— А если она попытается откусить мне член? — со смехом спрашивает он, стоя теперь прямо перед столом. Его молния расстегнута, а член в руке.
Я облизываю онемевшие губы.
Джеймс вынимает член из моей киски и еще раз шлепает меня по заднице.
— Она не будет. Шлюха любит задыхаться от члена.
— Ты ведь знаешь, что если она приняла «Молли», то рвота только заставит ее кончить сильнее, верно? — говорит парень.
Джеймс замирает, глубоко вогнав в меня свой член. Он наклоняется ко мне и, схватив за волосы, отрывает мое лицо от стола. Рыча мне в ухо, он требует:
— Ты это приняла?
Я не могу даже открыть глаза, не говоря уже об ответе. У меня болит лицо, и я открываю глаза только для того, чтобы увидеть, как стоящий передо мной мужчина снова дает мне пощечину. Зрение затуманивается, и я не могу понять, что это — наркотики или непролитые слезы. В любом случае, мне все равно.
— Он задал тебе вопрос, сука.
— Все равно, к черту это, — огрызается Джеймс, его бедра снова начинают двигаться, вдавливая мои в край стола. — Я хочу, чтобы это было грубо и грязно.
Я отстегиваю ремень безопасности, открываю пассажирскую дверь и падаю на колени. Спасибо, что машина уже стоит на обочине.
— Элли?
Я слышу, как меня зовет Син, но уже стою на коленях и блюю на гравий при этом воспоминании. Как меня и заставляли делать той ночью. Может быть, наркотики и повлияли на мою способность функционировать, но воспоминания впечатались в мой мозг, как клеймо, которое Син поставил мне на бедро.
Мой желудок сжимается, а плечи начинают трястись. Меня снова тошнит, а потом я начинаю судорожно отхаркиваться, так как сегодня я почти ничего не ела.
— Элли…
Краем глаза я вижу, как он подходит. Я протягиваю руку, чтобы он отошел, и снова начинаю судорожно отхаркиваться.
Когда мне больше нечем блевать, я склоняю голову, подтягиваю колени под себя и упираюсь руками в бедра. Я начинаю кашлять и сжимать руки в кулаки. Я чертовски плохо себя чувствую. Почему? Я жила с этим годами. Почему я не могу контролировать это сейчас?
— Давай, я помогу тебе подняться.
Син хватает меня за руки, поднимая на дрожащие ноги, и я отпихиваю его, затем опускаю задравшийся подол платья.
— Остановись, Истон.
При этом имени он стискивает челюсти.
— Почему? — спрашиваю я, проводя тыльной стороной ладони по своему рту.
— Почему что?
— Почему сейчас? После стольких лет? Почему ты все время везде? — спрашиваю я, не в силах оторваться от него. Как он узнал, что будет сегодня у меня дома? Может, это просто совпадение? Нет, я в это не верю. Особенно когда речь идет о Сине.
Он делает шаг ко мне, и я отступаю на шаг назад. Он останавливается, засовывая руки в передние карманы джинсов.
— Ты пробирался в мою комнату два года, но у нас никогда не было секса. Потом я начала спать с Дэвидом, и ты решил меня трахнуть?
— Элли…
— Ты обманул меня, — перебиваю его я, не особо заботясь о том, что он ответит на это. Сину не нужна причина. Он просто делает дерьмо, когда решает, что ему этого хочется. К тому же, я знаю об их обете безбрачия. Мне потребовалось несколько дней, чтобы понять, почему он так долго ждал. — Заставил меня думать, что ты кто-то другой.
Он молчит.
— Как долго бы ты позволил этому продолжаться? — Это я действительно хочу знать.
— А как долго ты бы продолжала трахаться со мной, со мной в маске и с Дэвидом? — огрызается Син, уходя от ответа на мой вопрос и задавая свой. — Ради всего святого, Элли. Можно подумать, одного члена было бы достаточно.
Я влепляю ему пощечину здоровой рукой. Я делаю это снова, но Син хватает меня за запястья прежде, чем я успеваю его коснуться. Я вырываю руку, но из-за инерции и высоких каблуков на неровной дороге падаю и скольжу боком по гравию. Син надо мной не смеется. Вместо этого он смотрит на меня с жалостью. Грудь сдавливает, становится трудно дышать.
