Собственно, после этого маме оставалось только смириться и получить удовольствие.
У нее на тот момент, кажется, даже жених имелся…
Отца мало беспокоили незначительные детали.
Тем более, что их можно было оперативно решить. Чем он и занялся.
В итоге из деревни он уезжал женатым. А мама — уже со мной в животе.
Тимурка на этой истории, всегда повторявшейся на совместных праздничных застольях, фыркал. А отец говорил, что придет его время. Наше время.
Тимурка указывал на мой неудавшийся брак и на своих баб и говорил, что на нас природа отдохнула. Да и такую, как мама, теперь днем с огнем. А не такую — нахрен надо.
Отец только усмехался.
Сабрину он изначально не принимал, считая пустоголовой куклой, и, в принципе, оказался прав.
Потому и считал, что первый блин комом и все такое.
Я не разубеждал, но про себя давно решил, что самая верная моя баба — это моя работа. Мой холдинг. Самая благодарная. Та, что не предаст. Бабло и нервы, конечно, тащит, но куда деваться? Женщины…
И вот сегодня, не умея отвести взгляда с маленькой фигурки рыжей девчонки, на удивление правильно смотрящейся в габаритах моего дома, я вспомнил слова отца… И дрожь пробила по телу.
Прав ведь он.
Реально прав.
Может, все не так пафосно, и насчет того, чтоб сразу жениться и так далее… Но я понял, что вообще не хочу русалочку отсюда выпускать.
Хочу, чтоб она тут была, рядом.
Чтоб я каждый день ее тут видел.
Хочу и все.
А если хочу… Значит, буду делать все для достижения своих хотений.
Я собирался показать ей дом, посмотреть на ее реакцию на интерьер, на планировку, вообще, посмотреть на нее.
Поговорить, наконец.
Хотя, в принципе, ситуация по недавней сцене в барчике была вполне понятна. Тимурка, несмотря на то, что до этого нехило косячнул и свой косяк должен был серьезно замаливать, не смог этого сделать. Отвлекся, наверно, на эту боевую мышь, а русалочка моя, не будь дурочка, свалила. Хорошо, хоть недалеко.
Сначала к себе, а потом на работу.
И работала ведь!
Потом вышла на обед, и опять не одна! Вот вопрос с ее спутником я еще собирался разъяснить.
Ясное дело, что не у меня одного глаза имеются, прыгающие вокруг нежной рыжей козочки мужики тоже были вполне понятны. Но нежелательны.
И это как раз тоже было одной из причин, почему я хотел бы ее оставить здесь, рядом с собой.
Чтоб не пялились лишний раз.
Я осознавал, что сейчас не крепостное право (а жаль!), и что у русалочки может быть свое мнение на эту тему… Но это мнение можно было принять во внимание. И только.
Для того, чтоб проработать его в правильном направлении.
На все это требовалось время. Нам вообще требовалось время и терпение для того, чтоб немного прояснить ситуацию друг с другом.
Реакция на меня у русалочки была не особо правильная, даже, наверно, вообще неправильная, и это раздражало.
Я видел, что она ко мне явно не равнодушна, я же не дурак, понимаю, когда женщину привлекаю. Ее зрачки расширенные, румянец на щеках, дыхание взволнованное… Да и то, что она, в итоге, не сопротивлялась, позволила мне сделать с собой все, чего так хотелось…
Это было правильно и приятно грело.
Но вот то, что происходило дальше…
Ну понятно, поначалу испугалась и убежала. Я сам хорош, дурака кусок, отправил к ней Тимурку. Тимурка у нас — кто угодно, только не переговорщик. Не дипломат. К тому же ходок. Не к моей женщине, конечно, но всех вокруг осчастливить — вперед и с песней.
Вот и словил ответочку.
А я никак отвлечься не мог!
Работа, стерва, видно ощутив внезапно возникшую конкуренцию, властно припахала в свои объятия.
В итоге я провозился полдня, а потом еще и поймал нехилый приход, увидев свою русалочку не там, где она должна быть, то есть, у меня в квартире, а обжимающейся в лифте с посторонним сосунком.
