а в висках чувствуется нарастающий пульс.
Конечно, перезванивать ему я не собираюсь.
Недалеко от сквера замечаю чёрную машину. Марки не видно, номера тоже. Понимаю, что это просто авто, что оно может принадлежать кому угодно, но ничего не могу поделать с волнами набегающего страха.
— Ром, пойдём уже, — запахиваю пальто и встаю с лавочки.
— Я ещё мороженое не доел.
— По пути доешь.
— Ну ма-а-ам…
— Не спорь со мною, пожалуйста.
Крепко беру сына за руку и иду в противоположную сторону сквера, подальше от того чёрного автомобиля. Понимаю, что это просто приступ тревоги, и мне бы стоит сегодня попросить у Яны рецепт на противотревожные препараты, пожалуй. Иначе я издёргаюсь вся. Ненормально же это.
Но когда я вижу, что эта самая машина начинает медленно двигаться параллельно нам, моя тревога тут же трансформируется в настоящую панику.
— Мам, а ты ещё на качеле покатать обещала, — капризничает Ромка.
— Позже, сынок, не сейчас, — уже почти тащу его, чтобы шёл быстрее, но его маленькие ножки просто физически не способны поспевать за мною. Из-за этого Ромка совсем начинает нервничать и вот-вот разревётся.
Я уже готова схватить его на руки и бежать, но он весит прилично, и далеко убежать так не получится. Поэтому, заметив боковую аллейку в сквере, я сворачиваю туда, продолжая идти быстро. На машину не оборачиваюсь.
Но едва мы с Ромкой выбегаем из сквера, чтобы перейти дорогу и пойти дворами, чёрный автомобиль едва ли не подрезает нас, перекрывая проход.
От страха у меня спирает дыхание и подкашиваются колени, я сглатываю и пячусь, но тут водительское окно опускается, и я вижу Севу. Он хмурый, как грозовая туча.
— Садитесь, — коротко кивает на заднее сиденье.
Я ничего не спрашиваю, то, что он приехал сейчас, уже радует. Просто молча помогаю забраться в машину Ромке, а потом и сама залезаю за ним на заднее сиденье и закрываю дверь.
Сева тоже ничего не говорит, замечаю его хмурый внимательный взгляд через зеркало заднего вида сначала на меня, потом на Ромку. Внутри пробегает дрожь, но я тут же себя успокаиваю. Нет, Сева не узнает ничего только по внешнему виду сына.
У нас с ним схожий тип внешности — оба белокожие и темноволосые. У обоих светлые глаза. Только у Севы голубые, а у меня зелёные.
Едем молча. Сева следит за дорогой, а я прижимаю к себе сына. Ромка немного растерян, но вроде бы не похоже, что напуган.
Я наблюдаю в окно, и понимаю, что едем мы не в квартиру Севы. Хотя, возможно, он переехал, я ведь не знаю этого. Жизнь его на паузе явно не была без меня. Пять лет назад он был главным тренером и управляющим в крупном фитнес клубе города, а сейчас у него уже своя собственная сеть, которая, как я прочитала в интернете, постоянно растёт и набирает обороты.
Сожаление скребётся в груди, отдавая тянущей болью.
Куда глядели мои глаза? Как можно было упустить такого мужчину? И дело не в его успешности, дело в нём самом.
Он настоящий. Без двойного дна, без подлости, без гнусности. Прямой, честный, открытый.
А я… идиотка. Не оценила ни его, ни его отношение ко мне. Когда поняла, что между нами всё серьёзнее, чем просто классный секс, я испугалась. Мне казалось, что человек с военным прошлым обречён на посттравматический синдром и мне это в жизни совсем не надо.
Любила ли я его тогда?
Нет, не думаю. Мне с Севой было хорошо, очень хорошо, тело на него реагировало, по коже возбуждение иголками рассыпалось, когда прикасался ко мне. А когда и в груди что-то шевельнулось, я поняла, что влюбляюсь, и мне стало страшно.
Однажды утром я встала, пока он ещё спал, решила повесить на крючок его упавшую куртку, а потом увидела, что из кармана выпала бархатная коробка. В ней было кольцо…
Я за пять минут собрала вещи и уехала. Написала уже из электрички “прости”.
Знаю, что это был ужасный поступок, что нужно было хотя бы поговорить, глядя друг другу в глаза.
Но я струсила.
Подъезжает Сева к большому новому жилому комплексу. Раньше, когда я ещё жила здесь, его не было. Но Краснодар растёт быстро, моргнёшь — уже новый район с высотками. Чего уж говорить про пять лет почти…
И лишь когда он паркуется, замечаю, что Ромка-то уснул, умостившись у меня на коленях.
Сева обходит машину и открывает дверь возле меня.
— Идём, — кивает.
— Минуту, — осторожно перехватываю сына, — Ромка уснул.
Выбираться из машины с почти двадцатикилограммовым спящим ребёнком на руках сложновато, поэтому сначала аккуратно выставляю наружу ноги, потом придвигаюсь к краю сиденья.
— Давай мне, — говорит Сева и перехватывает Ромку.
— Спасибо, — отвечаю негромко, а у самой всё внутри в узел завязывается.
Он держит ребёнка на руках так уверенно, так надёжно, как… как настоящий его отец. Будто чувствует, что так это и есть.
А ведь так всё и могло быть, если бы не дурость моя…
Сева широким шагом с ребёнком на руках идёт к подъезду дома, а я молча семеню за ним. Ничего не говорю и ничего не спрашиваю. И даже надежду, вспыхнувшую внутри, стараюсь сдерживать и не давать ей разгореться. Чтобы потом не обжечься.
Заходим в подъезд, идём мимо консьержа и поднимаемся на лифте на четырнадцатый этаж. Лифт скоростной, но эти полминуты, пока едем, вся кожа покрывается мурашками рядом с Севой. Тону в его запахе — смеси туалетной воды и чего-то такого… знакомого… лично его. Во рту пересыхает мгновенно от волнения.
— Входи, — командует Сева, одной рукой удерживая спящего Ромку, а второй открывая дверь.
Сам он прямо с порога идёт в комнату. В спальню. Кладёт Ромку на широкую массивную кровать. Сын вздыхает, но не просыпается. Устал за сегодня, вчера днём не получилось уложить его, и ночью тоже спал как-то плохо. Теперь отсыпается.
— Одеяло есть в шкафу, — кивает на вмонтированный в стену шкаф с зеркальными дверями, а потом выходит из спальни.
Я осторожно, чтобы не разбудить, стаскиваю с Ромы кроссовки, расстёгиваю курточку. Решаю не укрывать, он ведь в одежде уличной, и так тепло ему.
Тихо выхожу из спальни и прикрываю двери. Сердце ускоряет ритм, потому что я понимаю, что сейчас мне предстоит разговор с Севой. И я очень надеюсь на его помощь.
Потому что больше не на кого…
Квартира у Севы огромная. Большая светлая гостиная с окнами до пола, судя по дверям, три
