талант! Без шуток, — обалдело рассматривал он холст.
— Ну, перестань, — смущенно отвела я глаза.
— Эй, зачем бы я тебе врал? — потянул меня за руку, и я дурашливо мазнула ему краской по носу.
— Ах, ты, подлая девчонка…
И веселый смех прокатился по комнате, а затем сменился громкими стонами и ритмичными шлепками двух разгоряченных тел.
И все было бы хорошо, если бы не новая рабочая неделя, которая уже наступала мне на пятки. Я стала ненавидеть эти часы в офисе, где мы с Ханом становились чужими друг другу. Он говорил со мной, как руководитель. Смотрел так же. И только изредка писал ободряющие или пошлые сообщения, заставляя меня криво улыбаться и продолжать верить, что все это временно.
Что когда-нибудь нам больше не придется прятаться от общественного мнения.
В груди ныло. Сердце жалобно трепыхалось где-то в горле от страха, что все так и останется между нами. Легкие забивались гарью всевозможных подозрений. Но я все это терпела, потому что не представляла себе больше жизни без него.
Любила.
Тонула в нем.
Еще немного и совсем бы захлебнулась…
Звонок стационарного телефона на столе, и я вздрагиваю, а затем поднимаю трубку.
— Слушаю.
— Тань, это Алина. Там тебя Германович вызывает.
— Германович? — от чего-то теряюсь я и начинаю тревожно покусывать кончить карандаша. Потому что я уже дважды сбегала от начальника, так как он откровенно пытался склонить меня к сексу на его рабочем столе.
— Да. И, Тань, он злой капец как.
— Злой? Боже…
— Вы там поругались что ли? Он прямо рычит, как…как Марк Горыныч.
— Блин…
— Иди, Тань, сказал срочно тебя дернуть. И да, не пуха!
— К черту…
И я пошла, на ходу нервно одергивая юбку и поправляя прическу. А еще, какое-то внутреннее женское чутье подсказывало мне, что ничего хорошего мне ждать не стоит.
Вот только…почему он злой? Что я такого сделала? Да, на обеде встретилась в лифте со своим бывшим Димой Леонковым. Он предложил сходить в кино, но я ему отказала, причем жестко и безапелляционно. И мне больше не за что было краснеть!
Вошла в приемную Хана, затравленно посмотрела на Алину, выхватила ободряющую улыбку и двинула дальше.
Коротко постучала и вздрогнула от сурового окрика:
— Войди!
Переступила через порог и обмерла. Такого Марка я еще не видела. Никогда! Взмыленный, смотрит на меня тяжело. Буквально припечатывает взглядом. А я едва дышать умудряюсь.
Потому что страшно и сердце за ребрами испуганно замерло.
— Явилась, — хмыкнул и откинулся на спинку своего кожаного кресла.
— Да, — ответила робко.
— Закрой за собой дверь, Таня. У нас будет непростой разговор…
Мамочки!
Глава 22. О том, как Таня громко плачет…
Таня
Прикрыла дверь и недоуменно развела руками, пытаясь не растворяться в панике.
— Я что-то сделала не так?
Но Хан только продолжал молча сидеть, смотря на меня как удав на кролика. Ну, жуть же, честное слово!
— Марк! — и голос мой сорвался на хрип.
— Сделала? Нет, Тань, наоборот, не сделала. Хотя могла бы. У меня были на тебя такие надежды, но…жаль, очень жаль…
— Не сделала? — нахмурилась я.
— Я недоволен тобой, знаешь?
— Я…
— Подойди ближе.
Сглотнула и на негнущихся ногах двинулась к нему, останавливаясь в шаге от его стола.
— Ближе!
— Я не понимаю, Марк.
И на этих словах Хан решительно поднялся и подался ко мне, неожиданно резко подхватывая меня под задницу и усаживая на столешницу.
— Нет, нет, — зашептала я, оглядываясь на дверь.
— Да, да, — и тут же впился мне в губы в жарком, сводящем с ума поцелуе, не забывая при этом расстегивать молнию спереди на моей юбке.
— Марк, о… Господи! — застонала я, когда он закончил свое занятие, а потом толкнулся бедрами мне между ног, демонстрируя свое очевидное возбуждение.
— Зачем ты так прекрасна, Таня? — почти рычит он, поспешно расстегивая пуговицы на моей блузке, — Я работать не могу, вижу тебя и все — кроет.
— Ну, Марк, ну не надо, прошу тебя, — пытаюсь вяло отбиться я от него.
— У меня в штанах все колом, Тань, мне как в таком виде по офису ходить, м-м? Это все из-за тебя. Исправляй!
И тут же приспускает на себе брюки и боксеры, обнажая свой член. И я от всей этой пошлости, вопреки всем своим установкам, завожусь с пол-оборота. Всего секунда и змеи похоти уже ворочаются внизу живота, жалят нежную плоть, заставляя меня хотеть запретных удовольствий и забыть слово «нет».
— Но, дверь…
— Никто не посмеет зайди в мой кабинет.
И мы окончательно слетаем с катушек.
Трусики в сторону, защита впопыхах, а затем обоюдный тихий стон разрезает тишину кабинета, так как Марк начинает медленно водить по мокрым складочкам раскаленной головкой, дразня меня и заставляя нетерпеливо кусать губы.
— Хочешь меня?
— Хочу, — произношу одними губами.
— Бесстыдница! Совратила начальника прямо на рабочем месте.
— М-м, — и я прикрываю глаза, потому что он начинает медленно толкаться в мою киску.
Так сладко. Так запредельно прекрасно.
— Ходишь туда-сюда, крутишь своей красивой попкой, хлопаешь невинными глазками, — и приговаривая это, сдергивает чашечки бюстгальтера вниз, оголяя возбужденные соски.
— Я не…
— Придется наказать тебя, Таня.
И сразу же после этих слов Марк жестко вошел в меня на всю длину, запечатывая мой рот поцелуем, чтобы я не орала от кайфа. Одна его рука на моем горле — крепко фиксирует. Вторая на бедре — чуть приподнимая и сдавливая.
И я чувствую себя настоящей женщиной, которую уверенно и качественно берет мужчина. Так, как он хочет. Так, как я в тайне этого хочу.
И во мне столько всего. Меня распирает от этих эмоций. Любовь, страсть, счастье и все это под соусом из убойной дозы адреналина. Как не сойти с ума и остаться в себе?
Никак.
И я позволяю ему все. Он трахает меня посреди белого дня на рабочем столе, пока мы оба не вылетаем в астрал, а потом, словно загнанные животные, тяжело дышим, не в силах переварить свою эйфорию.
— Я видел, как он смотрит на тебя. Он мечтает засадить тебе, Таня. Я сломаю ему челюсть, если этот петух гамбургский к тебе подвалит хоть еще один раз.
— О ком ты говоришь? — совершенно пьяная от оргазма, я не понимаю ни слова из того, что он говорит.
— О качке твоем! — рычит Марк, нежно покусывая мои губы, пока его руки медленно приводят меня в порядок.
— Господи, да мне наплевать на Диму.
— На Диму, — кривится Хан, — гандон он штопаный, а не Дима.
— Ты ревнуешь, что ли? — улыбаюсь я и