— Пойдем, — он делает шаг вперед, чтобы снова помочь мне подняться, и я поворачиваюсь и вскакиваю на ноги, отряхивая руки и снова поправляя платье. Черт, надо было надеть сегодня джинсы и теннисные туфли.
— Я пойду пешком.
— Нет, — рычит Син. — Тащи свою задницу в машину.
Я делаю еще один шаг назад.
— Элли! — рявкает он. — Тащи свою задницу в мою гребаную машину. Сейчас же. Я не оставлю тебя здесь, на обочине. Это небезопасно.
Я прыскаю от смеха. Та часть меня, которая хочет драки, поднимает свою гребаную голову, и я говорю:
— Уверена, что смогу отсосать чей-нибудь член, чтобы прокатиться.
Син протягивает руку, хватает меня за локоть и тащит обратно к машине. Затолкнув меня внутрь, он захлопывает дверь, и я хватаю бутылку шампанского, которую захватила с собой, когда выбегала из дома моей мамы. Пытаясь избавиться от привкуса рвоты, я делаю большой глоток. Я жду, пока Син сядет на водительское сиденье и закроет дверь, а потом открываю свою и убегаю. Мне нужна была фора.
— Блять, — шипит он, за чем следует звук захлопывающейся двери.
Я убегаю в лес и слышу, как его шаги стучат по гравию позади меня. Я пригибаюсь под ветками и перепрыгиваю через большие сучья.
Я задыхаюсь, сердце колотится, но я не оглядываюсь. Мне просто нужно идти дальше. Я лучше буду одна, чем с ним. Он безжалостно трахал меня в ту ночь после «Фрик-шоу» и потом, когда был в маске. Почему он сейчас проявляет слабость? Потому что узнал, что я шлюха? Син всегда это знал. Я слышала, как обо мне шептались в школе, а потом в Баррингтоне. Но я никогда не придавала этому значения. Никто по-настоящему не знал меня и того, через что я прошла, а те, кто думает, что знал, могут отправляться в ад.
Я чувствую резкий толчок в спину и падаю на землю. Я знала, что на каблуках далеко не уйду. Боль пронзает мое плечо и бедро, и с губ срывается крик.
Меня хватают за руки и переворачивают на спину. Я поднимаю голову и вижу, что надо мной нависает разъяренный Син. Он сидит на моем животе, а я влепляю ему пощечину.
— Отвали от меня на хер.
Но он хватает меня за руки, задирает их над головой и прижимает к неровной земле.
Палки и камни впиваются мне в спину, и я кричу как можно громче в лес, пытаясь отпихнуть его, но это бесполезно.
— Мне нравится, когда ты кричишь для меня, — улыбается мне Син.
Слезы застилают мне глаза, и я плотно закрываю их, не желая смотреть на него и показывать свою уязвимость. Он уже видел мою слабость. Я больше не могу этого выносить.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
СИН
Я отпускаю ее запястья и переворачиваю на живот.
— Отстань от меня, — рычит Элли, упираясь руками в землю и пытаясь вылезти из-под меня.
— Зачем ты это делаешь? — смеюсь я над ее попыткой вырваться.
Она никуда не денется. Я расстегиваю молнию на джинсах, достаю свой твердый член и широко раздвигаю ее ноги, от чего она всхлипывает.
Затем хватаю ее за руки и завожу их ей за спину. Свободной рукой я засовываю свой член в ее мокрую киску.
— Блядь, он тебя здорово отделал, не так ли?
— Пошел… ты, — задыхается она.
Я видел, как Элли смотрела на меня, когда я проявил к ней жалость. Посмотрим, как она отреагирует на обратное. Отпустив свой член, я протягиваю руку и хватаю ее за волосы. Отрываю ее лицо от земли, и начинаю трахать ее пизду. Никаких прелюдий.
— Скажи мне, Элли. Ты умоляла Джеймса трахнуть тебя, как ты умоляешь меня?
— Оста-новись, — начинает всхлипывать Элли.
Я отпускаю ее предплечья, и она отводит их от спины, а затем вытягивает перед собой. Я ложусь ей на спину, своим весом прижимая ее к себе, зарывшись обеими руками ей в волосы, и прижимаюсь губами к ее уху.
— Хочешь, я буду твоим папочкой?
