– Не надо было беспокоиться, рагу все равно на второй день только вкуснее. Но я не откажусь от хлеба. – Он поднял руки, черные от смазки. – Где можно помыть руки?
– Вот здесь. – Она послала его в конец короткого коридора.
Раздался звонок духовки, она поспешила на кухню и открыла дверцу. Ароматный пар окутал ее, когда она стала проверять, готов ли хлеб. Услышав глухой звук, Крисси улыбнулась и потянулась за полотенцем, чтобы не обжечь руку. К тому времени, как Рори вышел из ванной с отмытыми докрасна руками, у нее на столе уже стояло рагу, а хлеб лежал на доске рядом.
Выражение экстаза на его лице, когда она подняла крышку кастрюли, чуть не заставило ее расхохотаться. Бедняга! Он не мог дождаться, когда она положит ему на тарелку рагу. Его пальцы то и дело тянулись к ложке, прикасались к ней, потом он спохватывался и снова отдергивал руку.
Крисси развлекалась. Она нарочно не спешила, стараясь, чтобы в миску попало одинаковое количество мяса, лука и картофеля с достаточным количеством подливки в придачу. Потом она так же старательно наполнила свою миску, нарезала хлеб, прочла молитву, растянув эту процедуру как можно дольше. К тому времени как она закончила, Рори уже жевал нижнюю губу, как будто это был кусок ростбифа. Если она сейчас попытается отнять у него еду, то может остаться без руки.
Но он продолжат сидеть, сложив руки возле миски, и старался вести себя вежливо.
– Давай ешь, – предложила она, сжалившись. – Чего ты ждешь, приглашения в письменном виде?
Он схватил ложку.
– Ох! – застонал он от наслаждения, отправив в рот первую порцию. Пожевал и проглотил. – Пища богов! – Это было последнее, что она услышала от него, пока он не прикончил всю миску.
Приятно было наблюдать за ним. Рагу было такой обычной едой, что никто – во всяком случае, в ее семье – не замечал, как вкусно она его готовит. Здесь-то и заключалась проблема принадлежности к семейству поваров, они с Сиобейн часто обсуждали это. Конечно, у женщины, которая выйдет замуж за Рори Боланда, никогда не будет такой проблемы.
Накладывая ему в миску вторую порцию, она решила, что он, возможно, уже способен поддерживать беседу.
– Я ничего не знаю о моторах, – начала она. – Что делает распределитель зажигания?
– Он берет ток из аккумулятора и передает его к свечам в нужном порядке; они дают искру и заводят мотор. Внутри есть маленькая деталь, которая вращается. – Он описал круг пальцем одной руки на ладони другой, по очереди прикасаясь пальцами к большому пальцу. – Вот так.
– Чего я не понимаю, так это почему он так внезапно испортился. Вчера все было прекрасно.
– Возможно, в главном проводе уже давно была тоненькая трещина. – Он вытер рот салфеткой. – По какой-то причине она расширилась, и вот ты осталась со своим тортом без электрического тока. Это достаточно обычная вещь.
– Вот как? Ты уверен, что Мартин не против того, что ты чинил мне машину после работы?
– Его это совсем не волнует. Можно мне еще кусочек этого восхитительного хлеба?
Они провели весь вечер за столом, после еды поговорили, потом поиграли в карты, чтобы иметь повод продолжать беседу. Она принесла пирожные с опозданием, забыв о них за разговором, и, чтобы возместить это опоздание, положила в центр каждого ложку густых взбитых сливок. Потом, когда у Рори наконец появилось на лице довольное выражение, она принесла чай. Они перешли в гостиную и еще немного побеседовали, пока грелась вода и настаивался чай, а потом поговорили за чаем.
В конце концов, ей больше нечем стало его удерживать и пришлось сказать, что ему пора уходить. Он поднялся без возражений, поблагодарил ее и открыл дверь.
Он и правда очень милый, подумала Крисси. А потом он нагнулся и поцеловал ее.
Это был один из тех поцелуев, когда соприкасаются только губы, столь же сладкий и краткий, сколь и неожиданный. Крисси даже не успела зажмуриться, как он уже закончился.
Рори странно посмотрел на нее, будто ему только что припомнилась мысль, которая мучила его уже давно. Уголок его губ приподняла смущенная улыбка.
– Спокойной ночи, Крисси.
– Спокойной ночи, Рори.
Она смотрела, как он идет по улице. Он действительно очень милый парень, и она уже давно знала это, пусть даже Сиобейн и Эйлин так не считают.
Теперь ей просто надо придумать способ слегка натянуть поводок, предпочтительно такой, который не будет связан с поломкой еще одного распределителя зажигания.
Тара щурилась на огни встречных машин. Ей не верилось, что сейчас все еще среда и что они выехали из гостиницы в Килбули сегодня утром. Она чувствовала себя так, словно не спала уже целую неделю.
