Вот-вот в истерику ударится, похоже.
Как же меня всё это утомляет. Звезда Мишлена на двери не стоит того. Может, правда стоит её уволить и нанять другого спеца? Пусть и без звезды.
А Аню пусть Сабур забирает. Может, пригодится.
— За что ты так со мной? — подходит ближе и пытается заглянуть в глаза. — Я ведь со всей душой, Гордей. Я… я так стараюсь! Как мне ещё показать, что ты мне небезразличен?
— Никак, Аня. Мы уже говорили об этом.
— Ты просто не знаешь женской ласки. Не видел её, не чувствовал, потому и отталкиваешь меня. Твоя бывшая жена тебе этого не дала, понимаешь? Я же вижу, какая она, вижу. Холодная, ледяная стерва.
Господи, ну в какое же дерьмо я вляпался, когда взял её на работу. Может, это тоже проделки Сабурова? Теперь сидит и ржёт.
— Не смей так говорить о моей жене.
— Бывшей, Гордей.
— Да это неважно! — внутри что-то внезапно взрывается. Фонтаном. Сносит. — Я всё равно люблю её. Её, Аня. Мне не нужна другая. Ни ты, ни кто-либо ещё, понимаешь?
Анна замирает, а у меня у самого внутри сказанные слова пеплом оседают. Горячим. Жгутся.
Само вырвалось. Минуя мозг и аналитический центр в нём. Выплеснулось. Прорвалось. Из тумана выплыло.
Оголилось истиной.
Болезненной, колючей, острой. Но правдивой. И… какой-то естественной. Такой понятной.
И всё в голове будто на свои места встало. Заняло предначертанные ниши.
Ясность и порядок в голове наступил — люблю. Иру.
Я ведь и сам думал, что чувства осели, угасли, растворились. Не понимал, что в душе происходит. Не хотел понимать, не хотел туда заглядывать, прислушиваться. А сейчас будто туман этот ветром сдуло.
— Возвращайся к работе, Аня, — голос осип, говорить не получается почему-то. Передавило. — И больше эту тему мы не поднимаем.
Несколько раз растерянно моргнув, она отворачивается, а потом уходит из кабинета молча.
Аж дышать становится легче.
Но у самого вернуться к работе не получается. В груди давит, воздуха будто не хватает. В глазах двоится даже в очках. Распахиваю окно и глубоко вдыхаю.
Холодно. Подмораживает уже. Скользко.
Надеюсь, Ира сменила резину, на летней небезопасно уже ездить.
Блин. Не о том думаю сейчас…
Мысли как густой кисель. Полный рассинхрон в голове и в груди.
Так дерьмово давно не было. Наверное с момента, как Ире всю правду вывалил.
Захлопнув окно, выдёргиваю куртку из шкафа и запускаю машину через автозапуск, чтобы прогревалась.
— Сегодня уже не приеду, — бросаю Лизе в приёмной, про себя отмечая позже разобраться с ней. Не нравится мне в последнее время, как она работает. — И списки мне не забудь сбросить по заходам на почту. Почему я их жду второй день, Лиза?
— Да, конечно. Всё сброшу, буквально в течение часа, — кивает она, а я, пока иду к лифту, набираю Сабурова.
— Слушаю, — отвечает через пару гудков.
Наш первый прямой разговор за последние двенадцать лет. Прошлый закончился мордобоем.
— Надо встретиться, Саб. Пора поговорить.
Glava 38
Как давно мы вот так не смотрели друг другу в глаза.
Молча, целых несколько секунд, что кажутся неправдоподобно длинными. Время будто решило ненадолго остановиться.
Двенадцать лет прошло.
Двенадцать лет, как у меня больше нет лучшего друга.
И если отбросить всё-всё, то я не солгу, если скажу, что я скучаю. Тоскую по крепкой мужской дружбе. Друга близкого я так себе и не нашёл.
Но в этом “всё-всё” и дело. Его уже не переступить. Оно слишком широкое, слишком глубокое и тёмное.
— Ты хотел меня видеть, — Сабуров смотрит внимательно, взгляд колючий. Он спокоен, но крайне собран.
— Хотел. Поговорить надо, — киваю в ответ.
Девушка-бариста приносит две чашки кофе и ставит с подноса на стол перед нами. Горько-манящий аромат щекочет ноздри, а ещё одна короткая пауза заполняется лишь негромким бормотанием телевизора с нейтральной музыкой без слов.
— Спасибо, — коротко благодарю её, Саб же и глазом не ведёт.
— Что-то ещё?
— Нет, спасибо.
Девушка уходит обратно за стойку, а я возвращаю взгляд к Сабу.
— Говори.
— Мне надоело воевать, Сабур, — говорю откровенно, как есть, но про осторожность не забываю. — Двенадцать лет. Ты не устал?
— Я полон сил.
— Я, собственно, тоже. Но мне надоело. Я предлагаю прекратить. Скоро, как ты знаешь, новый аукцион. Ещё два здания на набережной. Ты давно хотел открыться у реки. Набережная длинная — всем места хватит. Я не буду участвовать в торгах.
Он молчит несколько секунд. Смотрит на меня, пытаясь понять, в чём подвох.
Но его нет. Всё как на духу, блть.
— Щедрое предложение, — хмыкает и делает глоток кофе. — И неожиданное.
— Я думаю, прошло достаточно времени, чтобы научиться сосуществовать в одном городе. Война изматывает. Она деструктивна.
Сабуров кивает, вскинув брови. Не доверяет мне. Признаться, я бы тоже отнёсся скептически, предложи он мне внезапно сложить шпаги.
Он ведь действительно очень хотел открыть филиал на набережной, бился за это несколько лет, но пока так и не получалось. Процесс размещения заведений общепита вдоль реки контролируется через аукционы администрацией. И у Саба никак не удавалось выиграть.
— И что же ты хочешь взамен?
— Ирину. Ты не маячишь на её горизонте ни по каким причинам. Оставляешь её в покое.
Сабуров опускает голову и усмехается. Он совершенно не удивлён моими условиями. Условием — всего лишь одним.
— Скажи мне, Гордей, — снова поднимает глаза и немного прищуривается. — А какая тебе разница? Ирина больше не твоя жена. Какие у тебя основания есть просить меня оставить её в покое?
— Я понимаю, Сабур, у тебя есть право злиться. Как и у меня. Мы оба тогда сотворили нехорошее. Но прошло двенадцать лет. У нас с Ириной дочь и десять лет брака за плечами.
— Вот именно, что за плечами. Ты забрал у меня женщину, Гордей. Твоя Рита была шлюхой, а Иру ты отнял подлостью. Я не умаляю своей вины перед тобой, но и твоё предательство никогда не прощу. Вы в разводе, она больше не твоя жена. Я тебе ничего не должен.
Как я и думал, он не оставил идею заполучить Ирину. И мне кажется, дело тут совсем не в любви.
