Пододвинувшись ближе к Волкову, она припала губами к его щеке, улыбаясь от щекотки колкой щетины. Она втянула носом воздух, и все внутри задрожало, затрепетало, застонало от его мужского запаха. Это не аромат, тонкий и деликатный, а именно запах, резкий и настойчивый, который ни с чем не спутаешь. Сила. Воля. Мужественность. Так пахнет он, ее ручной Волчара.
— Ира? — спросонья прошептал Иван, ощущая непривычные нежные касания к своему лицу.
— Я не могу удержаться, — повинилась она и лукаво улыбнулась, словно кот, знающий, что сметана нужна на оладьи, но жажда съесть ее всю сильнее любых запретов и здравого смысла. — И не хочу.
Ее губы теплого пастельного цвета шелковыми поцелуями приголубили его шею. Каждый миллиметр кожи был удостоен краткой вспышки острого удовольствия, а руки девушки тем временем, повинуясь только безрассудному возбуждению, заскользили вниз по его груди. Кровь обожгла кожу Вересовой, бросившись ей в лицо, когда она достигла самого низа, там, где начинается резинка его боксеров. Она закрыла глаза и оторвала руку от самого желанного, не считая правильным форсировать их первый контакт и сводить его к банальному сексу. Такое у нее было много раз, это ей хорошо известно. С Ваней же она привыкла открывать для себя новые грани и горизонты.
— Ты точно этого хочешь? — спросил он, оставаясь джентльменом до конца.
Но как это было трудно! Только он знал, как до боли натянуты его жилы, как вот-вот разорвутся кровеносные сосуды и треснет по швам самообладание. Хладнокровие покинуло его тотчас же, стоило ей пробежаться своими воздушными пальчиками по его груди. Кровь кипела, бурлила, клокотала в нем гейзером. Волчара уже встал на дыбы и рвался из оков сдержанности и приличия, истекая по ее телу жгучим ядом желания.
— Даже больше чем точно, — томно ответила Ирина и накрыла его губы в яром, знойном, азартном поцелуе.
— На тебе моя футболка, — прохрипел Волков, поворачиваясь и нависая над ней своим могучим, сильным телом. — Но сейчас она олицетворяет красную тряпку для быка.
Да, у нее нет одежды, кроме одного-единственного комплекта белья и вещей, в которых она ушла из дома, поэтому пришлось примерить кое-что из его гардероба. Женщина в мужской рубашке или футболке наутро — смесь Молотова. Поражает точно в цель, не оставляет в живых никого и ничего. И он сейчас тоже сходил со всевозможных путей выдержки и флегматичности, видя, как его большая футболка, точно пышное облако, скрывает все ее девичьи прелести.
Руки Ивана пробрались под футболку и нащупали гибкое, молодое, мягкое тело, от прикосновений к которому у него воспламенялись подушечки пальцев. Ему некуда было бежать, он не мог остановиться, как она перед резинкой боксеров, точно перед шлагбаумом. Ее сочные, налитые опьяняющим цветением среднего размера груди удобно устроились в его ладонях, идеально подходя под них.
Из губ Вересовой вырывались частые обрывки воздуха; она выгибалась под ним дугой, сходящей с ума мартовской кошкой. Он был ее провокационным, сумасшедшим, заставляющим гормоны отрывать себе головы мартом, а она — его дикой кошечкой. Если бы воздух имел цвет, он бы раскалился сейчас докрасна.
— Сними ее уже, — попросила Ирина, ненавидя этот кусок хлопка на себе. — Хочу чувствовать тебя.
Футболка была стянута через голову, и восхитительная фигура девушки ударила своим пронзительным, ослепляющим светом в глаза Волкову. Он удерживал вес на кулаках, вены вздувались на руках и шее, так он хотел ее. А сейчас, когда она лежала перед ним открытая и обнаженная, как чистый лист… Черт возьми, бери и ставь на ее теле жаркие поцелуи! Клейми своими губами!
Но ему не хватало терпения на прелюдии — черта, свойственная мужчинам, испытывающим неподдельную страсть к женщине. Он не осыпает ее потрясающее тело, словно выточенное искусным скульптором, поцелуями не потому, что не хочет, а потому, что вены скоро прорвут кожу напрочь, забрызгивая также и ее кипящей магмой; он не в состоянии дарить ее молочной коже ласку, ведь внутри уже все близится к планетарной катастрофе: суда тонут, самолеты с ревом несутся вниз, прямо на скалы, поезда срываются в обрывы. И всему этому безумию, лихорадке, болезни имя — женщина.
— Вань, я сейчас умру, — прохныкала она, теряя остатки былого смирения, разрывая покорность в клочья. Без всякого стеснения Ирина стянула с него боксеры, и женская рука сомкнулась на его давно ждущем этого твердом достоинстве. — Я слишком нескромная, да?
— Ты просто распутница, — рассмеялся Волков и оставил на ее шее засос, сильнее прикусывая кожу, когда ее хватка усиливалась. — Но и я не старомодный граф, чтущий какие-то устаревшие традиции.
— Тогда чего ты ждешь?
Он видел, как раскрываются ее сдобные, точно вкуснейшие булочки, губы. Видел, как она облизнула языком верхнюю, как сверкнули ее белоснежные зубы. Девушка немного приподнялась, и яркие точки-горошинки ее сосков разорвали его уравновешенность, посылая к черту любые правила и устои.
Господи, он не помнил еще такого ни разу в своей жизни. Не помнил, чтобы простой секс так волновал его душу, превращал в хищника, вышедшего на охоту и не желавшего пощады своей жертве. Ирина застонала, принимая всю его ярость и неистовость в себя, отвечая на его остервенелые призывы быть одержимой. Эта бешеная одержимость сейчас вспарывала ее кожу рваными, хаотичными надрезами, высвобождая мегатонны энергии.
— Мне никогда не было так хорошо, — призналась девушка, отчаянно цепляясь за его шею, скользя ладонями по потной, напряженной спине.
— Аналогично, — все, на что хватило Ивана.
Ее лоно сжималось вокруг него, пульсировало, точно черная дыра вытягивало все силы и жизненные соки. И ему нравилось быть высушенным, опустошенным этой коварной Дюймовочкой, таившей в себе целую Вселенную загадок.
— Господи! — закричала она, когда он вошел в нее слишком глубоко, слишком свирепо, фанатично, словно пытаясь преодолеть горизонт событий в черной дыре и зайти за черту. — Вань, — всхлипнула Ирина, впиваясь в его спину своими красивыми ноготочками, — уже почти…
Оргазм не был для нее новинкой, просто логичное завершение секса, которое неоспоримо должно быть, если партнер не профан в этом деле. Но сейчас… Это были те самые звезды, которые он для нее зажигал, и она до них дотянулась. Никогда еще наслаждение не неслось по артериям цунами, сбивая все преграды на своем пути, не взрывалось смерчами и торнадо, заставляя волоски на затылке стоять колом. Никогда еще ее тело не сковывала такая приятная судорога, не били конвульсии, точно разряды тока. Никогда еще она не находилась в экзальтации.
