любопытное трио и лишь тогда, когда они скрылись с виду, посмотрел на Вету.
— Бить тебя? Мало было? — спросила она показательно равнодушно, но я знал ее слишком хорошо, и понимал, что она кипит изнутри.
— Я буду кричать, — усмехнулся, глядя на нее одним из тех взглядов, от которых она тает. Но в последнее время эта женщина кремень.
И она резко сменила тему.
— Может зайдешь? Раз уж ты здесь.
— Нет, — отрезал я, тут же став суровым.
— Он ждет тебя, — сказала с нажимом, но я лишь дернул губой и покачал головой. Твердо и бескомпромиссно.
Вета тоже подждала губы.
— Он слаб, Лев.
— Тогда это в его интересах, чтоб я не заходил, пока он не окрепнет. Потому что я ему лицо хочу разбить, — отрезал строго.
Вета не собиралась сдаваться просто так.
— А если не окрепнет? Если это все? Тебя порадует, что твой отец умрет, и последние слова, что ты сказал ему, будут “спасибо за женушку”?
Я шумно вдохнул и выдохнул. Это простое действие прострелило от боли в больном ребре. Но я был непреклонен.
— Я не собираюсь выдавливать из себя лицемерие и выслушивать его раскаяние. Я зол. И я не буду притворяться, чтоб он мог заглушить свою совесть, — гаркнул я, повысив голос, — и отбыть к праотцам спокойно. Хочет моего прощения? Пусть намотает сопли на кулак, придет в себя и переосмыслит свою жизнь. Сейчас нам не о чем говорить. Из-за него у тебя на лице шрамы. Из-за него ты…
— Все, — отрезала Вета строго. — Не надо туда. Оставь.
А я не могу оставить. Меня колотит от злости, стоит только подумать об этом. Она не хотела, чтоб я узнал, но врач сказал мне. Из-за этой гребанной ситуации в лесу она потеряла ребенка. И она хочет, чтоб я простил отца за все это безумное дерьмо, которое случилось из-за того, что он решил поиграть в Бога, вмешавшись в наши жизни. Ведь сама она почему-то за все просила его. И приезжает навещать его каждый день. А я не могу заставить себя даже посмотреть ему в лицо, без желания это самое лицо разбить.
Он лишил меня детства Алины. Теперь он, который привел в нашу жизнь эту сумасшедшую суку, еще и лишил нас ребенка. Второго ребенка, которого мы могли сейчас ждать, и которого больше нет.
— Пойдем, я проведу тебя в твою палату, Львеночек, — голос Веты смягчился.
Я не знаю, на каких успокоительных она, но, видимо, психолог выписала ей хорошие. Потому что по-другому ее умиротворение, ее всепрощение и самоотверженность я понять не могу.
— Ладно, — выдохнул я, подавляя и свой гнев. Подавляя в очередной раз, хотя хочется выплеснуть его, выковырять эту черноту из своей груди, ведь она мешает мне дышать.
— Возьмись за мою руку, — подсказала, поравнявшись со мной.
— Предложение, на которое невозможно сказать нет, — ответил, улыбнувшись криво, и повзолил ей руководить.
29 глава
Вета
Кое как уговорила своего дикого кота лечь и отдохнуть. Угрозами, правда. Объяснила, что чем больше он скачет, тем дольше его здесь продержат и тем позже он вернется к нам, домой. А мы, между прочим, скучаем. И он нужен мне. Нужен как воздух.
С тех пор, как прозвучал тот выстрел, моя жизнь резко изменилась, больно ударив новой черной полосой. Выстрел был не в меня, нет.
В неё.
И видеть своими глазами то, что я увидела… Моя психика не справилась. Я вижу, как она умирает, каждую ночь. Экстренно ушла в терапию, но она не помогает пока. Не помогает спать. И каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту от одного и того же кошмара.
Слава Богу Алина спит отдельно, сама, и мои резкие пробуждения, стоны и крики во сне ее не пугают. Но они пугают меня, и я так бесконечно от них устала.
Личный врач Арского выписал мне успокоительные и снотворное. И если первое мой новый верный спутник, то второго я сильно боюсь. Я знаю, что на снотворное можно подсесть еще страшнее, чем на наркотики. И слезать с него потом очень болезненно. Поэтому я пока мало сплю, обхожу стороной упаковку таблетой и жду Льва из больницы. Жду и надеюсь, что его сильное тело рядом залатает дыру внутри и поможет всплыть назад, на поверхность, из этой пучины.
Лев стал вдовцом и чуть не стал сиротой. Станислав Константинович выбрался, хотя пуля должна была забрать его.
Он стал просить у меня прощения, как только пришел в себя. Я заверила его, что не за что. Моя психика просила одного: перевернуть эту страницу и начать с чистого листа. Стать семьей, если у нас есть шанс. Начать все заново.
Психолог, правда, говорила, что это ловушка. Что случившееся нужно принять, прожить и отпустить. Но это длительная терапия, а наш мозг настолько хитро устроен, что всегда ищет самые быстрые и самые простые варианты. Но прошлое всегда вылезет, как глубоко его не заталкивай. Вылезет и подставит болезненную подножку там, где будет казаться, что все нормально и переживать не из-за чего.
Она, безусловно, права. Но мне нужны эти уловки сейчас.
Ведь когда врач сказал, что я была беременна и беременность прервалась, я превратилась в ледяную глыбу. Чувство вины захлестнуло с головой. Ладно бы я не знала. Но знала же, что была осечка. Мы же предполагали, что могли зачать. И я не подумала об этом, когда садилась к Арскому в машину и согласилась поехать с ним. Не подумала о детях. Алина могла остаться без матери, а своего нерожденного ребенка я просто пустила в расход, не подозревая, что он существует.
— Плачешь опять, — покачал головой Рома, бросив сопереживающий взгляд на меня.
Я даже не почувствовала.
— Прости, — сказала, быстро вытирая слезы, как что-то постыдное.
— В порядке все, Лизавета. Ты же знаешь. Мне грустно, что я не могу помочь тебе.
— Ты помогаешь, — тут же возразила. — Ты забросил проект, взвалив меня на свою
