счастлива. Так и пролетела вся неделя до операции. Я распланировал свой день так, чтобы присутствовать. Успел зайти в палату, но Ани там не было. Я огорчился — не успел. Я так старался успеть везде и все равно ни хрена не успевал. Остро захотелось курить и съездить кому нибудь по морде, хотя бы — выругаться матом. Но дверь палатки открылась и вкатили Аню.
— Где ты была? — спросил я словно ревнивый муж.
— Эм... На процедурах. — Если быть точнее, мне зачем-то сделали клизму, везде побрили и помыли. Просто все включено, обо мне даже в отелях пять звезд так не заботились.
Я улыбнулся — в ней на мгновение показалась прежняя Аня.
— Я...
Аня перебила, понимая о чем пойдет речь. О том, что я не в силах ничего изменить несмотря на все богатство сосредоточенное в моих руках.
— Ты сделал все что мог. Правда, Марат. Ты перевёз меня в Москву, нашел клинику, оплатил лучшего врача, заботишься о Люксе. Хватит себя мучить.
— Окей, — мне стало стыдно за свои мысли о тесте днк, которые я допускал совсем недавно. Хорошо, что я не успел их озвучить. — Сегодняшний день останется позади. Завтра все будет иначе.
Я не мог ее успокоить. Чтобы я ей сказал? Что ты отличие от меня, у тебя могут быть другие дети, если этих ты потеряешь? Я не настолько эгоистичный мудак.
— Я загляну к тебе после операции, — добавил я.
— Не стоит, некоторое время я проведу в реанимации под наблюдением. Но телефон мне передадут, я тебе напишу. Как там Люкс?
— Отказался от всех предложенных мною поверхностей квартиры, в том числе кроватей в гостевых комнатах. Спит на моей кровати посередине, оставляя мне лишь краешек.
— Похоже на него. Соскучилась.
Я воспользовался шансом немного ее отвлечь и продемонстрировал несколько фотографий кота. Никогда не понимал страсти людей постоянно фотографировать своих животных, но внезапно эта напасть поразила и меня, мне то и дело казалось, что кот либо жрёт, либо срет или спит настолько прекрасно, что это стоит того, чтобы этот кадр я увековечил в памяти своего смартфона. Фотографий Люкса в моём телефоне за неделю скопился не один десяток. В разглядывании наглой пушистой морды на экране пролетело еще около получаса. Затем дверь открылась.
— Пора, — сказала входя медсестра. — Я вас отвезу.
— Я сам, — вызвался я.
Помог Ане пересесть, покатил ее по коридору в указанном направлении. Заметил, что неосознанно стараюсь катить медленнее, оттягивая неизбежное. Мы так ждали этой операции, день за днём торопили время, а теперь вот тяну. Понимаю, что сейчас на ее круглом беспомощном животе сделают надрез, затем в него введут аппаратуру, оставляя содержимое ее матки, совершенно еще маленьких младенцев, без защиты. А еще я понял, что они, эти маленькие не сформированные жизни всегда будут важнее меня для Ани, что сейчас, что потом. Если бы я знал, что они мои, быть может мне легче было бы принять этот факт.
Мимо нас прошла Вера Викторовна.
— Сколько продлится процедура? — спросил я.
— Простите, спешу, — откликнулась она. — Думаю, самое большее, три часа.
— Вы меня наберёте?
— Я буду занята, — мягко улыбнулась она, — Но у вашей жены будет эпидуральная анестезия, вы сможете связаться с ней сами.
Мы сделали вид, что не заметили слова жена. Двери за ней закрылись, мы остановились напротив них, рядом замерла сестра.
— Я буду ждать звонка, — сказал я.
— Обязательно позвоню.
Недолгое неловкое молчание, затем медсестра отняла у меня ручки инвалидного кресла и покатила его внутрь, дверь за ними закрылась, я остался и продолжил на нее смотреть, словно на ней как минимум были начертаны истины способные изменить мою жизнь.
— Я посижу в твоей палате, — сказал я двери.
Развернулся и медленно пошел прочь.
Первым делом мне ввели капельницу.
— Просто раствор глюкозы, — сказала незнакомая мне девушка в белом халате и маске. — Чтобы избежать перепадов кровяного давления.
Персонал был максимально корректен, они поясняли каждый свой шаг. Меня потряхивало, даже пальцы тряслись. Во мне царила и буйствовала паника, я даже удивлялась своей способности оставаться на одном месте и не кричать в истерике. Наверное, внешне я даже спокойной казалась — сказывалась многолетняя привычка скрывать свои истинные чувства.
— Я Артур, ваш анестезиолог, — раздался мужской голос. — Вам нужно повернуться на бок.
Мы уже беседовали с ним трижды на этой неделе, но он счел нужным вновь назвать своё имя, справедливо полагая, что в состоянии паники я не в силах запоминать какую либо информацию.
— Сейчас я введу вам обезболивающее, чтобы эпидуральная анестезия далась вам максимально комфортно. Когда оно подействует, следом последует прокол в позвоночник.
Поясницу кольнуло. Мне говорили, что большую часть манипуляций я не почувствую, но тем не менее эпидуральный прокол был ощутимым и даже болезненным. А когда я поняла, что не чувствую своих ног, на меня накатила новая волна паники. Больше всего сейчас мне хотелось уйти. Не находиться в этой стерильной комнате с излишне ярким светом, в окружении людей в халатах. Я чувствовала себя лабораторным животным. Я испытывала не страх даже — ужас.
— Все в порядке? — спросил Артур.
— Да, продолжайте, — хрипло ответила я.
Я так привыкла быть сильной, что ничего нового от меня и не требовалось. Я убеждала себя — я справлюсь. Это просто день, который во чтобы то ни стало нужной пережить. Хотя, чего там... Я переживу. А переживут ли мои дети? В операционную, наконец вошла Вера Викторовна.
— Прекрасно, — сказала она. — Анестезия уже подействовала, сейчас будем начинать. Анна, либо я, либо мои ассистенты будут отвечать на все ваши вопросы. Вам нужно довериться мне, я провела множество подобных операций.
Я помнила, что операций было так много, что Вера вела собственную статистику, в которой моим детям давалось всего шестьдесят процентов на успех. Но я так же знала, что если я не сделаю это операцию, то мои дети погибнут с вероятностью в сто процентов. Либо они погибнут в ближайшие недели, в результате преждевременных родов, либо умрет один из них, а оставшийся будет инвалидом. В прогнозе где без операции выживают оба, оба становились инвалидами. Я знала это, я предпочитала язык голых фактов. И именно
