оскорбление человека никто не отменял. И я лично приложу все усилия, чтобы оно было максимальным.
— Ты мне угрожаешь? — мать глубоко и шумно дышит.
— Нет. Только предупреждаю. И имей ввиду: отследить «анонимность» не составит никакого труда.
— Да как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?!
— Тон у меня нормальный. Орешь ты.
— Я твоя мать!!!
— Я знать не желаю такую мать. Выход найдешь сама.
Вилка, брошенная матерью на фарфоровую тарелку, раскалывает хрупкую керамику пополам. На звенящий звук мгновенно прилетает Евгения.
— Костя! Ты что творишь?!
— Родную мать выгоняет из дома! — докладывает женщина, не умеющая терпеть поражения.
— Анна Захаровна! — успокаивает ее Женя. — Вы все не так поняли, Костя не хотел…
— Женя, я выразился достаточно ясно, — перебиваю жену, — Но повторю еще раз: я не желаю знать эту женщину и тем более не хочу видеть ее в своем доме.
— Костя! — Женя в ужасе вскидывает руки к своему лицу в молитвенном жесте и смотрит на меня огромными глазами. — Так нельзя, — тише добавляет она, но наткнувшись на мой взгляд, замолкает.
— Я уйду! Но ты! — Мать резко встает. Стул, на котором она сидела, с грохотом падает на паркет. А в меня утыкается указательный палец с ярко-вишневым, словно кровавым, маникюром. — Ты об этом пожалеешь!
— Я уже жалею, что не сделал этого раньше.
Некоторое время мы смотрим друг на друга. Не знаю, чего она хотела добиться этим. Может, что я передумаю? Даже не знаю, что должно произойти, чтобы я передумал. Спустя минуту, показавшуюся мне бесконечно долгой, мать, высоко подняв подбородок, разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью.
Женя стоит окаменевшей статуей. Надеюсь, она тоже услышала слова, которые касались Полины, и повторять мне их не придется.
— Костя, зачем ты так? А если снова сердечный приступ?
Произносить вслух, что сердечный приступ будет слишком легким исходом, мне не хочется.
Дарина
Смотрю на разрисованный гипс и невольно вспоминаю, с чего все началось.
Время до обеда всегда очень скучное. Ребята в школе, а мне заняться практически нечем. Даже фильмы уже надоели. Именно такой застает меня доктор, придя на утренний обход.
«Это что за невеселое личико? Улыбаться надо! Вот так…»
Он рисует маркером широкую улыбку на моем гипсе.
«Чего-то не хватает? Как думаешь?»
Пожимаю плечами, хлопая от растерянности глазами.
«В смысле не знаешь?! А! Точно!»
Рядом появляются два кружочка. Теперь моя нога, точнее место, где находится коленка, смотрит на меня «глазками» и широко улыбается. Я тоже не могу сдержать улыбку.
«Держи!» — Мне вручают красный маркер. — «Можешь дорисовать. А как физиолечение закончишь — поскачешь, как новенькая!»
Я это знаю, но все равно очень хочется домой. Я ужасно соскучилась по дому, школе, друзьям — по всем, за одним маленьким исключением: Ева Гордеева.
Тяжело вздыхаю, опять вспомнив про подругу. Сколько бы я ни спрашивала Фила про Еву, он всегда говорит, что дружить с ней не стоит, потому что Гордеева нисколько не чувствует себя виноватой. Но и это еще не все. От Алены я узнала, что Ева умудряется еще и смеяться надо мной, пока меня нет. Что я сама растянулась прямо перед финишем, размечталась, а под ноги не смотрела. Алена рассказала, что теперь с Евой никто не хочет контактировать, и она нагло ждет, когда я приду. Только вот после такой «дружеской поддержки» у меня нет никакого желания с ней общаться.
— Дарина, ты чего? Ау-у?! — Аля замечает, что я «зависла», держа в руке телефон.
— Задумалась…
Я уже в который раз набираю сообщение Еве, но так и не отправив его, стираю. Все-таки Фил прав — она должна хотя бы извиниться. Вот кто стоит за меня горой — так это Филипп. Несмотря на всю неожиданность нашего, если можно так сказать, второго знакомства, я так рада, что он мой брат.
«Спишь?» — прилетает сообщение от Филиппа, заставив меня улыбнуться.
— О! По-любому, братик написал! — Аля многозначительно играет бровями.
— Ага, — нисколько не скрываю, что очень рада.
— Опять с тобой не поболтаешь… — жалуется Аля.
Ее так и не выписали. А вот девочку к нам положили нерусскую. Аля даже решила, что она цыганка. Смуглая, черноволосая, небольшого роста, вроде бы нормальная, но по-русски совсем не говорит, а ее «кыр-кыр-кыр» мы с Алей не понимаем.
«Нет», — пишу ответ Филу и взглядом прошу прощения у Алии.
«Я нарисовал новый меч капитану Икс!»
«Покажи!» — прошу в сообщении.
На телефон приходит фотография.
«Классный!» — хвалю рисунок.
Вот что интересно: на уроке ИЗО Фил никому не показывает свои работы. И над ним посмеиваются, что он совсем не умеет рисовать. Только рисовать он как раз умеет, и очень хорошо! Это я могу часами пыхтеть над своими рисунками, а у Филиппа сразу выходит так, как надо. Даже позавидовать можно!
«Кстати, Дар, я фотку твоего гипса поставил в телефоне на заставку!»
«Фил! Ты с ума сошел?! Зачем?! Убери!»
«А что такого? Никто же не знает, что это твоя нога!» — смеющийся смайлик.
«Фил! Я это знаю!»
«Ты же не выдашь свою ногу?» — три смеющихся смайлика.
«Фил, пожалуйста, убери!»
«Я его увеличил, и там совсем не понятно что это гипс. Видно только рисунок. Честно!»
«Завтра покажешь! Если мне не понравится — будешь удалять! Иначе больше не пришлю ни одной фотки!» — грозный смайлик.
«Дар, я завтра не смогу прийти» — три грустных скобочки. — «Папа едет к Эрику».
«Имя прикольное! Кто такой Эрик?» — задумчивый смайлик.
«Мой брат».
Я зависаю. У Фила есть брат?
«У тебя есть брат?» — смайлик с огромными глазами.
«Ой, так и у тебя тогда тоже!» — смеющийся смайлик. — «Тебе не говорили?»
«Нет».
Немного опешиваю от такой новости.
— Даришка, что случилось? — шепчет Аля.
Мне очень, очень нравится, когда она меня так называет. Любое имя можно назвать ласково, а Дарина — просто Дарина. Но у Али получилось даже к моему имени подобрать уменьшительно-ласкательное.
— Фил сказал, что у меня есть еще один брат, — тоже шепотом отвечаю я.
— Офигеть! А сколько ему лет? — оживает Аля.
«Фил, сколько Эрику лет?»
«Шестнадцать».
— Шестнадцать, — отвечаю Але.
— Оу! Круто! Круто! Круто! — Алия от радости прыгает на кровати. — Я хочу с ним познакомиться! Напиши ему!
— Аля, как я напишу?! — хлопая глазами смотрю на новую подругу.
— Не знаю!
— Давай, ты сама у Фила все спросишь, — предлагаю ей.
— А он завтра придет?
— Нет. Его папа завтра едет к этому самому Эрику, а одного его никто не пропустит.
