не хватать тебя.
Но я засунула свое хотение подальше – туда же, куда были засунуты мечты и стремления – и вернулась домой к одичавшей от одиночества кошке.
Так, надо позвонить маме, и можно ложиться спать.
– Ты какая-то рассеянная, – заявила та в трубку, выслушав мой скупой отчет о проведенном дне. – Что случилось?
Разумеется, про Лисовского я ей не рассказывала, чтобы не пугать всей внезапностью своих отношений. Говорила, что гуляю с друзьями, но конкретно про него – ни слова.
– Всё хорошо, – я развалилась на кровати, чувствуя, как гудят ноги от бессонной рабочей ночи и целого дня событий. – Просто загулялась.
– С кем? – напряженно.
Мама умеет раздувать из мухи слона размером с пятиэтажку. Ей только скажи слово «парень», как мне припишут внеплановую беременность, решат, что я брошу учебу и умру в нищете.
С другой стороны, почему-то всё зудит и чешется рассказать. Надоело молчать. Мы же ничего плохого не делаем с Лисовским, никому не вредим. У нас образцово-показательные отношения. Так почему не похвастаться ими перед самым родным моим человеком?
Короче говоря, я всё рассказала. Вру, не всё. Если точнее, я рассказала самую малость, потому что, узнав «всё», мама бы сорвалась в Москву, чтобы скорее увезти меня домой. Ограничимся банальными характеристиками: добрый, заботливый, веселый.
Кошек не ворует, голышом в погребе не обитает, порочными связями не увлекался (на этой неделе).
– Он точно не маньяк? – уточнила мама глубокомысленно.
– Если бы ты была маньяком, ты бы об этом сообщила?
– Разумеется. Надо быть честным с тем человеком, с которым собираешься встречаться. Не нравится он мне. Заочно не нравится.
– Отвали от ребенка, – встрял папа откуда-то издалека. – Ирка, вези сюда своего московского принца. Мы покажем ему настоящую глубинку, – хохотнул он. – В баньке попарим, выпьем чего покрепче.
– У нас нет баньки, мы живем в обычной квартире, – напомнила я с улыбкой. – И ты не пьешь.
– Н-да, беда. Ладно, не ворчи. Что-нибудь придумаем!
– Леша! – мама цокнула. – Ты так легко соглашаешься с выбором дочери?
– А чего не соглашаться? Даже если эту дочь похитят и продадут в рабство, у нас вторая есть, нового образца.
Это он про мою пятилетнюю сестру. Добрый у меня папа. Заботливый.
– Леша-а-а, типун тебе на язык! – застонала мама. – Ей всего девятнадцать лет!
Короче говоря, в семейной перепалке я была лишней, а потому меня быстро отключили от связи, чтобы дальше скандалить наедине.
Эх, вот бы, в самом деле, Лисовский как-нибудь добрался до нашего захолустья. Показался бы моим родителям, они бы одобрили отношения и…
Что дальше, я пока не спланировала. В Москву с концами меня бы не отпустили, да и чего мне тут делать? Вечно жить в чужой квартире и работать официанткой? На учебу забить? Вот уж нет.
Но хотя бы каникулы можно проводить в столице… или выбираться куда-нибудь вместе на выходные… или…
Я так размечталась, что не заметила, как меня сморил сон.
А проснуться пришлось от сообщения, жужжащего под ухом:
Могу я тебе позвонить?
Гриша, чтоб ему икалось долго и безрадостно. Зачем звонить? Опять вспомнил про самостоятельность? В очередной раз пересмотрел жизненную позицию? Решил ещё разочек сбежать на денек-другой?
Рискни здоровьем
Он словно ждал сигнала, потому что звонок раздался незамедлительно.
– Что надо? – «дружелюбно» спросила я, чуть не добавив какое-нибудь ругательное обращение.
– Я всё думал… – он замялся. – Ты, конечно, смеяться будешь. Но я так не могу. Без Гали не могу. Она меня того… зацепила.
– И?
Как в цепочке «Гриша – мама – Галя» затесалась Ира Дроздова, лично мне было непонятно. Лишнее звено.
– Она не отвечает на мои звонки, а по смс назвала меня… – Гриша пробубнил, кем конкретно назвала его Галя, но я расслышала только концовку фразы на «-дила».
Эта концовка ничего позитивного не обещала, что и неудивительно. Вряд ли девушка обрадуется, если сначала её бросят ради мамочки, а затем будут написывать сообщения.
– И? – повторила грубее.
– Я понял, что хочу бороться за неё.
Гриша внезапно для себя начал объясняться. Мол, Галя его покорила. Он не сразу это осознал, но когда проанализировал – сложное слово для Гриши, тот скорее «дочухал», – как ему плохо без Гали, то сам испугался своим чувствам. Поцелуй тот ему ночами снится. Человек бессонницей страдает. Ничего не хочет. Аппетит пропал.
Погибает, короче говоря.
Под его рассказ я выползла с кровати и добралась до ванны, где обмыла лицо холодной водой, чтобы привести себя в чувство.
– Гринь, знаешь, что я тебе скажу? Самую банальную на свете вещь. Если тебе нравится девушка, и ты о ней забыть не можешь, то добивайся её. Делай что-то. Не у меня советы спрашивай. Я тебе не мать, помогать не стану. Иди на уступки, плюй на запреты.
– Я же опозорился перед ней…
– Угу, опозорился. Главное – не позорься опять. Не доводи её больше до слез. Учись быть самостоятельным и взрослым. Возможно, когда-нибудь Галя тебя простит.
Я закончила говорить и провела по зеркалу ладонью, пытаясь размыть своё отражение. Казалось, что оно сотрется, а я – вместе с ним. Потому что происходящее – сегодня и вчера, и все прошедшие недели – было нереальным.
– Спасибо, Ир, – с чувством произнес Гриша. – Прости меня за косяки.
Он извинялся вполне искренне, не из-под палки, боясь быть избитым, а от переизбытка чувств. Даже вздохнул в концовке тягостно и долго.
– Живи уж, – я показала своему отражению язык и повесила трубку.
Даже страшно представить, чем закончится история Гриши с Галей. Да и закончится ли? Разные города, бдительная мама-коршун.
А может быть, для Григория это станет толчком к переменам? Ведь большие свершения начинаются с маленьких поступков, с опасливых шажков.
Важнее всего верить самому себе.
* * *
Тихая вечеринка «для своих» как-то внезапно разрослась до масштабов «стихийное бедствие». Когда Лисовский объявил, что планирует маленький междусобойчик в «Том свете», я меньше всего ожидала увидеть такое количество незнакомых людей. Сюда даже фотографы пришли, чтобы запечатлеть «дружеские посиделки».
Сегодня я была гостьей, не официанткой. Полноправной девушкой Егора, которую он представлял всем без исключения, а на язвительные смешки друзей – мол, знаем мы, какой ты постоянный и разборчивый – недовольно фырчал.
Завтра я прыгну в поезд и умчусь домой. Надолго – или навсегда – попрощаюсь с Москвой. Поэтому сегодня Лисовский весел и изображает, что ничего не случится. Что всё будет как прежде.
Даже шутливо предложил не разрывать договор, «вдруг пригодится».
Ему легко радоваться, а у меня кошки скребутся когтями по грудной клетке.