– У тебя есть что-нибудь от головной боли?
– В аптечке у тебя под сиденьем, – ответил Финн. Она наклонилась и, пошарив под сиденьем, нащупала пластиковую коробку. Вытащила ее, открыла и, перебрав все лекарства, нашла наконец маленькую бутылочку анадина. Она рассмотрела ее при свете фар встречной машины.
– Господи, Финн, у нее срок годности истек два года назад!
– Извини. Больше ничего нет.
Она открыла бутылочку и проглотила две таблетки без воды,
– Ух! Противно,
– Я бы так не смог, даже если бы ты мне заплатила, – с сочувствием сказал Финн. – У тебя был нелегкий денек, да?
– Ужасный, – согласилась Тара, вспоминая последние шестнадцать часов. – Не знаю, что хуже – выискивать во всем этом правду или решать, как я к этому отношусь.
– Ты попала в трудное положение, – согласился Финн. Они проехали дорожный указатель, и он прочел: «21 километр до Крук-Мила». – Мне все еще непонятно, почему мы вернулись и что ты надеешься обнаружить.
– Мне тоже. Но я знаю, что сейчас надо быть именно там.
– И что мы будем там делать в такое позднее время?
– После того как устроимся на ночлег? Разумеется, будем искать людей, которые понимают, что происходит в этом городке.
Он побарабанил пальцами по рулю.
– Другими словами, ты заставила меня встать в пять утра, проехать через половину Ирландии и обратно, заодно отработать две смены и в конце концов закончить день без выпивки в пабе.
– Звучит ужасно, когда ты так ставишь вопрос.
– Это и правда ужасно, – рассердился он. – Надеюсь, ты чувствуешь себя виноватой, как монашка на заднем сиденье со священником.
– Нет, не так плохо, – сказала она. – Но обещаю возместить тебе ущерб, когда мы вернемся домой.
– В Килбули?
– Нет, в Дублин, тупица! Следующий поворот налево, по-моему.
В четверг Томми ушел из конюшни на полчаса раньше. Он использовал часть этого времени на то, чтобы под дождем тайком нарвать цветов в садике миссис Ханрахан, позаботившись о том, чтобы это были большие желтые тюльпаны, которые любит Эйлин. Потом на минуту зашел домой и надел наименее порозовевшую из своих рубашек. У него пока не было времени их погладить и у его матери тоже, но, во всяком случае, рубашка была чистая, сухая и не пахла лошадьми.
К полудню, когда Эйлин сменила в окне поликлиники табличку «открыто» на «закрыто» и направилась на ленч, он уже прятался в дверном проеме дальше по дороге.
Он пошел следом за ней. Она направлялась к кафе Дигана, и он улыбнулся. На этой неделе она решила прийти на свидание. Передумала насчет этой чепухи с замужеством. Он подождал, когда она села за столик и взяла меню, потом подошел прямо к ней, снял шляпу и сел напротив.
– Я рад, что ты здесь, дорогая. – Он протянул ей цветы.
– Привет, Томми. – Улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел вместе с тобой на ленч, как всегда. Я так рад, что ты решила меня простить. Эта неделя была для меня адом.
– Правда?
– Конечно. Но теперь все кончилось, ты здесь, и все снова в порядке.
Она перевела взгляд с его лица на букет цветов у него в руках.
– Ты принес цветы.
– Самые красивые, какие смог найти, – ответил он. – Хотя они не идут ни в какое сравнение с тобой. – Он снова протянул ей букет и, так как она не взяла его, положил на стол перед ней. – Ох, Эйлин, я так по тебе скучал.
– Я рада. – Она взяла салфетку, не прикасаясь к цветам. – Как сильно ты по мне скучал?
– Так сильно, что даже не мог сыграть ту новую песню в Балливогане. Я берегу ее для тебя, когда ты сможешь прийти туда.
Она опустила глаза и заморгала, и Томми понял, что победил. Она ждала эту песню. За все годы, что они провели вместе, это была первая песня, посвященная ей. Это потому, объяснил Томми, что он теперь достиг достаточно высокого уровня, чтобы написать песню, заслуживающую носить ее имя.
Тут к ним подошла Сиобейн.
– Вы… двое… готовы заказать?
– Готовы, – сказал Томми.
– Нет, – сказала Эйлин. – Я жду Пег и маму. Мистер Ахерн просто зашел, чтобы поздороваться. Не забудь свои цветы, когда будешь уходить, Томми.
– Они твои, и ты это знаешь. Я пришел мириться.
– Мне не нужны цветы, а что до примирения, есть только… – она посчитала на пальцах, – четыре слова, которые я хочу от тебя услышать. Пока ты не сможешь их произнести, примирения не будет.
