Софи бросает на нее стальной взгляд и ничего не говорит. Она сейчас очень напряжена, даже по стандартам Софи.
— Я думала, мы здесь для того, чтобы примерить платья подружек невесты, — обиженно говорит Джен.
— Сейчас мы просто снимем кое-какие мерки, мадам, — женщина-боб разворачивает измерительную ленту и подходит к Джен. Джен, будучи опытной в мерках сценических костюмов, протягивает руку ладонью вниз в останавливающем жесте.
— Я могу назвать вам все свои мерки прямо сейчас, — говорит она, мгновенно повторяя их как попугай. Женщина склоняет голову, выглядя слегка смягченной. Я поднимаю руки вверх, пока она измеряет мой бюст, талию и бедра, и чувствую себя так, словно с меня снимают мерки для школьной формы. Софи слезает с низкого табурета, на котором стояла, и неторопливо уходит переодеваться с помощью девушки, готовящей чай.
Потом мы идем в кино, а затем выпиваем. Софи украдкой смотрит на свой телефон до, во время и после фильма, чтобы узнать, выходил ли Рич на связь.
— Вы двое поссорились или что-то в этом роде?
— Он просто ведет себя как задница, — говорит Софи. Она заплетает свои длинные волосы в косу, спускающуюся на одно плечо, что она всегда делает, когда чувствует беспокойство, так что я знаю, что что-то происходит.
— В чем дело? — Джен склоняет голову набок. Она может быть шумной и неистовой, но всегда приятно, когда она на своей стороне. — Тебе нужно, чтобы мы пошли и немного помяли его?
Софи смеется:
— Нет. Он просто… ну просто… ну, прошло уже семь месяцев, а я все еще не беременна.
Я смотрю на Джен. Никогда по-настоящему не задумывалась о таких вещах, поэтому понятия не имею, сколько времени это обычно занимает. Как я уже сказала, нас воспитывали в вере, что беременность наступает в ту же секунду, как только ты приближаешься к мужчине. Возможно, уроки полового воспитания были не совсем верными.
— Семь месяцев — это не так уж долго, — добродушно говорит Джен. — Я где-то читала, что среднестатистическому человеку может потребоваться двенадцать месяцев, чтобы забеременеть. Плюс, ты переживаешь из-за этого, из-за свадебных хлопот, из-за работы, и у тебя продается квартира. Я имею в виду, что, по сути, все, что тебе нужно, это еще пережить тяжелую потерю, и тогда у тебя будут четыре самые стрессовые вещи, которые может испытать человек.
— Знаю, — Софи вздыхает. — Я даже не могу согласовать с Ричем дату свадьбы.
Джен бросает на меня косой взгляд:
— Ты же не имеешь в виду…
Софи качает головой:
— Ему пришла в голову мысль, что он не хочет большого праздника.
Я чувствую, как мои глаза становятся похожими на блюдца. Софи, по сути, планировала свою свадьбу с девяти лет.
— И как ты к этому относишься?
Я удивляюсь, когда она пожимает плечами:
— На самом деле, не знаю. Знаете, когда у тебя в голове всегда была какая-то идея, потом кто-то появляется и что-то говорит, и ты понимаешь, что на самом деле… — она замолкает, делает глоток своего напитка через соломинку и смотрит в окно.
Джен бросает взгляд на меня и слегка приподнимает бровь:
— Ну, сейчас нет необходимости думать обо всем этом.
Софи порывисто вздыхает:
— Это все равно, что сказать вам не думать о розовом слоне, — говорит она. — О чем вы подумаете в первую очередь?
— Хорошо. Тогда, нам придется тебя отвлечь. Нам просто нужно найти для тебя проект, — говорю я.
Я иду в туалет, а когда возвращаюсь, мне приятно видеть, что Джен и Софи над чем-то смеются, и Софи выглядит счастливее, чем когда-либо за всю свою жизнь. Я направляюсь домой, как только допиваю свой напиток, потому что завтра утром у меня планы потусоваться с Бекки, и мы договариваемся встретиться за ланчем в среду.