А Тимурка, пес, даже не рассказал мне историю своего феерического проеба. Клялся потом, когда мы объезжали округу в поисках русалочки, что не успел, что малышка все равно никуда не делась, работать пошла, трудоголик маленький, и, типа, у него все под контролем.
По роже не словил только потому, что вовремя пригнулся. Ну и я на серф округи отвлекался, не до брата-мудака было.
Я с ним, естественно, про это позже поговорю, когда немного в себя приду.
Что-то многовато в последнее время у него таких нестыковок. Расслабился парнишка. Ничего, напрягу по самое не балуйся.
С Викой он сработал оперативно, конечно, мне даже не пришлось вмешиваться.
Просто развернул ее и на глазах у всего холла жестко приказал сдать пропуск и в течение часа передать дела заместителю.
И парнишку к ней толкового приставил, чтоб она именно своим делом занялась, а не моталась по всему офису и не портила воздух.
Вика, конечно, пыталась его обогнуть и добраться до меня, но мне к тому времени было на нее глубоко похер, у меня перед внутренним взором только огромные глаза русалочки стояли.
И инстинкт охотника бушевал.
Сбежала, хитрая такая, под шумок.
И взглядом меня наградила очень даже говорящим. Пугливо-тоскливым.
Этот вопрос тоже надо было прояснять. Хорошо, что удалось это сделать быстро. Вика, сучка… Маловато я как-то ей внимания уделил при расставании. Ничего, поправлю.
Вот более серьезные вопросы решу — и разберусь со всем второстепенным.
Получается, мое решение привезти русалочку сюда было самым правильным.
Подальше ото всех.
Вот только я свою выдержку переоценил.
Думал, что смогу удержаться, смогу просто поговорить.
Но русалка неожиданно подала голос.
И это толкнуло за грань.
Когда невозможно молчать. Часть 2
Мне было тринадцать, когда это случилось.
Кажется, ничего особенного, обычный день…
Я гуляла с сестрой во дворе и в один момент увидела, как к ней подбегает здоровенная незнакомая собака. Меня поразило, что у псины была вся морда в какой-то пене, да и вообще странное поведение. Ее мотало из стороны в сторону, глаз за колтунами на косматой башке не было видно.
А мы как раз накануне в школе на ОБЖ проходили признаки бешенства у животных.
Я смотрела, как к сестре, мирно играющей в песочнице, несется псина, роняя с языка тягучие белые слюни, и понимала, что ничего не успеваю. Слишком далеко нахожусь. Не добегу! Сейчас сестренка поднимет голову, увидит собаку и закричит…
Сердце зашлось диким стуком… И я поняла, что кричу. Громко, очень громко, как никогда в жизни не кричала!
Кричу и машу руками!
Сестренка подняла голову от песка, повернулась на мой крик и удивленно скривила губки, готовясь заплакать.
Собака, уже заметившая меня и потрусившая в нужном направлении, опять посмотрела на маленькую девочку в песочнице.
Тогда я закричала еще громче. И побежала в сторону собаки.
Больше я ничего не помню. Бросок собаки, боль от укуса и мои попытки отвести от себя оскаленную дикую морду истерлись из памяти.
Пришла в себя в больнице. Голос был сорван, но в тот момент никто на это не обращал внимания. Проводилось полноценное лечение от бешенства, на кону стояла моя жизнь, а потому на все остальное просто не было времени.
А затем, когда я пришла в себя и попробовала говорить… Не получилось выдавить ни звука.
Опять были обследования, лечение, теперь уже психотерапевтическое, потому что с речевым аппаратом у меня все было нормально.
Я все слышала, все понимала. А вот говорить не могла.
Еще год я ходила к различным врачам, со своим диагнозом «психогенный мутизм». Большинство специалистов утверждало, что со временем способность разговаривать ко мне должна вернуться.
Но вот когда… Обычно сроки ставили от нескольких месяцев до года, а затем случай считался уже вне лечения.
Вот так я и оказалась вне лечения.
У бабушки в деревне как раз поселилась тетя Маня, которую все считали ведьмой, и мама начала меня туда возить все чаще, а затем вовсе оставила на два года, переведя в деревенскую школу.
