свои идеальные бедра простыней, и этим еще более усилив свое сходство с олимпийским божеством. А я едва не взвыла – ну надо же ему было появиться именно сейчас!
– Прэлестно. Просто прэлестно, – зашипела его невеста, окатив меня взглядом сузившихся змеиных глаз. – Смотри, Аида, какая Юлечка хорошая девочка. Шлюха!
Резкий удар обжег мою щеку, и я почувствовала, как слезы заливают мое лицо.
– Марта, прекрати сейчас же! – голос Захара резанул воздух, он перехватил тонкую руку Марты, занесенную для нового удара.
– Что, убьешь меня, как когда-то свою беременную невесту? – безумно захохотала Марта. – Ты же поэтому так не любишь ездить к своей тетушке, да, дорогой? Думал, похоронил прошлое? А вот хрен тебе, котеночек! Что смотришь? – хмыкнула разошедшаяся фурия, обращаясь ко мне. – У тебя тоже, поди, рыльце в пушку? Ты знал, Захар, как наша жирная красотка тебя ласково называет, в разговорах с идиотками-подружками? О, это крайне интересно! Она тебя «дичью» зовет. На тебя открыли охоту, Завьялов! И повод-то пустяковый – наша мясистая фея обиделась на тебя за какую-то глупость и решила отомстить. Да, дорогуша? И чего ты молчишь? А знаешь, кто мне все рассказал? Твой дурачок шофер. Я всего лишь припугнула глупого Севу увольнением, и он все мне выложил. Только умолял работу ему сохранить, ему же мать кормить надо и братца маленького. Один он у них добытчик. Классная мотивация, правда?
Захар молчал, просто закаменев, стоял на одном месте, с болью глядя в пространство. Верно говорят, словами можно ранить. И в его жизни было что-то такое, что сейчас совсем сломило этого сильного мужчину, и мое глупое предательство только усиливало эту его боль – я поняла это по глазам, полным боли, глядящим сквозь меня. Аида, прикрыв рот ладошкой, тихо плакала. А я до боли сжала челюсти, рискуя в пыль скрошить зубы. Надо же, гадина какая, и как только земля таких носит? Знает, на чем сыграть можно. И на Севу я не злилась, мне даже жаль стало честного парня.
– Это правда? – спросил Захар и горько ухмыльнулся. – Значит, это все простой фарс? Просто реванш обиженной женщины? Что ж, тебе удалось заманить дичь в свои силки. Радуйся. За что только, мне непонятно, ты так на меня озлилась?
– Захар, это глупости все, – вякнула я, но он уже пошел к выходу, и я поняла бесполезность своих объяснений.
Такие, как он, не прощают оскорблений, а я своими действиями не просто его оскорбила. Унизила. Боже, какая я дура! Завьялов, не оборачиваясь, пошел к выходу, не заботясь о том, что из одежды на нем только моя простыня и дурацкие шлепанцы в цветочек, невесть как оказавшиеся в моей прихожей. Наверное, мама забыла. Господи, какие глупые мысли! Мне бы нужно бежать за ним и умолять о прощении, а я думаю о дурацких тапках! Из ступора меня вывел визг Маруси. Собачка плакала, вертясь на одном месте, пытаясь увернуться от остроносой туфли Марты. Бедная мопсиха, ее не били никогда, это все равно что ударить младенца.
– Убери эту тварь! – брезгливо выплюнула злюка, со всей силы пиная собачку в толстый бочок.
– Сама ты тварь! – выдохнула я, чувствуя, как на глаза мне падает красная пелена, и испугалась.
В таком состоянии я обычно наворачиваю такого, что потом с трудом перелезаю. Помню только уже, как держу эту гадину за шиворот и волоку ее по прихожей под стенания и увещевания тетки Аиды. Может, мне показалось, что в ее уговорах мелькали нотки радостного согласия с моими действиями?
Захлопнув дверь, я сползла по стене, не в силах справиться с бетонной плитой отчаяния, обрушившейся мне на плечи. Он не простит меня, он гордый и он настоящий мужчина. Я и сама не могла простить себя, и Люсю с ее дурными идеями, и даже Катьку. Что ж, не жили богато, не фиг начинать. Он женится на Марте, она родит ему наследника, и все забудется. И что за чушь она несла, что Захар кого-то убил?
Я упала на пол у двери, свернулась в клубочек, прижала к себе все еще плачущую Марусю и закрыла глаза. Жить не хотелось совсем, а вот поесть – очень даже. Да и холодно стало – из-под двери дуло. И в халате крайне неудобно лежать на пороге, и вообще надо что-то просто делать, иначе можно сойти с ума, а это в мои ближайшие планы не входило. Зрелище-то плачевное будет. Толстая сумасшедшая тетка.
– И чего ты ревешь теперь? – спросила меня Люся, прихлебывая выдохшееся шампанское прямо из горлышка бутылки. – Главное, что жертва уже побывала в твоих цепких ручонках. Теперь у нас сто способов заставить его стать шелковым.
– Люся, я никого не собираюсь заставлять, и бога ради, не зови его жертвой, и дичью тоже не надо, – тихо сказала я, кутаясь во все еще пахнущий терпким мужским ароматом халат. – Он ушел, понимаешь? И больше не вернео-о-отся! – уже не сдерживаясь зарыдала я.
– Ничего. Не реви. Вернется, как миленький, – твердо пообещала Люсьен, стрельнув злым взглядом на молчаливо жмущуюся к стене Катьку, за все время не проронившую и слова. – А все кавалер твой болтливый виноват, – поперла она на несчастную с яростью носорога. – Я вырву ему язык и скормлю его бешеным собакам! – пообещала Люся.
И я поняла по ее выражению лица, что несчастному Севе не так уж много осталось. И фея сдержит свое обещание. Катька побледнела и постаралась по цвету слиться со стеной, крепко цепляясь пальцами за косяк, чтобы не упасть.
– Он не виноват, – вякнула я, жалея несчастного от всей души. Ну разве можно винить человека, который просто заботится о своей семье? – Я сама во всем виновата. В том, что поддалась на ваши глупые задумки, что тебя слушалась во всем, – начала я наливаться злобой и скрипеть зубами в сторону обалдевшей от такого поворота событий Люсинды. – И ты, – ткнула я указующий перст в Катерину, – ты ей во всем подпевала.
– Да мы ж как лучше хотели! – пискнула испуганно Люся, не сводя с меня ошалевшего взгляда.
А меня несло по кочкам.
– А получилось как всегда! – взревела я и с удовольствием отметила, как скукожились две мои неугомонные подружки. – Я, может, впервые в своей жизни была счастлива! И даже секс впервые у меня был! И такой офигенно великолепный!
– Чего, правда, что ли? – перебила меня Люся, сбивая мой боевой запал. – Офигеть не встать, ты чего до седых мудей дожила, и все девочкой была, что ли?
