Я знала, что она здесь будет — именно она позвонила мне, — и всё равно передёрнуло от одного её вида. До сих пор не могу смириться, что она спала с моим мужем и родит от него малыша… С другой стороны, жаль её — Паша явно Юлю бросил, как и их ребёнка. Не позавидуешь судьбе моей сестры, как, впрочем, и моей…
— Привет, — ответила я ей, расстегивая пуговицы пальто. — Как она?
— Плохо, — тихо сказала Юля. — Со дня на день…
— Понятно.
Я прошла в комнату, где лежала моя мать. Она недавно совсем слегла, мы с Юлей наняли ей сиделку. Лечить ее отказались: она диабетик, а делать операцию такой просто бессмысленно — не переживёт. Доживает свой век в той самой квартире, которую мы с Юлей ненавидим всей душой.
Я не была здесь уже много лет. И мать свою не видела с шестнадцати лет, когда ушла из дома. Из-за неё.
Села рядом с ней. Моей матери не так много лет — всего сорок восемь, но от алкоголя, беспорядочных половых связей и потом диабета она выглядела старухой.
— Тая… Тая. При...ла.
— Да, мам, я пришла, — взяла я её сухую руку в свои ладони.
Какая бы ни была, но эта женщина меня и сестру родила и кое-как нас вырастила. Какие обиды сейчас могут быть, когда ей остались считаные дни…
— Ты… п...стила…
— Я простила тебя, мам, — вздохнула я. — Я не держу зла и пришла к тебе.
— Тая…
Я посидела с ней, пока она не уснула, а затем тихо вышла из комнаты и прикрыла дверь. Пошла в кухню, чтобы согреть себе чая. Дорога снова будет длинная — метёт не на шутку, а моя съемная квартира отсюда довольно далеко. Сейчас здесь довольно чисто, в отличие от того времени, когда я жила здесь. Юлька поступила в медицинский колледж в соседнем городе и сбежала в общежитие от постоянных ухажёров матери и гулянок в нашей квартире, а мне деваться было некуда, пока однажды я не была вынуждена просто бежать без оглядки.
— Вот чай, — протянула мне запечатанную коробку с чаем Юля, которая пришла следом за мной. — Матери привезла продукты…
— Спасибо, — кивнула я и забрала его, чтобы вскрыть и вынуть два пакетика.
Засвистел чайник, и в полной тишине я налила кипяток в две старые чашки. Одну придвинула Юле, которая села напротив меня за столом и посмотрела на меня.
— Совсем всё плохо? — спросила я, имея в виду нашу мать.
— Да… — опустила она голову.
— Шансов совсем не осталось?
— Совсем.
Мы замолчали, глядя в свои чашки. Мать у нас далеко не самая лучшая, но другой не имелось.
— Ты как, Тай? — спросила меня та, кого я считала сестрой.
— Нормально… — пожала я плечами.
— Разводишься?
— Да.
— Паша Ксюшу не хочет отдавать тебе?
— Нет.
— Ну ничего, в суде разберутся…
— Надеюсь…
— Такой гад оказался, — негромко сказала Юля. — От ребёнка отказался. Да и от меня… Тебе дочь не отдаёт… Куда только смотрели мои глаза?
Я лишь хмыкнула на это. Туда же, куда и я — мы обе были слишком влюблены в галантного и обаятельного, когда это нужно ему, Пашу. Обе мы дуры, что ж теперь поделать?
— И как ты теперь? — спросила я её.
Юля, как и я, сейчас живет в съемной квартире на зарплату медицинской сестры в городской больнице. На какие деньги она будет рожать и поднимать малыша в одиночку — я не представляю.
— Не знаю, — покачала Юля головой. — Но избавиться от ребёнка я бы не смогла… Ты ведь знаешь, как сильно я хотела стать мамой. Оформлю декрет, дотации малоимущим… Всё будет хорошо, лишь бы здоровенький был.
Юля улыбнулась. Даже в такой ситуации она рада своему малышу и ждёт его. В отличие от меня…
Я хотела ещё ребёнка, но от своего мужа и никак не от Алекса.
Сегодня утром я была у врача. Он подтвердил беременность. На вопрос, как такое возможно, ведь я принимала противозачаточное, пожал плечами и уточнил, не принимала ли я ещё какие-то препараты. Я перечислила, выяснилось, что моё лекарство от депрессии нейтрализует действие орального контрацептива. В горах с Алексом я, выходит, пила пустые пилюли, не зная об этом, и забеременела.
