Не помню, как занимаю столик напротив. Жадным взглядом продолжаю буравить утончённую фигурку Пуговицы. Ещё днём я держал её в своих руках! Вдыхал аромат. Целовал сладкие губы. И что сейчас? Видимо, это моя судьба – созерцать чужое счастье со стороны!
А между тем Царёв откидывается на спинку кресла и, задрав к потолку голову, наконец перестаёт трещать. Внутри, там, где обычно живёт душа, зарождается робкая надежда на чудо. Я хочу верить, что Румянцева наконец вспомнит обо мне! Но вместо этого она облизывает губы и, отодвинув бокал, несмело наклоняется к Артуру. Вишенкой на торте становится её ладонь, которой Пуговица ненароком накрывает жилистые пальцы Царёва.
Не помню, как поднимаю руку и подзываю официантку, но включаю всё своё обаяние, чтобы добиться цели. Уже через пять минут возле моего столика вырастает аппетитная фигура Кравцовой в блестящих шортах и ничего не скрывающем топе. Чёрные волосы. Карие глаза. Броский макияж. Передо мной типичная стриптизерша, готовая за деньги если не на всё, то на очень многое. Разумеется, девчонка меня не узнает. Точнее, поначалу вглядывается в моё лицо, но уже через минуту понимает, что обозналась, и начинает вилять упругой задницей перед моим носом. А я даже не думаю её тормозить… Врубаю в себе Филатова. Того самого! Очаровательного мерзавца и повесу! И откровенно наслаждаюсь зрелищем, масляным взглядом лаская прелести Кравцовой.
Я хочу, чтобы Аня меня наконец увидела! Чтобы испытала на себе хотя бы сотую долю моего безумства! Но видимо, сегодня не мой день…
Стоит Кравцовой завершить приватный танец, как понимаю, что проиграл. За столиком напротив нет ни души.
Достаю из кармана всё, что есть, чтобы расчитаться с девочкой, и пьяной походкой валю из этого проклятого клуба. Хватит! Наигрался!
Не различаю лиц. Больше не чувствую боли. Забываю про ветровку. И ныряю в прохладную ночь, как в прорубь. Алчно втягиваю носом спасительный кислород и запрещаю себе думать об Ане. Но стоит мне только свернуть к небольшой парковке, как снова слышу её голос.
— Артур, не надо! — запыхавшись, просит Румянцева.
Сквозь блёклое сияние уличного фонаря пытаюсь разглядеть, что происходит, и продолжаю идти на её голос.
— Царёв! Прекрати! — отчаянно просит, пока подбираюсь ближе.Понимаю, что должен ускориться и вмешаться, защитить дурёху, несмотря на жгучую обиду, но в то же время боюсь в очередной раз остаться в дураках. Кто его знает, быть может, брыкания Румянцевой всего лишь часть любовной прелюдии…
Наверно, поэтому замираю возле старого внедорожника, оставаясь в гуще событий, но в укрытии. Ощущая дикую тревогу за Пуговицу, я все же не спешу лезть на рожон.
— Хватит ломаться, Ань! Ну сколько можно? — утробно рычит Царёв, прижимая Румянцеву к пассажирской дверце своего авто. Его руки бесстыдно скользят по лицу моей девочки, спускаясь ниже, а я мысленно выбиваю ему все зубы. Он лишится их, даю слово, если только Румянцева не играет…
— Я не люблю тебя! — голосок Пуговицы тонкий, надтреснутый. — Ты же знаешь, Артур!
— А кого любишь? Баяниста своего? — гремит Царёв и наконец отходит от Ани. По всему парень взбешён, но мне его не жаль!
— Неважно! — вертит головой Румянцева. — Просто давай разойдёмся! Я весь вечер тебя об этом прошу!
— Аня, ты дура? — Царёв заходится в противном смехе. Впрочем, в Артуре противно абсолютно всё! — Разве не видела, как твой болезный радовался встрече со своей ненаглядной Яной?
— Это ничего не меняет! Я тебя не люблю!
— Ты же обещала, Ань! Дала мне слово!
— вопит Царёв. — Я нашёл Кравцову для твоего подопечного! Всё, как ты просила! Теперь дело за тобой! Ты обещала дать нам шанс! Обещала, чёрт побери!
— Я не могу! Я ошиблась! — всхлипывает Пуговица, всмятку разбивая моё сердце. Слышать её такой беспомощной и отчаявшейся выше моих сил. — Прости!
