понимает?
— Ты сказал, что тебе не нужна другая королева, — повторяю, но голос глохнет. На мгновение мне даже кажется, что он сейчас прогонит меня за капризность, и внутри становится горячо от страха и больно от того, что я заперла свою гордость где-то далеко в тёмном чулане.
— Не нужна, — говорит твёрдо и спокойно. — Но конкурс по-прежнему существует, и я являюсь его учредителем, понимаешь?
Я не нахожусь с ответом сразу, только моргаю несколько раз и, наверное, выгляжу ужасно глупо.
— Ты хочешь, чтобы я не имел к этому отношения, Мила?
“Скажи, чего ты хочешь, Мила. Я хочу, чтобы со мною говорила о своих желаниях”
Именно это он сказал мне вчера в ванной.
Поэтому я сглатываю и говорю как есть.
— Да. Да, Демьян, я хочу, чтобы ты не имел к этому отношения. Разве некому больше провести отбор? Это делает лично каждый учредитель или инвестор? Или только тот, который потом забирает в постель победительницу?
Во рту пересыхает так, что я даже сглотнуть не могу. Замираю в ожидании ответа, прислушиваясь к гулким ударам своего сердца.
Я не собиралась наезжать на него. Нужно было просто сказать, что я бы не хотела, чтобы он этим занимался. Но получились претензионные вопросы.
Я снова проверяю его нервы на прочность. Снова дёргаю тигра за усы.
Демьян придавливает к полу своим фирменным тяжёлым взглядом. На лице ни одной эмоции, только мускулы на груди напрягаются едва заметно.
— Хорошо, — отвечает спокойно, а потом отворачивается и идёт в душ.
Я же, оставшись снова в комнате одна, прикрываю глаза и валюсь на кровать.
“Хорошо”.
Припечатал коротко и без пояснений.
Это “ты достала истерить. Хорошо” или “Моя девочка, мне не нужна другая, так что хорошо”?
Надо меньше выносить ему мозг. Мне не нравится быть ревнивой и истеричной, ни к чему хорошему это не приведёт. Нужно научиться контролировать свои мысли и эмоции. Собрать вот эту разболтанность в груди в единую кучу.
Минут через десять Демьян выходит из душа и смотрит на часы.
— Я в офис. Тебя подвезти или ещё поваляешься, а потом Виталий отвезёт тебя?
— Поеду уже. В клинике надо быть через два часа, — спешно встаю с кровати. — Ты можешь минут пятнадцать подождать, пока я соберусь, или спешишь сильно?
— Подожду, — кивает, выдёргивая из шкафа свежую белую рубашку.
— Спасибо!
Бегу в душ. Волосы решаю не мыть, а свернуть в гульку, вечером вымою, раз некогда сейчас. Одеваюсь тоже быстро, а когда спускаюсь, то Демьян уже ждёт у дверей полностью одетый и собранный.
За руль он садится сам, и мы выезжаем на трассу. Едем быстро, наверное, он всё же сильно спешил, но тем не менее решил подождать меня.
Я не отвлекаю его, молчу. Но вдруг снова вижу сообщение, дублированное теперь уже на электронной бортовой панели. Оно выпадает вверху строкой.
“Демьян Игоревич, все девушки приехали. Ждём вас…”
В животе всё сжимается. Часы на руке дают короткий сигнал о резком повышении пульса.
Оказывается, отбор ещё и личный.
Меня начинает трясти от фонтанирующих внутри эмоций, и я понимаю, что теряю контроль. Что он протекает между пальцами вязкой жижей, оголяя чувства и корёжащую их жгучую ревность.
— Ты совсем не в офис, да? — мой голос дрожит. Вибрирует так, что горло сжимается, словно в тисках.
— Мила, я пообещал. Сейчас заеду и всё решу с организаторами.
— Но ты солгал мне… солгал, то едешь в офис. Почему, Демьян?
— Мила…
— Останови.
— Что? — бросает на меня короткий взгляд и сильнее сжимает руль.
— Останови машину! Я хочу выйти!
— Не выдумывай, мы же на мосту.
— Мне всё равно! — я слетаю с катушек. В крови будто бурлит инородное вещество, вскипячевая её и лишая меня контроля окончательно. Эмоции берут верх, я не могу им сопротивляться. Логика отключается. Чувство самосохранения тоже.
Я дёргаю ручку двери прямо на ходу.
Потом слышу Демьяна окрик. Машина резко виляет.
Удар.
Оглушительный скрежет ограждения и тошнотворное чувство зависания в воздухе.
И всплеск.
Это последнее, что я успеваю услышать.
____________________
Друзья, сегодня скидочка на роман "Сахар на дне" — история Яны и Алексея, которых вы встречали в этом романе. Это дилогия с бесплатной первой частью ("Сахар со стеклом")
https:// /shrt/PGOo
Демьян
Одупляюсь только когда салон начинает заполняться водой. В голове шарашит пульс, перед глазами всё заволокло пеленой от удара.
Выстрелившая подушка душит и не даёт пошевелиться.
Кое-как нащупываю замок ремня и отстреливаю его. Из подлокотника выуживаю маленький складной нож и сначала протыкаю подушку, которой прижало Милу, а потом свою.
Вода уже доходит до колен, а машина погрузилась полностью, по самую крышу. Надо пресечь панику и выбираться.
— Милка, — трясу девчонку за плечо, но она, кажется без сознания. Над бровью кровь, в уголке рта тоже. — Пиздец. Мила!
Не реагирует.
Дышит.
Самому уже тяжело дышать — кислорода в машине всё меньше.
Надо выбираться.
Надо, нахрен, выбираться!
Переклоняюсь через Милу и тянусь к замку её ремня. Отстегнуть получается быстро, но вот двери из тачки открыть так скоро не получится. Давление воды снаружи слишком сильное.
Опускаемся мы медленно, да и в целом глубина Кубани метров под пять, но дышать в машине уже тяжело.
Стеклоподъёмники не срабатывают. Приходит всё тем же ножом подцепить стекло и продавить вниз до зазора. Вода начинает прибывать быстрее, но так машина может перевернуться, поэтому я то же проделываю и с окном возле Милы.
Салон заполняется довольно быстро. На дно мы идём тоже быстрее. Когда вода уже достигает груди, я подхватываю Милу, фиксирую её голову как можно выше и бью ногой по лобовому.
Раз. Не срабатывает.
Два. Стекло идёт “паутиной”.
Ну давай, блять, уже, давай!
Только с четвёртого удара удаётся разбить и вытолкнуть стекло.
Вода заполняет салон полностью, и я, вдохнув максимально глубоко, начинаю выбираться из автомобиля через брешь.
Надо поторопиться. Выкарабкаться побыстрее.
Плыть наверх тяжело. Стараюсь делать это вместе с пузырями воздуха, что всё ещё поднимаются от машины — с ними чуть легче.
Первой выталкиваю голову Милы, потом выныриваю и хватаю воздух сам. Теперь бы ещё до берега доплыть и не попасть в течение. Кубань очень непредсказуемая река и опасная.
— Мила… Мила! — кладу её на плиты, когда выцарапываюсь на берег. У самого дыхание рвёт, но сейчас плевать. — Мила!
Она по-прежнему без сознания. И не дышит!
Не помню, когда у меня в последний раз дрожали так руки. Если только на похоронах Нины.
Но Мила не умрёт! Я не
