не скажет. Но я ошибаюсь. Ева переводит на меня свой взгляд:
— Дарина, я больше не буду.
Звучит ужасно по-детски, но становится намного легче.
— Спасибо, — отвечаю ей. Но мой ответ заглушает резкий звонок. Закрываю уши руками от громкого звука — мы стоим как раз под динамиком.
— Идемте! Сейчас нам Ольга Васильевна устроит за опоздание! Там же проверочная! — Аленка собирается побежать, но стопорится. — Черт! Дарин, я совсем забыла, что тебе еще нельзя бегать, — извиняюще вздыхает она.
— Да бегать можно, просто привыкнуть надо, — отвечаю с грустной улыбкой. Я никому не рассказывала, как непросто мне дались первые шаги после гипса.
Мы опоздали.
— Девочки! Бегом! — шикает на нас Ольга Васильевна.
И я уже обрадовалась, что нагоняя не будет. Но, нет. Нас троих Ольга Васильевна просит задержаться после урока.
— Девочки, я хотела бы услышать причину вашего опоздания. — Строгий взгляд переходит с одного лица на другое.
Ева виновато опускает глаза, а Алена косится в мою сторону.
— Ольга Васильевна, мы задержались после физкультуры, — объясняю я. — А когда прозвенел звонок, я не смогла быстрее идти. Ева и Алена опоздали из-за меня.
— Вот как?! То, что вы подождали друг друга — это хорошо. — Ольга Васильевна задерживает взгляд на Еве.
— Я… Мне… — звучит неуверенно. — Я извинилась перед Дариной, — наконец произносит Ева. — И мне очень стыдно…
— Что ж. Это хорошо, что ты сама все поняла. — Улыбается классная. — Идите! И постарайтесь больше без опозданий!
— Спасибо, Ольга Васильевна! — втроем отвечаем мы и вылетаем из класса.
— Уфух! — Аленка демонстративно вытирает лоб.
Следующий урок — английский. Ева и Алена занимаются в первой группе, а я — во второй, поэтому кабинеты у нас разные. Поправляю лямку рюкзака, которую скидывает с моего плеча какой-то остряк, тут же убегающий в другом направлении, и иду в класс. Стоит только войти, как ко мне подходит Филипп.
— Чего хотела Гордеева? — хмуро спрашивает он.
— Она извинилась.
— Аленка заставила? — Филипп убежден, что Ева не способна на искреннее раскаяние.
— Не совсем. Думаю, Ева сама поняла.
— Что-то не верится, — ухмыляется Филипп. — Сейчас походит немножко паинькой и снова что-нибудь вытворит.
К моему огромному облегчению дискуссию на неприятную для меня тему прерывает звонок. Но на уроке выясняется, что моя печатная тетрадь по английскому языку дома у Филиппа. Я сдала ее на проверку, а потом попала в больницу. Перед каникулами тетради выдали, Фил забрал мою, но совершенно забыл про нее. Двойку мне сегодня не поставили, но тетрадь нужно забрать, потому что заданий там накопилось.
— Дар, я правда забыл! — уже наверное в десятый раз извиняется Филипп.
— Да, ладно тебе! Я тоже могла бы спросить. Все нормально!
Уроки закончились. Мы стоим на крыльце, и я ловлю лицом на удивление теплые солнечные лучи.
— Давай, я сейчас принесу! — предлагает Фил.
— У тебя же сегодня тренировка! Ты опоздаешь! — Щурюсь от яркого солнышка, глядя на Филиппа.
— Не опоздаю! — отмахивается Фил.
— Нет. — Мне совсем не хочется, чтобы из-за меня ему попало. — Давай тогда я сама заберу, — предлагаю ему.
— А тебя ругать не будут? — настораживается Фил.
Не знаю, откуда он мог узнать, что мне не разрешают к нему ходить.
— Я же недолго — тетрадь заберу и все!
— Давай, — соглашается он.
— Твои родители дома? — интересуюсь на всякий случай.
— Папа на два дня уехал в командировку, а мамы днем никогда не бывает дома.
— Тогда чего мы стоим?! — Тяну Фила с крыльца.
— Эй, полегче! Упадешь!
— Фил! — Посылаю выразительный взгляд. Еще не хватало, чтобы и он носился со мной как с маленькой!
Даже не замечаю, как мы доходим до дома Филиппа. Он вводит код на двери подъезда, а не открывает ее домофонным ключом.
— Прикольно! — Я первый раз такое вижу.
Мы на лифте поднимаемся на седьмой этаж. Подъезд намного просторнее, чем наш, и светлее. Даже лифт не такой. Филипп снова вводит код на двери и пропускает меня вперед в небольшой тамбур перед квартирой.
— Может заодно заценишь мои модели? — предлагает он.
— О! Точно! — тут же соглашаюсь.
Мне уже давно хотелось на них посмотреть. Фил показывал их по видеосвязи, но это не то. Хочется потрогать и подержать в руках. Филипп открывает дверь, и в нос ударяет вишневый сигаретный запах.
— Фу-у, — тянет Фил, зажимая нос. — Мама дома…
— Она курит? — спрашиваю шепотом.
Я видела пару раз его маму, и ни за что бы не подумала, что она может курить.
— Да, — вздыхает Фил. — Правда только когда папы нет дома.
— Я тогда… лучше пойду, — шепчу и натыкаюсь на неровный, словно затуманенный взгляд мамы Филиппа.
Но вместо того чтобы уйти, застываю на месте.
— Здравствуйте, — произношу еле слышно и вижу, как лицо женщины искажает некрасивая гримаса.
— Скоро будет не дом, а проходной двор, — презрительно протягивает мама Филиппа, продолжая держать меня своим взглядом.
— Дар, я принесу тетрадь… — Фил мешкается, словно не знает что ему делать. И даже не разуваясь бежит в глубь квартиры.
Остаюсь одна с мамой Филиппа и чувствую себя неловко под пристальным пренебрежительным взором.
— Как же я тебя ненавижу! — вдруг с презрением шипит женщина. — Ненавижу! Почему ты не родилась уродом, чтобы Костя не мог на тебя смотреть?
Не совсем понимаю, за что меня можно ненавидеть — ведь мы незнакомы, но почему-то уверена, что она действительно говорит обо мне — столько злой ненависти в ее взгляде.
Она покачивается, и мне кажется, что сейчас упадет, но, схватившись за косяк, задерживается и делает шаг ко мне. До меня доносится запах спиртного. Мама Фила пьяна. Она тянет ко мне руку, и я невольно отшатываюсь.
— Мама! Отойди от нее! — Между нами встает Филипп.
— Фил, открой дверь, — шепчу я, но кажется мой писк он не услышал.
— Кто разрешил тебе привести эту… в мой дом?! — Она хочет ухватиться за Фила, но тот уворачивается, отталкивая меня назад, еще дальше от двери.
— Дарина — моя сестра! — заступается за меня Фил.
— Сестра? Не-ет! У меня больше нет детей, а те, кого успел нагулять твой папочка, к тебе не будут иметь никакого отношения!
— Мама, иди спать. Иначе я расскажу папе, что ты опять пьешь.
— Говори! — с издевкой в голосе разрешает ему мать. — Только где он, твой папочка? А?! Нет его! Ему важна какая-то полудохлая старушенция и вот эта… — Она тычет в меня пальцем, словно хочет проткнуть, и смотрит с пьяной поволокой. — Но это не так! Ему никто не нужен. Ни я, ни ты. Только вот эта! Так вот знай, — в меня впиваются
