сам виноват, что попал под пресс, но чисто по-человечески — страх его слишком силён и необоснован, даже учитывая авторитет Ерофеева-старшего. А кроме того, чувствуется ещё какой-то посторонний надрыв.
— У тебя что-то случилось? Ну, кроме моего отца?
— Да причём тут он, вообще! Милейший дядька… как оказалось.
— Тогда что?
— Ничего. — А сам смотрит так, словно во всех его бедах действительно виновата я. — Просто давай поскорее разведёмся. — Но, немного помолчав, всё же добавляет горько: — Представляешь, Анька хотела повесить на меня чужого ребёнка! Распиналась тут, даже слезу пустила, что, мол, я ей не верю, мол, заделал — и в кусты… Сука! Ну вот как бабам после этого верить?
— Да так же, как и мужикам — никак.
— А как жить тогда? Как любить?
— Пф! Только не говори, что любишь её, ладно? — Смеюсь, но, видя, как с каждой секундой всё больше мрачнеет муж, осекаюсь. — Да ладно, Желтков… Что, реально? Аньку?! Ты дурак что ли?
Он вздыхает и, болтнув бутылкой, выхлёбывает вино прямо из горла. Поднимается.
— Можно подумать, ты не дура. А иначе, с хера́ ли ту́т сидишь, а не у этого своего… хера неадекватного. Ах да, он же женат! Ну да, ну да. Косяк вышел. Бывает.
Глава 24. Сами с усами
Судьбу определяют мелочи. Не наткнись я в том бутике на красное кружевное бельишко — не решила бы сделать мужу сюрприз. А не будь сюрприза — до сих пор не имела бы понятия о своих ветвистых рожках. Не завалилась бы в клуб, не связалась с Пригожиным. И клубники бы немытой теперь не хотела. И уж точно не ломала бы голову, как быть — ведь одно дело самой по себе жизнь с очередного нуля налаживать, и совсем другое — с ребёнком на руках.
Конечно на ум шёл отеческий дом. Сомнений в том, что папуля обрадуется внуку не было. Зато упрямого нежелания признавать своё фиаско — в разы больше, чем прежде! В подоле принести это, знаете ли, не без работы остаться и не просто развестись, потому что «не сложилось»! А чтобы залететь от мужа дочери папиного приятеля — тут и вовсе особый талант нужен!
Ну почему всё так сложно? И было ли хотя бы вполовину так же сложно моим родителям, или они просто сошлись-разошлись-сошлись?
Все эти безрадостные думки я гоняю сидя в такси. А когда оно останавливается возле Иркиного подъезда, я снова и снова пытаюсь оплатить проезд картой, но терминал выдаёт ошибку.
— Не может быть, — злюсь я. — Пробуйте ещё!
— А я-то что? — возражает таксист. — Это с вашей картой что-то не то! Она вообще какая-то странная.
— Карта, как карта! — возмущаюсь я. — Я с ней уже года… — И только теперь обнаруживаю, что вместо банковской по ошибке тычу в терминал платиновой. Той самой.
Сердце безнадёжно сбивается с ритма. А вдруг это знак? Очередная мелочь, определяющая судьбу?
— А знаете, что… А поехали в клуб! Инкогнито лав, в центре.
На этот раз меня впускают без лишних вопросов. На входе вручают маску, я беру, но не надеваю. Да и вообще не понимаю зачем сюда припёрлась, однако кровь шумит в ушах и потеют от волнения ладони.
Сегодня будний день, народу немного, музыка не орёт, никто не торопится назойливо клеиться. Даже официантки не топлес и нету девочек Гоу-гоу, и может, поэтому и атмосфера неожиданно уютная?
«…Это место — как позорное клеймо неудачника, яркий пример того, как можно зарубить на корню что-то потенциально годное… Оно задумывалось иным, как пространство, в котором люди могли бы делать первый шаг... Отношения, понимаешь?.. Нормальные, здоровые отношения...»
Да уж. Сложно помогать строить нормальные отношения другим, когда всё на что способен сам — изменять жене!
Снова злюсь. И хочу, чтобы он оказался здесь, и не хочу. И порываюсь спросить о нём у кого-нибудь из персонала, и не решаюсь. В итоге, проторчав у бара почти полчаса и уговорив целых три молочных коктейля, окончательно утверждаюсь в мысли, что идея с клубом изначально была отстой. Подхватываю со стойки сумочку, разворачиваюсь на выход… И вижу его.
Он, как идиот, в маске, но сложно даже представить, что должно случиться, чтобы я его не узнала. Не внешне — так по запаху, ауре и собственному захолонувшемуся бешенным ритмом сердцу.
Налетает на меня, злой как чёрт, хватает за локоть и тащит куда-то — через служебную дверь за баром, и дальше — по малолюдному коридору, пока не впихивает наконец в… туалет. Судя по всему, тоже служебный.
— Хмм, — включаю я язву, хотя у самой колени подгибаются, — а говорил, не унижаешь леди соитием в туалетах.
— Я говорил про нормальных, которым сказал один раз, и до них доходит! — Дмитрий срывает маску, отшвыривает. — Ну ладно ты к идиоту этому попёрлась, ещё как-то могу понять, ожидаемо. Но сюда?! Какого, блин, хрена, Алиса?
Смотрим друг на друга в упор, и я вдруг понимаю зачем сюда пришла. За надеждой — глупой и наивной. Последней из последних. Однако…
— Кольцо на охоту — плохая примета или ты просто снова забыл его надеть?
Он бросает взгляд на свою руку, до вздувшихся желваков стискивает зубы. Пыхтит, озабоченно бегая взглядом по моему лицу. Придумывает, чтобы ещё соврать или борется с совестью?
— Лиса, послушай… Нам обязательно надо нормально поговорить, но не здесь и не сейчас, потому что…
— Дмитрий Палыч, — стучит кто-то снаружи, — у нас гости.
— Твою мать! — сквозь зубы чертыхается «Палыч» и отпирает дверь. — Подержите их, Глеб! И ещё, подгоните машину к дальнему ходу и вот, — хватает меня за руку, выволакивает из туалета, — отвезёшь её по адресу, который скину и сдашь с рук на руки её отцу. А ты, — тычет мне в нос строго выставленным пальцем, — только попробуй на этот раз ослушаться! Сидишь у отца и ждёшь пока туда приеду я, ясно?
— А ты с женой приедешь или как? — не сдерживаюсь я. — Пусть она хотя бы платье другое наденет, а то как-то… Не комильфо!
Он подкатывает глаза и быстрым шагом уходит в сторону противоположную той, куда увлекает меня бугай.
Мы идём по коридору, потом спускаемся в подвал. Здесь
