Я не могла успокоитбая, тело знобило, а в груди пекло. Ещё десять минут, и я зайду в комнату, в которой все стоит на тех же местах, как я оставила. На столе лежит «Грозовой перевал», на спинку стула накинуто белое платье, косметика рассыпана по кровати. Очень спешила, не успела убрать. Дурочка.
Главное не застать родителей, не хочу их сейчас видеть, никого не хочу видеть.
— Маша, — слышу быстрые шаги сзади, — Ты куда пропала, мы тебя потеряли.
Только его тут не хватало. Поравнявшись со мной, Зуев заградил мне путь и смотрел с растерянностью.
— Что случилось?
Я молчала в ответ, опустив глаза, не хочу на него смотреть.
— Почему ты молчишь? Маша! Что произошло? — Не молчи же, кто тебя обидел?
Я сделала несколько шагов назад, для того, чтобы развернуться и как можно быстрее удалиться и ничего ему объяснять, но в какой- то момент в моем сознании что-то щёлкнуло, и я пошла прямо на него.
— Что ты ходишь за мной? Что тебе вечно от меня надо? Перестань унижаться. Ты не видишь, что совсем мне не интересен? Посмотри на себя, ты жалкий, глупый, бесперспективный отброс, — мой голос звучал очень жестко и холодно, а слёзы, наконец-то, перестали литься из глаз, — Как тебе пришла в голову мысль, что у нас может что-то получиться? Мы с тобой на разных ступенях развития, между нами пропасть, понимаешь? Я никогда тебя не полюблю. Найди себе кого-то своего уровня, а меня оставь в покое!
Он ошарашено посмотрел на меня, на его лице отразился целый букет чувств: удивление, тревога, боль, но главное- разбитые надежды. Сейчас мне хорошо знакомо это чувство.
Я решила не дожидаться ответа, шагнула вперёд, толкая его плечом, и поспешила к своему дому. Мне совсем не было его жалко, жалко мне было только себя, потому что все, что он сейчас услышал, я говорила не ему, а именно себе. Я не могла уместить в себе всю боль, которая на меня обрушилась, она была больше меня. Зашла в квартиру, опустилась на кровать и завыла.
Глава 37
Маша
Я лежала в кровати и пустым взглядом смотрела в потолок, чувствуя полное истощение. Я не знала сколько прошло дней, может быть два, а может быть целая неделя. Не было сил ни вставать, ни плакать, аппетит окончательно пропал, а мой внутренний аккумулятор полностью разрядился. Я была на нуле.
Лежала и слушала, как мама в соседней комнате громко кричит и жалуется отцу на свою непутёвую дочь.
— Я говорила тебе, из неё не вырастет ничего хорошего, пороть ее надо было, а не в одно место заглядывать!
Мать верещала на всю квартиру, швыряя какие-то предметы. Предметы ударялись об пол, и этот звук эхом звенел в моей голове.
— Это позор! Я всем друзьям и соседям рассказала, что она поступает в медицинский, а эта зараза просто обманула нас! Как я теперь людям буду в глаза смотреть?
Отец молчал, наверное, сам боялся попасть под горячую руку и сидел тихонько.
— Вот, что теперь делать? Пойдёт дворы мести или устроится продавщицей в супермаркет? Или дальше на нашей шее будет сидеть? Позорница! Ничего же абсолютно из себя не представляет, а гонора, как у мисс мира!
Слёзы тонкой полоской снова скатывались из моих глаз. Я и так была полностью сломлена и раздавлена, а теперь, слыша ее слова, мне казалось, что меня режут на маленькие кусочки, медленно и без наркоза. Почему ты не видишь, что мне и без твоих слов очень плохо, мама? Ты вбиваешь гвозди в крышку гроба.
— Возомнила себя великой певицей, посмотрите-ка! Таких певичек в каждом городе вагон и маленькая тележка! Правильно, зачем работать, когда можно задницей крутить?
Тут во мне снова что-то щелкнуло, я подскочила с кровати, резким движением ноги распахнула дверь комнаты и выбежала в коридор, краснея и тяжело дыша.
— Да, мама! Я всю жизнь мечтала, как ты говоришь, крутить задницей! Всю свою жизнь! А ты рушила мою мечту, тюкала меня, запрещала делать то, что мне нравится! Я иногда смотрю на тебя и думаю, таким людям как ты, нельзя иметь детей, чтобы они не стали моральными инвалидами!