Вернувшись на Олбани-роуд, в доме на удивление тихо. Обычно кто-нибудь возится на кухне, готовит тосты или, свернувшись калачиком на диване, смотрит телевизор, но здесь совершенно пусто. Толстовка Алекса висит на перилах. Странно, что я почти не видела его с того дня, как появилась Элис. За исключением того, что мне приходится напоминать себе, что это абсолютно не странно. Алекс — просто друг. Сосед по дому. Но с тех пор, как его палец коснулся моего, мне удалось возродить самую большую и нелепо безответную влюбленность в мире. Мне нужно взять себя в руки. К тому же он, вероятно, вернулся к Элис.
К Элис, которая кажется абсолютно милой. К Элис, которая, как его бывшая почти жена, имеет на него гораздо больше прав, чем я, как его соседка по дому. И даже Эмма, кажется, относительно невредима — на самом деле, вчера вечером она была на свидании с другом подруги, как она призналась, когда мы встретились в холле. Это смешно. Я смешна. Это нужно прекратить.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Джесс
1 июля
По какой-то причине я просыпаюсь в половине пятого утра, вероятно, потому, что солнце светит сквозь мои шторы, заливая теплым желтым светом мое лицо. Повинуясь внезапному порыву, я решаю пойти на пробежку. Надеваю свои старые леггинсы и футболку, и роюсь под кроватью, пока не нахожу свои кроссовки. Они немного потрепаны, но сойдут. Я оставляю телефон дома, потому что мне нужно проветрить голову, а останавливаться, чтобы проверять «Инстаграм» каждые пять минут, этому не поможет. Завязываю волосы в высокий хвост, который качается при ходьбе.
Отправляюсь легкой трусцой от нашего дома, чувствуя себя довольно динамично. Это продолжается до тех пор, пока я не добираюсь до конца Олбани-роуд, и к этому времени мои легкие ощущаются в груди как два лопающихся воздушных шарика. Я на мгновение останавливаюсь, уперев руки в колени, согнувшись пополам и тяжело дыша. Боже, это ни в какие ворота.
Но есть что-то очень приятное в том, чтобы оказаться в Лондоне в это время утра без телефона и ничего не делать, кроме как осматривать достопримечательности. Я бегу по направлению к Холланд-парку, где тротуары расширяются, дома сверкают белизной, перила блестят чернотой, а машины снаружи — сплошь массивные новенькие «Рэндж Роверы». Почему-то становится немного легче, когда я продолжаю. А потом поворачиваю обратно, направляясь вверх по Портобелло-роуд, которая уже превратилась в настоящий улей активности. Владельцы ларьков лязгают железяками и смеются, собирая свои прилавки. Коробки с фруктами и овощами и огромные ведра с цветами разбросаны повсюду, перекликаясь с цветами радуги зданий, и я чувствую прекрасный прилив счастья и любви к этому удивительному месту, которое я могу называть домом. Должно быть, это и есть кайф от бега, о котором они говорят, или, может быть, я просто брежу.
— Это мираж? — спрашивает Роб, открывая дверь, прежде чем разразиться смехом.
— Заткнись ты, — говорю я, сваливаясь в кучу на нижней ступеньке.
— Просто шучу, — говорит он. — Хочешь пить? Похоже, тебе это нужно.
Я благодарно киваю. Как только я выпиваю эспрессо и мое дыхание приходит почти в норму, я встаю и мельком вижу себя в зеркале в прихожей. Мысленно я бы выглядела симпатичной и спортивной, мои волосы развевались бы взад-вперед, когда я бегала трусцой по улицам Ноттинг-Хилла. Реальность явно менее гламурна. Мой конский хвост съехал набок, лицо тревожного кирпично-красного цвета, и у меня по два полумесяца пота под каждой подмышкой.
— Если тебе когда-нибудь понадобится партнер по бегу, — говорит Роб своим грубоватым шотландским голосом, — просто попроси. Пару лет назад я участвовал в марафоне.
Все еще глядя на себя в зеркало, я вижу, как мои глаза расширяются от ужаса. Мне удалось пробежать трусцой около двух миль, и это заняло у меня целую вечность. Идея пробежать двадцать шесть миль совершенно безумна. Для этого ведь и существует общественный транспорт. Вот только тихий голос в моей голове подсказывает, что все бегуны, за которых мы болели в апреле, должно быть, тоже с чего-то начинали, и, в конце концов, я сказала себе, что собираюсь внести некоторые изменения в свою жизнь.
