Джералд тряхнул ее за плечи.
— А тебе следовало бы обручиться со стариной Ричем? Ты это хотела добавить?
Кэрол собиралась кивнуть, но затем передумала и покачала головой. Еще до встречи с Джералдом она знала, что Рич не для нее. Что касается Джералда и Марлы…
— Не знаю, что я хотела сказать! — выпалила она. Как объяснить ему, что она не может соображать, когда он стоит почти вплотную к ней?
— Я не хочу иметь дела с Марлой, — мягко сказал он, продолжая смотреть ей в глаза. — А тебе не нужен Рич. Ведь правда, любовь моя?
— Правда. — Кэрол едва смогла это произнести.
Он назвал ее «любовь моя», но, может, ему приходится говорить так в кино и это стало для него расхожим штампом? Но для нее это слово значит очень многое, и она не могла сдержать трепет, услышав его из уст Джералда.
Она почувствовала, как его губы сливаются с ее губами и он кончиком языка словно пробует ее на вкус, вынуждая испытывать дрожь предвкушения.
— Ты заставляешь меня забыть обо всем на свете, кроме нас двоих.
— Элсу, — прошептала она.
Это слово означает ее уязвимость и покорность той силе, что привела Кэрол в его объятия.
Джералд именно тот мужчина, которого она хотела бы видеть своим любовником, но в то же время и чем-то большим. Гораздо большим. Человеком, с которым ей хотелось бы провести всю свою жизнь. Конечно же, она никогда не скажет ему об этом. Женская гордость — ее последняя твердыня.
Она встретила его пристальный взгляд и поняла, что он ищет в ее глазах хоть самую слабую тень сомнения. Она знала, что в этом случае он откажется от своего намерения.
Но Кэрол решительно отбросила колебания. Она больше не хотела сдерживаться. Она любит его.
Руки Джералда скользнули по ее плечам, и он крепче прижал Кэрол к себе, властно целуя в губы. Она ощутила вкус шампанского, тонкий запах мужского одеколона и его собственный запах, что еще сильнее разожгло ее желание. Кэрол почувствовала, что наконец может дать выход страсти, что кипела внутри нее, подобно лаве в глубине дремлющего вулкана. Это был их день, и она желала только одного — чтобы он никогда не закончился.
Джералд разжег в ней пламя, подобное которому не случалось вызвать никому из мужчин. До того, как он вошел в ее жизнь, она не знала, что значит сгорать от страсти. Даже не догадывалась, что она вообще на это способна.
Джералд слегка отстранился, и Кэрол протестующе застонала. Он обхватил ее рукой за талию и повел из гостиной. Музыка по-прежнему играла, и будоражащая мелодия саксофона провожала их, когда они шли в спальню.
Стоя возле кровати, Джералд принялся томительно-медленными движениями расстегивать на ней блузку, после чего столь же медленно стянул ее с плеч Кэрол. Он провел руками по ее шелковистой коже, сжимая груди с напряженными сосками. Его прикосновения доставляли ей почти невыносимое, мучительное наслаждение.
— Ты так прекрасна! — прошептал он.
Когда он склонил голову ей на грудь, Кэрол вновь пронзила вспышка страсти, словно удар молнии. Ей хотелось охватить его всем телом, слиться с ним в единое существо. Ноги едва держали ее.
Кэрол лихорадочно сбросила с себя оставшуюся одежду, и то же самое сделал Джералд. Он положил ее на кровать, и Кэрол, в последний раз следуя доводам рассудка, едва смогла выдохнуть:
— Я не… мне кажется, я…
— Все будет хорошо. Я позабочусь об этом, любовь моя. — Мягкий шепот Джералда слегка щекотал ее ухо.
Любовь. Она действительно стала его любовью, отныне и навеки? Ах, кажется, это уже неважно сейчас… Все мысли, все сомнения оставили ее.
Она прошептала его имя, и он вошел в нее, овладевая ею, жаждущей и страстной. Казалось, они навсегда соединились нераздельно.
Она отдавалась в полном самозабвении, наслаждаясь упоительной близостью. Словно какой-то вихрь возносил ее выше и выше, до тех пор пока они не растворились друг в друге в завершающий момент экстатического восхождения.
Потом, когда все было кончено, она блаженно закрыла глаза и заснула в его объятиях в обволакивающем теплом сумраке спальни.
Когда Кэрол проснулась, солнце уже пробивалось сквозь задернутые занавески. Повернувшись к Джералду, она увидела, что он приподнялся на локте и с улыбкой смотрит на нее. Она улыбнулась в ответ, но, заметив, что его взгляд устремлен на ее обнаженную грудь, смутилась и попыталась натянуть на себя покрывало. Джералд протянул к ней руку и остановил ее.
— Ты слишком хороша, чтобы прятаться под покрывалом. Я хочу видеть тебя всю.
Кэрол тоже доставляло удовольствие смотреть на него, и, чтобы поддержать эту игру, она протянула руку, касаясь темных завитков на его груди, а затем провела ею вниз, вдоль покрывала, которое не могло скрыть его возбуждения.
Джералд перехватил ее взгляд и усмехнулся.
— Должно быть, ты думаешь, что прошлой ночью буря утихла раз и навсегда?
— Почему я должна так думать?
— Действительно, почему? То, что произошло, лишь усилило мое влечение к тебе, и теперь оно еще сильнее, чем раньше. — Он привлек ее к себе. — И ты наверняка догадываешься, как я хочу тебя.
Несмотря на теплую волну, которая прилила к ее лону, Кэрол попыталась призвать на помощь остатки здравомыслия.
— Мы не можем оставаться здесь, — запротестовала она. — Я должна возвращаться на ранчо. Мне нужно разыскать Тэду, а тебе не мешало бы вспомнить о съемках.
Джералд снова улыбнулся.
— Эрвин уже и без того зол на меня как сто чертей, а что касается ранчо, то Хосе вполне способен о нем позаботиться. И даже если мы отправимся в путь прямо сейчас, это не поможет нам быстрее найти Тэду и Келвина, поскольку неизвестно, где они.
Он поцеловал ее медленным глубоким поцелуем, и понемногу все одолевавшие ее заботы отступили. Кэрол поняла, что он прав: ее желание возрастало по мере того, как он все больше доказывал, что может доставить ей наиболее полное и восхитительное удовольствие. Она много раз представляла себе, как они с Джералдом занимаются любовью, но насколько же реальность превзошла ожидания!
Когда, обессиленные, они лежали на смятом бархатном покрывале, Джералд прошептал ей:
— А ведь мы совсем забыли, что здесь имеется роскошная ванна с подогревом! Как насчет того, чтобы продолжить там?
Но Кэрол до такой степени наслаждалась его близостью, что ей совершенно не хотелось никуда идти. Вдруг она вспомнила его давешнюю фразу, о смысле которой так и не успела спросить:
— Я никуда не двинусь отсюда, пока ты не расскажешь, кто такой Джорди. Ты говорил, что готов поспорить на него.
Джералд рассмеялся.
— Так говорил мой дед. Дедушка Маклауд был шотландцем с головы до ног. У матери хранился его портрет в шотландском костюме: килт, клетчатый плед, кинжал в ножнах из черненого серебра и в придачу белый терьер у ног. От отца ему досталось семь золотых гиней, на каждой из которых был портрет Георга Третьего. Вот почему шотландцы обычно называют их «Джорди».
