Он резко остановился, едва не опрокинув ее столик.
— Если ты не разрешишь мне сесть рядом с тобой, возникнет крайне некрасивая ситуация. Я сказал метрдотелю, что ты ждешь меня.
И в ту же секунду Кари осознала, что действительно ждала его. Не то, чтобы она знала, что их встреча состоится именно в этот вечер, но отчего-то у нее не было ни малейшего сомнения в том, что в конце концов он обязательно ее найдет.
— Не хочу ставить тебя в дурацкое положение. Присаживайся.
Отсвет свечи плясал на ее волосах, отражался двумя огоньками в глазах, мягко ласкал ее губы. И ему подумалось, что никогда еще он не видел ее столь обворожительной. Кари вряд ли догадывалась, как быстро и неровно бьется сейчас его сердце. Впрочем, точно так же билось и ее собственное.
— Ты в самом деле не возражаешь?
В ответ она не сказала ни слова — просто отодвинулась чуть-чуть и убрала куртку и сумочку, освобождая ему место на диванчике рядом с собой. Усевшись, он положил руки на стол и повернулся к ней. Они смотрели друг на друга. Просто смотрели. Эти двое не двигались, почти не дышали — жили только их глаза.
— Что изволите заказать, сэр?
Даже отвечая официанту, Хантер не отводил взгляда от Кари.
— Все то, что заказала себе дама. И еще бутылку вина. Того, которое идет под… — Тут он был вынужден проконсультироваться с Кари. — А что мы едим?
— Форель.
— Того, что идет с форелью.
— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.
Официант исчез, и они снова стали пожирать друг друга глазами. Это было похоже на какой-то молчаливый ритуал.
— А ты изменился, — заметила она.
— Ты тоже.
— Я всегда видела тебя только в костюме и галстуке. — На сей раз на нем были слаксы и рубашка. Воротник ветровки был поднят, рукава закатаны до середины кисти. Стоило ей заметить это, как он снял ветровку и положил рядом с ее замшевой курткой на диван. Его одежда была словно взята из каталога мод журнала «Джи-Кью». Удивительно, но на нем одежда сидела гораздо лучше, чем на манекенщиках, надменно смотрящих с глянцевых страниц.
— У тебя нос от солнца облупился, — проявил наблюдательность Хантер. Смущенно засмеявшись, она прикрыла кончик носа пальцами. — Много загораешь?
— Нет, не слишком. Я легко простужаюсь, а здесь, в горах, для меня даже на солнце лежать холодновато. Зато я много гуляю пешком.
Последовал новый период молчания. Он думал о том, как мило выглядит она со своим покрасневшим и облупившимся носом. Она же, глядя на жесткие черные волосы, выбивающиеся из-под расстегнутого ворота рубахи Хантера, гадала, покрывают ли они всю его грудь.
— Ваше вино, сэр, — несмело кашлянул официант, простояв у их столика незамеченным несколько долгих секунд.
Хантер приступил к священнодействию снятия пробы. Другой бокал был подан Кари. В нем искрилось прозрачное вино, и она, не успев попробовать его, почувствовала себя так, будто эта золотистая жидкость уже растеклась по ее жилам. Пригубив вина, она благосклонно улыбнулась, хотя не разобрала толком, каково оно на вкус. Сейчас она не ощущала почти ничего. Голод, каких-нибудь несколько минут назад беспощадно терзавший ее, внезапно пропал. И зачем только она заказала этот слоновый ужин?
Потягивая вино, они пристально смотрели на пламя свечи, будто надеялись увидеть в нем разгадку всех секретов Вселенной.
— А откуда тебе… Нет, не стоит даже спрашивать. Догадываюсь, кто мог рассказать тебе, где я нахожусь. — Затем, боясь показаться излишне самонадеянной, Кари осторожно осведомилась: — Ведь наша встреча вовсе не случайна, не правда ли?
Он кивнул:
— Не случайна.
Ее взгляд снова остановился на огоньке свечи.
— Значит, ты выведал все у Пинки. — Это не был вопрос. Кари всего лишь спокойно констатировала факт.
— Да.
— Недели не прошло с тех пор, как я позвонила ему отсюда, и вот вам, пожалуйста… А ведь он поклялся хранить тайну.
— Я замучил его. Не давал ему покоя ни днем, ни ночью. И он в конце концов сломался. — Действительно, у Хантера вошло в привычку каждый день по пути со службы заезжать на телестанцию, чтобы поинтересоваться у Пинки, не слышно ли чего от Кари. Это стало до того рутинным, что Пинки и Бонни иной раз даже волновались и задерживались на работе, если окружной прокурор запаздывал к ним с очередным визитом. Наконец в прошлую среду у Пинки нашлось для него важное известие.
«Брекенридж!» — это слово громом прогремело для пораженного Хантера. Он ожидал услышать что угодно: Таити, Тибет, но только не Брекенридж. Три месяца он с ума сходил от отчаяния, гадая, куда запропастилась Кари. А она все это время находилась от него в каких-нибудь ста километрах!
— Умоляю, не злись на меня за то, что я выследил тебя, — виновато произнес Хантер.
Она посмотрела прямо в омут его зеленых глаз.
— А я и не злюсь. — Ее губы еле шевелились, шепча эти слова. — Во мне нет больше злобы.
Его можно было обвинить в чем угодно, но только не в тупости. Сказанного ею было более чем достаточно, чтобы понять: он помилован!
Дикое напряжение, до сих пор сковывавшее его, наконец отпустило грудь, и он с облегчением глубоко вздохнул. Этот тугой комок в груди беспокоил Хантера с того самого дня, когда он понял, какие катастрофические последствия его действия будут иметь для Кари, и без того уже жестоко наказанной судьбой. Теперь же ему хотелось смеяться.
Хантер поднял бокал. Кари последовала его примеру. Они чокнулись, празднуя наступивший между ними мир, но только мысленно — вслух об этом пока не решался заговорить ни один из них. Но глаза, которыми они смотрели друг на друга, сказали все без слов.
От него потребовалось сверхъестественное усилие воли, чтобы не поцеловать ее во влажные от вина губы. Хантер вновь изнывал от желания запустить пальцы в золото ее волос. Его рот жаждал ощутить атласную гладкость кожи этой женщины, заскользив по ее шее вниз, к вырезу простой кофточки.
Она же обратила внимание на его руки. Они были удивительно красивы — изящные, сухие, сильные. На фалангах тонких, длинных пальцев кое-где пробивались темные волоски. Запястье, на котором поблескивали золотые часы, не было слишком широким. Неожиданно ей захотелось взять его ладонь, чтобы рассмотреть ее в мельчайших деталях.
Они ели медленно, делая большие паузы между блюдами. В ресторане посетителей было немного, то и дело к ним неслышно подходили услужливые официанты. Однако мужчину и женщину, сидевших в укромном кабинетике, вполне устраивал неторопливый ужин.
Зеленый салат был холодным и хрустящим, печеный картофель — горячим и рассыпчатым. Пропитанный каким-то соусом, он имел изысканный вкус. Благоухающая ароматными травами форель была поджарена на гриле в самый раз.
