Да, он привык заботиться о людях, и это чрезвычайно привлекательная черта. Но может быть, ему нужно иногда бывать и по другую сторону забора.
– Время! – крикнула Люсиль, и Грейс расслабилась. Спрыгнула с подиума и уронила простыню, открыв короткий сарафан без бретелек. Схватила кардиган и сумочку и направилась к двери.
– Мне пора.
– Подождите, дорогая.
Люсиль отдала ей чек и бутылку вина.
– О, спасибо, но я не пью…
– Посмотри на этикетку.
Этикетка представляла собой рисунок цветным карандашом, изображавший причал Лаки-Харбора, освещенный лунным светом. Грейс видела оригинал. Шокоголики отпраздновали продажу рисунка Эми на винодельню месяц назад. И сейчас Грейс узнала рисунок и преисполнилась гордости.
– Прекрасно! – прошептала она.
– Сохраните бутылку, – посоветовала Люсиль. – Может, откроете ее, устроив романтический ужин с доктором в честь какой-то даты.
– Мы не встречаемся… – начала она. Но тут же осеклась при виде улыбавшейся Люсиль и покачала головой.
– Послушайте, я знаю, вы что-то вроде гуру городских сплетен. Но тут нет для них повода.
– Уверены? – спросила Люсиль.
– Абсолютно, – твердо сказала Грейс, проигнорировав болезненный укол в сердце. Может, если она больше не будет гасить порывы Джоша…
– Я всего лишь слежу за Тоби и Танком. Помогаю Джошу, вот и все.
– Он уже Джош?
– Да, так его зовут.
– Вообще-то мы все называем его «доктор Скотт». Но в его отсутствие зовем «доктор Крутыш». И никто из нас с ним не живет.
– Я всего лишь няня, – повторила Грейс. – И живу там, потому что могу в любой момент прибежать, даже поздней ночью. Так ему легче. И я ночую в гостевом доме. А не в большом. И только до того времени, пока не найду себе замену. Никаких свиданий.
Присутствующие навострили уши.
– Я могла бы взять на себя еще одного ребенка, – заметила Дженна Бернетт. – Ради доктора Крутыша я готова взять даже четверняшек.
Дженна была одинокой матерью, занимавшейся домашним хозяйством. Трое детей Дженны были подростками и помогали ей, когда возвращались домой после школы. Дженна милая и добрая и, возможно, очень подошла бы для Тоби.
– Спросите его, – продолжала она, видя, что Грейс серьезно над этим задумалась. – Скажите, что я сделаю все.
Она улыбнулась. Тепло. Но черт возьми, в ее интонациях чувствовалась некая неудовлетворенность и желание.
– Эй, я тоже хочу бросить свое имя в шляпу, – заявила Сьерра Хеннесси, владелица модного магазина одежды в Сиэтле, которым управлял за нее нанятый менеджер. Дизайн одежды принадлежал Сьерре, и поскольку у нее было четыре мужа, каждый последующий богаче предыдущего, она не расстраивалась, даже если удавалось продать несколько платьев в сезон. Ее также не заботило прозвище «акулы – пожирательницы мужчин».
– Каково мнение доктора Скотта по поводу же-нитьбы?
Грейс изобразила улыбку.
– Я дам ему знать насчет ваших предложений. Мы с вами свяжемся, – пообещала она, прежде чем удрать. И успела к физиотерапевту как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка уезжает в грузовике Девона, показав Грейс победное «V».
Грейс скрипнула зубами и поехала домой. Дожидаться автобуса. Тоби спрыгнул с подножки, сгорая от нетерпения. Это была ночь «Вернемся в школу», и позже Джош поедет смотреть, как Тоби вручают награду «Ученик недели». Потом Джош пообещал ему мороженое с помадкой, а после Тоби будет впервые ночевать у друга.
Он был так взволнован, что едва сдерживался. Они прошагали полквартала до дома, где Грейс, наученная горьким опытом, позволила Тоби и Танку побегать по двору, пока избыточная энергия не истощится, после чего Тоби предстояло заняться домашним заданием. А Грейс в это время дрессировала Танка. Для нее это, скорее, было упражнением в терпении. Но она была полна решимости.
Они наскоро поужинали биг-маками, сыром и сосисками из индейки – никаких отклонений от запланированного меню, – а потом стали ждать Джоша, который собирался сам отвезти Тоби в школу.
Только он не приехал.
Грейс позвонила, но он не брал трубку. Она позвонила Анне. Нет ответа. Наконец сама отвезла Тоби, кипя от злости на всех, кто носил фамилию «Скотт». За исключением малыша, конечно.
Учительница была счастлива увидеть Тоби.
– Сэди родила котят. Хочешь посмотреть?
Когда Тоби с воплем бросился искать кошку, Грейс подошла к учительнице:
– Сколько осталось до раздачи наград?
– По меньшей мере полчаса.
– Могу я оставить Тоби? Пока буду искать его отца.
– Доктора Скотта?
– Да. Уверена, что он задержался в офисе.
Одна из мамаш подобралась ближе. Высокая, идеально сложенная роскошная брюнетка.
– Простите. Я случайно подслушала. Анжела Баррисон, – представилась она. – Буду счастлива приглядеть за Тоби, пока вы съездите за доктором Скоттом.
Она улыбнулась улыбкой тигрицы.
– И если дадите знать доктору, что это я смотрела за Тоби, буду очень благодарна. Я готова претендовать на должность.
– Няни? – уточнила Грейс.
– Любую должность.
Всю дорогу до машины Грейс продолжала качать головой.
Офис Джона располагался в соседнем с больницей здании. Она ворвалась на парковку, протопала к его кабинету и распахнула дверь. Праведный гнев закипал в душе, подталкивая вперед Грейс, готовую разорвать Джоша на куски за то, что пропустил такое важное для Тоби событие. Но в душе шевелилось кое-что еще.
Тревога.
Так непохоже на него! Он никогда не огорчил бы зря родного человека, особенно Тоби. Для него главное – сын. Семья.
Вот это странное поведение ее беспокоило.
Она не ожидала, что станет волноваться за человека, у которого все было. Черт, она не думала испытывать к нему какие-то чувства. Но испытывала.
Пациенты все разошлись, приемная пуста, и ее беспокойство все росло.
– Джош! – позвала она, шагая по коридору.
И наконец открыла дверь в большой кабинет, обставленный в чисто мужском вкусе. Темные тона, огромный стол из красного дерева, заваленный бумагами и папками. Зажженная лампа. Кружка с чем-то в углу. Открытый ноутбук посредине.
За столом стояло большое офисное кресло. В нем сидел некий доктор Скотт, откинувшись на спинку и задрав ноги на стол.
И крепко спал.
Забудьте розы, посылайте девушкам шоколад.
Джош терпеть не мог спать в офисном кресле. У него вечно затекала и болела шея, отчего настроение неизменно портилось. Так что, если он откинулся на спинку и позволил векам опуститься, то лишь для того, чтобы дать отдохнуть глазам.