у меня было больше синяков.
— Но у тебя самая крепкая кожа на планете.
Сколько раз я дразнил ее по этому поводу? Она ударялась голенью о кофейный столик, и, если не считать небольшого покраснения, появлявшегося сразу после этого, у нее не было синяков. Единственный раз, когда я видел ее в синяках, это когда мы забавы ради играли в бейсбол, и она поймала мяч глазом, а не рукой. Даже тогда рана зажила за пару дней без следа.
— А что с твоим отцом? — Кэт не говорила о нем, хотя я знал, что она сбежала из дома своей матери.
— Я не знаю, кто он такой. Вероятно, один из маминых друзей-наркоманов принимавших мет.
— Мет.
Кэт кивнула.
— Когда я была подростком это был любимый наркотик моей мамы. Мне было все равно, потому что, когда она принимала, она исчезала на несколько дней. Когда она возвращалась домой, все становилось плохо.
— Я не… — Господи, мне хотелось обнять ее. — Мне жаль.
— У нас никогда не было денег. Если бы не школьное питание, я бы умерла с голоду. Она тратила все. Крала все, что мне удавалось наскрести, независимо от того, где я это спрятала.
Что привело ее на тротуар, где она села и стала выпрашивать деньги на покупку какой-нибудь гребаной обуви. У меня внутри все сжалось. Я ненавидел это. Я ненавидел то, что ей пришлось пережить столько трудностей.
— После того, как я встретила Карсона и последовала за ним на свалку, я вернулась домой. В моей старшей школе было несколько приемных детей, и я не хотела проходить через тоже, что и они, переезжая с места на место. Свалка показалась мне забавной, так что я потратила неделю, медленно собирая вещи. Пыталась сделать это незаметно. Потом я подождала, когда мама исчезнет. Прошла неделя, она ушла, и я была готова. Я думала, что буду уже далеко, когда она появится снова. Но она ушла всего на час. Она вернулась домой и застала меня в трех шагах от двери с пакетом для мусора и рюкзаком. — Кэт поднесла руку к брови, к маленькому шраму, едва заметному между темными волосами.
Однажды я спросил ее, откуда у нее этот шрам.
— Ты ведь получила его не тогда, когда наткнулась на полку, не так ли?
— Это была полка. Но я на нее не наткнулся. Она толкнула меня, и я упала. Женщине, которая постоянно говорила о том, чтобы избавиться от меня, на самом деле не понравилось, что я уезжаю. Она пришла в ярость и заперла меня в моей комнате. Окно в моей спальне было заколочено много лет назад. Я не могла открыть дверь. Она заперла меня и ушла на неделю. Если бы не бутылки с водой и буханка хлеба, которые я заранее положила в рюкзак, чтобы взять с собой на свалку, я бы, наверное, умерла.
— Кэт…
— Мне пришлось писать в уголке своего шкафа. — Ее челюсть напряглась, глаза сузились. — Я надеюсь, что после моего ухода запах сохранялся еще долгие годы. Надеюсь, у нее был хоть один трезвый день, когда она поняла, через что заставила меня пройти.
Я сглотнул.
— Как ты выбралась?
— Один из ее наркодилеров пришел к ней, потому что она была должна ему денег. Он открыл мне дверь, думая, что это она заперта внутри, но взглянув на меня решил, что платить буду я.
— Нет. — У меня скрутило живот. — Он не…
— Я была так слаба. Так голодна. Я бы не смогла с ним бороться. Но он подошел достаточно близко, почувствовал запах мочи и решил, что удара в лицо будет достаточно. Я потеряла сознание, а когда очнулась, его уже не было. Он оставил дверь открытой, так что я привела себя в порядок, схватила сумку с одеждой и ушла. Остальное ты знаешь.
— Кэт, мне так жаль. — Мне было трудно говорить из-за комка в горле. Я прижал ее руку к своему сердцу и поцеловал костяшки пальцев. — Мне очень, очень жаль.
— Все в порядке, — прошептала она. В ее голосе было какое-то оцепенение. Тон робота, которого я раньше не слышал. — Я нашла выход.
В течение многих лет я чувствовал вину за то, что сделал с ее матерью. Возможно, Кэт возненавидит меня за то, что я хранил это в тайне, но зная, как ее мать относилась к ней…
Чувство вины исчезло.
— Спасибо, что рассказала мне. — Я схватил ее за руку, прижимая к себе, чтобы она не могла убежать. — А теперь я должен тебе кое-что рассказать.
— О чем?
Я встретился взглядом с ее голубыми глазами.
— О твоей матери.
Кэш
— О моей матери? — Кэт высвободила свою руку из моей хватки.
С чего же мне начать? Дерьмо. Была причина, по которой я не рассказывал ей об этом. Причина, по которой я не рассказывал никому в своей семье.
Чувство вины.
Я принял решение защитить Кэт, и в то время я был уверен в своем решении. Я сделал это, руководствуясь ее интересами. Но год за годом меня одолевали сомнения, заставляя сомневаться в своих действиях в тот день. Теперь я понял, что молчал не для того, чтобы защитить Кэт, а чтобы защитить себя. Я не хотел ее терять.
Я не хотел упускать этот шанс полюбить ее и шанс, что она может полюбить меня в ответ.
Черт, это будет плохо. Она возненавидит меня за это. Черт, я сам себя ненавидел.
— Кэш, — предупредила она.
— Она приехала на ранчо, — признался я. — Твоя мать.
— Что? Когда?
— Пять лет назад. — Я вспомнил, потому что это были первые выходные после того, как Кэт переехала ко мне — в нашу квартиру. Я хотел дать Кэт возможность освоиться, не чувствуя себя навязчивой, поэтому в воскресенье оставил ее одну и пошел на работу.
Я был в конюшне, на арене, где объезжал жеребенка, когда у ограды появилась женщина. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что она не гостья. На ней были красивые джинсы и розовая блузка. Не брендовые теннисные туфли. Недорогая одежда, которую не стал бы носить ни один из наших гостей. И у нее не хватало четырех передних зубов.
Как и сказала Кэт, она была высокой. Я подошел к забору, и она оказалась всего на несколько дюймов ниже моих шести футов и двух дюймов (прим. ред.: примерно 188 см,). У нее были волосы, как у Кэт, темные, хотя и с густыми прядями седины. Глаза у нее были голубые,