— Простить? Ладно, — обманчиво мягко соглашается Царёв, а сам снова заключает девчонку в кольцо своих рук. — Только сначала я получу своё! За всё в этой жизни, Анечка, нужно платить. За чужое счастье в том числе!
Румянцева снова начинает вырываться, а я впадаю в амнезию… Не в ту, от которой в голове шаром покати… А в ту, когда забываешь о границах дозволенного, о камерах на здании клуба, охранниках, последствиях…
Моя накопленная злость в один миг вырывается на свободу. Кулаки горят от яростных ударов. А хруст сломанного носа Царёва кажется слишком тихим и недостаточным, чтобы самому себе сказать «Стоп». Я наказываю подонка за каждую пролитую Аней слезинку, за чёртов уговор, заведомо нечестный и подлый, за свою боль и едва не потерянное счастье! Меня не трогают глухие стоны Царёва. Это только на словах он смелый и непобедимый. Сейчас же валяется у Анькиных ног и завывает от боли.
— Илья! Пожалуйста, остановись! — сквозь непролазные дебри помутнённого сознания, слышу любимый голос. Через тонкую ткань рубашки ощущаю нежные касания девичьих рук. И постепенно прихожу в себя.
— Илья! — Аня жмётся ко мне всем телом, горячими шёпотом согревая спину. — Не надо! Он того не стоит…
И я киваю. Отхожу от побитого тела Царёва и, развернувшись, перехватываю Пуговицу в свои руки. Едва совладаю с дыханием и никак не могу подобрать уместных фраз. Да наверное, они и не нужны. Не сейчас, когда глаза Румянцевой выразительнее любых слов.
— Эй, вы там! А ну, стоять! — грубый бас местного охранника бесцеремонно нарушает волшебство момента. И не то чтобы мы пытались бежать, но здоровяк, сам того не ведая, подаёт мне идею.
— Садись в машину! Живо! — командую, подталкивая Румянцеву к тачке Артура, а сам без зазрения совести достаю ключи из кармана Царёва. Они ему всё равно нескоро теперь пригодятся.
— Пристегнись, Пуговица! — кричу на взводе, когда бугай с резиновой дубинкой в руках подходит ближе. А потом газую со всей дури, пробкой вылетая с парковки и увозя с собой своё счастье!
Адреналин зашкаливает. Взволнованное дыхание Румянцевой по правую руку побуждает ехать быстрее. Незнакомые проспекты. Узкие улочки. Мигающие жёлтым светофоры. Я хочу увезти свою девочку туда, где больше никто не сможет нам помешать. А ещё не могу сдержать улыбки, ощущая на себе взгляд бесконечно любимых глаз. Но наверное, Анька не будет собой, если снова всё не испортит.
— Илюш! — испуганно шелестит, цепляясь за поручень. — А у тебя права-то есть?
Глава 18. Стоп-слово
Фил. Усмехаюсь и щёлкаю разбитыми пальцами по оплётке руля.
— Это единственное, что тебя сейчас волнует, Румянцева?
Совершенно точно – я влип! Под натиском эмоций глупой рыбёшкой попался на крючок.
— Соколов! — не унимается Пуговица. — Где ты научился водить?
Аня опять включает в себе строгую учительницу и буравит меня взглядом. Ну вот и что я должен ответить? Здесь и сейчас не самое время для правды, а врать уже осточертело. А потом вспоминаю, что по легенде я всё ещё страдаю от амнезии.
— Не знаю. Наверно, в автошколе, как и все, — мотаю головой, крепясь не рассмеяться, а сам начинаю вихлять по дороге, мол, не так уж хорошо и вожу.
— Автошкола? В Дряхлово? — недоумение с лица Румянцевой можно есть ложкой. И она, чёрт возьми, права!
Вечно я забываю, что Соколов — простой деревенский мальчик, да ещё и младше меня на пару-тройку лет.
— Я понял! — хлопаю по рулю и от волнения проезжаю очередной перекрёсток на красный. — Нас наверняка учили водить трактор или комбайн. Знаешь, профориентация там всякая!
Выдыхаю с облегчением: отговорка получилась вполне себе сносной. Правда, Румянцева, похоже, не верит. Можно подумать, она хоть раз сидела в тракторе!
— Не переживай, Анют, — небрежно отмахиваюсь и снова нарушаю ПДД, на сей раз едва не сбив дворнягу на пешеходном. — Здесь всего две педали — это проще пареной репы!
Хотя по количеству штрафов, которые в скором времени, я уверен, прилетят почтовым приветом на адрес Царёва, уже и сам начинаю сомневаться в способности управлять тачкой.