Я сорвалась на неконтролируемую истерику, вскидывала руки и громко кричала на всю квартиру.
— Что бы я не делала, как бы я не старалась, тебе все было плохо! Ты хоть раз похвалила меня? Ты вообще знаешь хоть что-нибудь обо мне? Какие книги я люблю, какой мой любимый предмет в школе, о чем я мечтала, когда была маленькой? Ты знаешь, что я страдаю от булимии уже несколько лет?
Мать сжимала в руках пульт от телевизора и смотрела мне прямо в глаза, испуганно вжав плечи в шею.
— Что бы я не делала в этой жизни, я делала для тебя, мама! Я хотела доказать тебе, что я могу чего-то добиться, хотела обратить на себя внимание. Я просто хотела, чтобы ты меня любила!
По моему лицу катились огромные слёзы. Каждое слово, срывавшееся из моих уст, отзывалось горячей болью в сердце. Я кричала от отчаянья и горечи непонимания.
— А я разве не любила тебя? — мать разрыдалась и швырнула пульт в стену, — Как у тебя язык поворачивается такое говорить?
Мы же все для тебя делали, у тебя всё было, всё! И одежда, и игрушки, всегда сытая, опрятная!
— Да! — вырвался крик из моей груди, — Одетая, обутая, но не любимая. Для тебя проявить любовь, это купить необходимые вещи и проверить дневник. А я всего лишь хотела поддержки, чтобы ты верила в меня, чтобы гордилась мной! Чтобы мы могли разговаривать по вечерам обо всем на свете, и я не боялась показать себя такой, какая есть на самом деле! Я всего лишь хотела немного теплоты…
Я снова не могла держать себя в руках, меня колотило и трясло, я начала всхлипывать и заикаться от истерики. Мать села на диван, уставилась в окно и демонстративно рыдала, даже сейчас она умудряется выставить меня виноватой. Отец тихонько вжался в угол с круглыми глазами на пол-лица и переводил взгляд то на меня, то на мать.
Я бросилась в свою комнату, распахнула дверцы шкафа, вытащила от туда большую спортивную сумку и стала сваливать внутрь все, что попадалось под руки. Деньги! Нужно обязательно взять подарочные деньги и документы! Я горько всхлипывала, трамбуя вещи ногой.
В комнату вошла мать.
— Ну куда ты опять собралась? — устало сказала она.
— Я больше не хочу оставаться с тобой рядом ни на минуту! Ты убиваешь меня! Заведите себе нового ребёнка, который, возможно вас не разочарует!
Я протиснулась вдоль матери, волоча за собой тяжелую сумку, и бросила ей под ноги ключи от дома. Вышла из подъезда и побрела.
Куда мне теперь идти? Как я буду жить? Где мне ночевать? В голове крутилась тысяча вопросов, и я дрожала от страха. На улице вечерело, дул прохладный свежий ветерок, я села на скамейку в парке и попыталась успокоиться. Ничего не выходило, меня до сих пор била мелкая дрожь и зубы стучали друг об друга.
На соседней скамейке сидела малышня лет по десять, они косились на меня и перешептывались.
— Вы ещё долго будете тут сидеть? — я обратилась к ним.
Они испугано замолчали.
— Присмотрите за сумкой, я сейчас приду.
— Ага, а если там взрывчатка! — недовольно протянул сопливый смельчак.
— Там одежда, я из дома ушла.
— И куда же ты пойдёшь? — сочувствующе сказала девочка с тоненькими косичками.
— Не знаю… Присмотрите за вещами? Мне нужно сходить в магазин.
Малышня закивала, я поднялась со скамейки и зашагала к выходу из парка. Почти у самый ворот, через дорогу, находилась аптека. Я зашла внутрь и забегала глазами по витрине в поисках какого-нибудь хорошего препарата, но натыкалась только на средства от больного желудка и простуды. Когда фармацевт освободилась, я наклонилась к окошечку.
— Дайте, пожалуйста, какое-нибудь сильное успокоительное.
Она подозрительно смотрела на меня, вид у меня был не самый лучший.
— Успокоительное продаётся по рецепту.
— Дайте все, что можно купить без рецепта.
Фармацевт буравила меня взглядом, вместо того, чтобы молча отпустить товар.
— Ты что это задумала? — она щурила глаза.
— Да ничего я не задумала, — вздохнула я, — плохо мне! Никак не могу успокоиться!
