поиске. Кстати, надо бы познакомить их с Ринатом и тем самым избавиться от колких замечаний, мол, боюсь, что уведут.
— Я ставлю свою метку, — рычит мой голодный зверь. — Не похоже, что ты по мне соскучилась, — резко разворачивает меня к себе и страстно целует в губы. Затем, подхватив вверх, сажает прямо на огромный ксерокс.
— Сломается же, — смеюсь я.
— Ты легкая… и сладкая… — шепчет в порыве страсти, расстегивая пуговицы на моей блузке.
— Ринат, вдруг кто-нибудь войдет, — пытаюсь вразумить его и вернуть пуговицы в петельки.
— Пусть! — отодвигая мои руки, бурчит он и впаивается в ложбинку у груди. — Хочу поласкать грудь. К киске своей не подпускаешь, дай хоть так получу удовольствие, — уже почти хрипит от учащенного дыхания.
— Ты сейчас только зря возбудишься, а потом будешь опять упрекать меня в моей жестокости, — я не оставляю попыток остановить его, хотя безумно хочу того, что он задумал.
Этот хитрый кот уже месяц медленно, но верно развращает меня. Еще месяц назад я не позволяла ему оголять мою грудь. Все наши «интимные» встречи заканчивались нежными поцелуями в губы и не более. А теперь он уже спокойно оставляет свои засосы на моем теле.
— Я уже возбужден и больше ждать не могу. Давай, сегодня же распишемся, — произносит он сквозь тяжелое и прерывистое от возбуждения дыхание.
Разговоры о замужестве всегда вводят меня в ступор. С Ринатом мы знакомы уже год, с тех пор как я устроилась в компанию в качестве переводчика. В первый же месяц я попала под яростный натиск его ухаживаний, но до последнего сопротивлялась этому чувству, боясь разочарования. До Рината у меня не было никаких отношений. Все мужчины, которые проявляли ко мне интерес, подсознательно приравнивались к Дамиру. В каждом из них я видела его. Мне казалось, что стоит только влюбиться и открыть душу, как в нее тут же плюнут. Но настойчивое и заботливое внимание Рината заставило меня поверить в любовь. Примерно три месяца назад я ответила ему взаимностью, с тех пор боюсь уже сама его разочаровать. Физически я все еще испытываю страх перед близостью с мужчиной. Каждый раз, когда он пытался склонить меня к сексу, у меня начинался приступ удушья — что-то вроде панической атаки. Вначале я даже не позволяла ему обнимать меня сзади, потому что мне все время казалось, что он тоже нагнет меня и заставит пережить тот ужас. Не зная, как объяснить ему свое состояние, я соврала, что являюсь девственницей. Ничего лучше просто в голову не пришло. Потом стала нести всякую ерунду, хотя это вовсе не ерунда, о том, что дорожу своей репутацией и не собираюсь становиться его любовницей. Масла в огонь подлила Аселька, заявив, что не позволит нам вступать в добрачные отношения, мол, знает таких морячков, которые поматросят и бросят. А я сделала вид, что очень боюсь свою тетю Асель. Ринату ничего не оставалось, как смириться с нашими требованиями и мучиться от воздержания. По крайней мере, так он сам говорит. Но подруги уверяют, что мужчины не терпят таких неудобств и аккуратно пользуются услугами искусных жриц любви. Даже если это и так, что я могу ему предъявить? Сама не подпускаю его к себе настолько, насколько он хочет, сама же избегаю разговоров о свадьбе и сама же безумно ревную его ко всем. Я люблю его. И больше всего хочу стать его женой.
Может, действительно, согласиться и последовать совету Асели — обратиться к психологу. Пока будем готовиться к свадьбе, я смогу избавиться от этого психологического барьера и страха.
— Давай лучше летом, — говорю, хватая его за голову и заставляя смотреть мне в глаза. — Сыграем скромную свадьбу. Боюсь, друзья и близкие не поймут, если мы распишемся втихаря.
Лицо Рината озаряется улыбкой, а глаза радостно сияют. Ведь я впервые поддерживаю разговор о свадьбе.
— Давай, сегодня распишемся, а летом сыграем нормальную свадьбу для друзей и родственников, — предлагает он. — Сколько можно тебе жить с Аселькой в ее однокомнатной квартирке. Она и сама рада будет, если ты свалишь, — ну прям «убедительный» аргумент он нашел.
Аселька меня так любит, что не исключаю, она и сама переберется со мной к Ринату.
— Сегодня? Смеешься, что ли?
— Да, а что тянуть? — не понимает он. — Я стану твоим законным мужем, и ты больше не будешь переживать по поводу запретных отношений. Я же вижу, что именно это не дает тебе расслабиться и вызывает панические атаки. Так это называется?
Если бы паника была только из-за этого… Как я ему скажу, что переживаю посттравматический синдром? И как объясню, что вовсе не девственница? Я же заметила, как гордо он заулыбался, услышав об этом. А позже он сам, выпив лишнего, проговорился, что как настоящий восточный мужчина должен быть первым и единственным мужчиной у своей жены, то есть меня. Даже если скажу, что была замужем, так ведь и не была же. Нет, он не поймет меня. Эта правда разрушит наши отношения, и я потеряю его. А я очень сильно его люблю и не позволю своему счастью ускользнуть от меня.
— Я согласна, — радостно шепчу ему. — Только не сегодня.
Мне ведь надо обдумать, как убедить его в том, что он мой первый мужчина. В том, что там все узко и не проходимо, я даже не сомневаюсь. Но должна же быть кровь. Не так ли? Восемь лет назад, находясь в шоковом состоянии, я даже не обратила внимания, была ли у меня кровь. Тогда мне казалось, что моя душа истекает кровью, а тело испачкано грязью. Меня не заботило, что я смываю под горячими струями воды: кровь или грязь. Я яростно смывала с себя свою прежнюю жизнь.
Мысленно считаю дни, чтобы определить последний день месячных.
— Давай 28-го, — предлагаю я.
— 28-го? — Рина недовольно скорчил рожу. — Еще целых две недели до 28-го. И почему именно 28-го?
— Бабка одна нагадала, — вру на ходу, — сказала, что если выйду замуж 28-го, то брак окажется счастливым.
— И ты веришь в эту чушь? — он буквально сморщился от негодования.
— Ну, 28-е — счастливое число для меня. Например, в университете по латыни мне попался 28-й билет, и я сдала его на отлично. А свой диплом я защитила в 28-м кабинете. Кстати, 28-го…
— Хорошо, хорошо, уговорила, — Рина уже понял, что я могу бесконечно приводить примеры своего суеверия. — Только пусть Аселька подготовит все бумаги. Не хочу тратить время на заполнение всяких бланков. Приедем и быстро распишемся.
— Есть, товарищ начальник! — отдаю ему честь. — Ты не
