спишь, и кто тебя сейчас защищает. Я тебе так жизнь испорчу, что мало не покажется. Поэтому ты сейчас рот закроешь, заберешь ребенка и уедешь отсюда! Немедленно!
― Я не собираюсь тащить твоего ублюдка в Германию! Я жить хочу. Хватит, три года за ним следила. Теперь я буду свою личную жизнь строить! И мне он не нужен!
― Да мне плевать, чего ты хочешь! Ребенка ты в Германию не повезешь, и сама никуда не поедешь. Ты его мать, ты останешься в этой стране и продолжишь его растить.
― Ты глухой?! Я замуж выхожу! Моего жениху нахер не сдался чужой ребенок, вдобавок больной на всю голову!
― Заткнулись оба! — вдруг послышался резкий грудной женский голос. От приказного жуткого тона произнесенных слов, рядом стоящий Карен вздрогнул, а малыш, как по волшебству, мгновенно перестал плакать. Все уставились на нежную, хрупкую, доброжелательную Анечку, от которой никто никогда грубого слова не слышал. Ее стройное тело вытянулось. Ее зеленные глаза, раньше сияющие от яркого теплого света, потемнели, став резкими, колющими и полными ненависти.
― Какой у него диагноз? Аутизм? — внезапно обратилась она к Насте.
― ДЦП.
― Мне нужна его медицинская карта и список всех лекарств, которые он принимал, — приказала Анна. Увидев, что Настя даже и не думает подчиняться, жена приподняла одну бровь и спокойно спросила. — Ты меня плохо слышишь? Мне повторить?!
От ее ледяного грозного тона даже Волкову стало не по себе. Настя боязливо замешкалась, но все же вытащила из машины документы и протянула Анне. Жена начала листать карточку, и, не отрываясь, спросила:
― А вы что стоите как истуканы? Карен, немедленно свяжись с юристом. Пусть подпишет отказ от родительских прав. Стас, дай ей денег.
― Подождите, что значит отказ от родительских прав?! — недовольно уточнила Настя. — Я не…
― А ты как думала?! Что заявишься сюда, оставишь ребенка, а потом, когда передумаешь, сможешь в любой момент его забрать обратно? Когда деньги кончатся? — усмехнулась Анна. — Так не выйдет. Ребенок — это тебе не футбольный мячик. Я не позволю вам обоим гонять его туда-сюда. Хочешь оставить его здесь, ты подпишешь любую бумажку, которую я перед тобой поставлю. А если тебе что-то не нравится, тебя здесь никто не держит! — Анна перевела взгляд на все еще стоящих рядом Стаса и Карена. — Меня сегодня плохо слышно?! Или я невнятно разговариваю?! Стас! Деньги принеси ей! Она же за ними приехала, что непонятного?! Карен, а ты почему еще здесь?!
Мужчины растерянно переглянулись и послушно поплелись выполнять распоряжения Анны. Связавшись с юристом, Карен быстро подготовил необходимую форму, которую Настя резво подписала, когда увидела, какую именно сумму подготовил для нее Стас.
― Вот и замечательно! — промолвила Анна, забрав у нее документы. — Думаю, мне не стоит упоминать, что я никогда больше не хочу тебя видеть в своем доме?! Надеюсь, это понятно?!
― Более чем! — язвила Настя. — Его дебил теперь твоя проблема! — улыбаясь, добавила эта дрянь, села в машину и уехала.
― Карен, будь добр, вместе с юристом подготовьте необходимые бумаги по усыновлению. Мне они необходимы завтра. Желательно с утра. Спасибо большое, — отчеканила Анна и осторожно опустилась на корточки перед малышом. Ее резкий взгляд вмиг стал нежным, она тепло улыбнулась и мягко спросила:
― Меня зовут Аня. А тебя как зовут?
Малыш, который совсем не смотрел на нее, потерянно стал раскачиваться и затрясся. Из его рта потекла слюна. Он поднял руку, и уже хотел было стукнуть себя по голове, как Анна резко его остановила, схватив за ладонь.
― Я запрещаю тебе себя бить, — тихо, но жестко отрезала она. — Никогда больше не бей себя по голове.
Мальчик вздрогнул, глаза его округлились. Он заметался на месте и громко заплакал.
― Ш-ш-ш, все хорошо. Я тебя не обижу. Не надо меня бояться, — нежно прошептала Анна, подняла его на руки, отчего он закричал громче. — Да, я знаю, тебе не нравится, когда до тебя дотрагиваются. Но надо потерпеть. Мы сейчас пойдем и примем ванну. А после я угощу тебя печеньем. Вкусным, медовым. Оно тебе обязательно понравится, — она разговаривала с ним так терпеливо и спокойно, словно каждый день общается с детьми с подобным диагнозом. Удивительно, но крики малыша с явными отклонениями через секунду прекратились, и он просто тихо хныкал у нее на руках.
― Аня, это было еще до тебя. Я… — Волков попытался быстро объяснить жене, в чем дело, чтобы она не надумала себе лишнего. Но жена завороженно вглядывалась в лицо Миши, и, кажется, даже не слышала Стаса. Или не хотела слышать. — Аня, завтра же я найду специализированную няню, и ребенка увезут! Поверь мне, никаких проблем он нам не доставит!
Анна повернулась и окатила его таким взглядом, словно он никто, полное ничтожество, не стоящее ее высокородного внимания. Волков почувствовал себя убогим подонком, от которого жену сейчас стошнит. Аня гордо распрямила плечи и с вызовом произнесла:
― Этот ребенок останется здесь или ноги моей в твоем доме больше не будет НИКОГДА! Я все сказала! — убаюкивая малыша у себя на руках, она развернулась и направилась в дом.
Волков растерянно огляделся и заметил глаза, полные слез, еще одной дорогой ему женщины. Армине смотрела на него с жутким разочарованием. Читать презрение, смешанное с болью, на лицах жены и мамы-джан становилось невыносимым.
― А я от тебя никогда не отказывалась. Что бы ты ни сделал, каким бы ты ни был, НИКОГДА! А ты… Мне стыдно за тебя, Сурен! — Армине резко замахнулась и влепила Стасу звонкую оплеуху.
― После всего, что я сделал? Тебе за меня стыдно только сейчас?! — горько усмехнулся Волков, потирая щеку после удара. — Не лицемерь, Армине.
― За то, что ты сделал в прошлом, мне за тебя больно. А за то, что ты свою кровинушку бросил… стыдно, — Армине развернулась и последовала за Анной в дом.
― Я его не бросал! Я его все эти годы содержал! — выкрикнул Стас вслед маме-джан. — И дальше бы обеспечивал, — прошептал он, потерянно обхватил голову руками, а потом со всей дури врезал кулаком по металлическим воротам. — Как она
