подоконнике.
VIII
– Какая же ты женщина, – однажды сказал он. – Если у тебя даже духов нет.
– А тебе зачем? – я ела суп, пристально глядя на него. Я вообще не сводила с него глаз с тех пор, как приходила домой, боясь, что потеряю, как иголку в стогу сена.
– Вот у моей бывшей были, – его взгляд потеплел. – На туалетном столике целая шеренга стояла. Я ходил и флаконы нюхал.
– Она красивая была? – спросила я, перестав жевать.
– Ну такая, – он пожал плечами. – Ничего.
– А чего же она тебя в коробку засунула? Чуть не уморила до смерти? – спросила я. – Твоя красавица?
– Так получилось, – мужчина поерзал. – Дом расселяли, переезд. Она поздно спохватилась, уже машина приехала. А у нее ничего не собрано. Вот и сунула меня в коробку, чтобы грузчики не наступили. А потом забыла.
– Не оправдывай ее! – у меня перехватило голос от злости. Среди склянок с духами у его предыдущей владелицы был явно припрятан пузырек с серной кислотой. – Как можно забыть живого человека? Ведь ты мог погибнуть!
– Она балерина, – сказал мужчина, как будто это что-то объясняло, и в его голосе я уловила нотку гордости. – То есть она хотела стать балериной, поступила в училище, но