На второе января я записалась на аборт.
— А как же Алекс, Тай? — спросила меня Юля.
— Никак, — пожала я плечами. — Мы не общаемся.
— Надо же… — задумчиво протянула она. — А так любил тебя, как сумасшедший. Он мне сказал тогда, когда я пришла к нему вместо тебя, что ему нужна только ты одна.
Я опустила глаза. Почему-то эта фраза резанула, как ножом по живому…
Я вспоминала об Алексе, но так и не решилась ему позвонить. Я металась между желанием скрыть беременность и рассказать ему об этом. В итоге всё же приняла решение, что нас ничто связывать не должно, и так, как сейчас — не общаться совсем, — нам будет лучше…
***
Одинокий набор посуды со скромной едой и соком вместо шампанского стоял напротив меня под бой курантов.
— С Новым годом меня… — сказала я сама себе, отпивая сок под удары часов. — И тебя, Северов…
***
АЛЕКС.
В Европе Рождество уже отметили, но мы небольшой компанией русских все же праздновали по своим традициям в одном из баров Праги сегодня, тридцать первого декабря.
Даже оливье был на нашем праздничном столе, только мне он казался безвкусным. В последнее время все словно потеряло свой вкус и краски. Потеряло без неё.
Ни сказочный город, ни смена обстановки, ни максимальная загруженность, чтобы не думать о ней, ни шумная компания, к сожалению, не спасли меня — моё сердце продолжало гореть ярким пламенем в её ладонях. Что бы ни делала и ни говорила мне эта женщина, я не мог выкинуть её образ, нежные руки и сладкие пухлые губы ни из головы, ни из сердца.
Моё проклятье.
Моя татуировка на всю душу.
Мой рубец на сердце.
Моя одержимость.
Моя зацикленность…
Когда же ты дашь мне дышать спокойно без тебя, стерва ты красивая?
Когда же моё сердце уже успокоится и перестанет биться чаще от воспоминаний о тебе, рыжая колдунья?
Не знаю.
Месяц прошёл уже, а легче ни хрена не стало.
Кажется, болезнь по имени «Тая» для меня является неизлечимой…
И зачем только она пришла однажды в мою компанию? Она отравила меня, превратила в безумного раба, который готов следовать за ней и любить её в одни ворота.
Только ей это все ни черта не надо!
Моя любовь, моё покровительство — всё ей в тягость.
Моя любовь тяготит нас обоих, но я, как ни пытался, излечиться от неё пока не могу.
Лучше бы я никогда её не встречал.
Под бой курантов, который транслировал русскоязычный канал на огромной плазме бара, народ кинулся разливать шампанское, подсунув один бокал и мне. Я забрал его и задумчиво смотрел на пузырьки. Говорят, желания, загаданные в новогоднюю ночь, сбываются.
Что ж… Тогда будь счастлива, Тая. Это моё самое огромное желание.
С Новым годом тебя…
Залпом опрокинул в себя шипучую жидкость. Мой Новый год наступил.
***
ТАЯ.
— Ожидайте здесь, вас позовут, — сказала мне медсестра, и я села на край кушетки в клинике, где планировала избавиться от нашей с Алексом ошибки.
— Хорошо, — кивнула я.
Остались считаные минуты. Надеюсь, я не пожалею о сделанном…
***
АЛЕКС.
— Начинается посадка на рейс четыреста двенадцать «Москва-Париж». Просьба пройти к третьему воздушному пути, — вещал женский голос на весь аэропорт, пока я шёл к выходу с чемоданом.
Моя командировка — иди ссылка самого себя? — закончилась с отличными результатами, и теперь я вернулся домой. Работа продолжится в привычном режиме в офисе.
Смена обстановки и работа нон-стоп мне, конечно, мозги немного на место поставили, но я совсем не уверен, что при встрече с ней снова не сойду с ума. Но вариантов мало — работать всё равно нужно, уволиться самому или уволить её рука не поднимается. Как и перевести Таю в другой отдел — тут же играет мой эгоизм и глупая ревность. Пока она руководитель отдела, я хотя бы буду видеть, с кем она общается и как живёт… Весь этот месяц я не спрашивал о ней и ничего не хотел знать, но теперь не могу отказаться от возможности просто видеть её. Забыть её у меня не вышло, как и обмануть себя: куда бы я ни поехал — себя я брал с собой, а Тая — в моём сердце.
