Я с трудом представляю, как начальник Безопасности США мог нанять Рона в качестве помощника. В конце концов, я привыкла думать о нем только как о Доноре Спермы.
О’Снат повернулась ко мне.
– Ты не знала, чем он занимается, пока я тебе не сказала, верно?
– Я никогда не была папиной дочкой, если ты это хочешь сказать. На самом деле я не близка со своей семьей. Моя мама витает в собственном мире, а Рон точно не самый лучший отец. У меня даже нет двоюродного брата, который любил бы меня. Ну, кроме твоего брата, но я не могу разговаривать с ним по–английски. Вероятно, если бы я могла, я бы тоже ему не понравилась.
– Ты точно не самый веселый человек.
– Ты шутишь? Я многое могу показать. Например, я могу показать, как не переборщить с макияжем и не испортить его. Я гений причесок, я даже умею плести французскую косу. А так же я многих знакомых могу обыграть в теннис. А что ты можешь предложить? – спросила я, уперев руки в бока, ожидая ее ответа.
– Я могу скакать на лошади без седла, а еще я хорошо танцую. И если ты поближе со мной познакомишься, ты узнаешь, что я хороший человек, – сказала она, уверенная, что обыграла меня.
Мне кажется, что езда на лошади без седла не особо отличается от поездки в джипе по горной местности, но все же у нее есть свои заслуги.
– И?
– И я могу сказать, что с тех пор, как Эйви познакомился с тобой, он изменился. Сейчас он улыбается… После смерти его брата, он редко улыбался. Думаю, я не буду возражать, если вы будете вместе, и ты сделаешь его счастливым.
Мы обнялись. Я счастлива, что у меня есть кузина, которая может ездить на лошади без седла.
А так же, она моя подруга.
Страх потери человека заставляет ценить его еще больше
Два дня спустя мы всемером вернулись на джипе в Мошав. Я очень хочу увидеться с Роном и сказать, что хочу начать все с начала.
Мы вошли в дом О’Снат. Такое впечатление, будто в доме собрался целый квартал. Все внимательно смотрели в экран телевизора. Я вижу кудрявую головку моего маленького кузина Матана и Доду Юки, но я нигде не вижу ни Рона, ни дяди Хаима.
У всех мрачное настроение.
– Что происходит? – я ничего не могу понять, но очевидно, что диктор рассказывает очень важную новость.
Все рассказывают о случившемся на иврите О’Снат, Офре, Эйви, Ду–Ду, О’Дейду и Морону. Только я ничего не понимаю.
– В Тель–Авиве, – объяснил мне Эйви после того, как выслушал остальных, – произошел теракт.
– Где мой отец? – меня охватила паника. – Где Рон? Сейчас он нужен мне как никогда раньше.
Эйви притянул меня в свои объятия.
– Эми, все будет хорошо.
Слезы застилают глаза, на этот раз я обращаюсь с вопросом к Доде Юки.
– Где он? – никто не ответил. Я чувствую, как к горлу подступает тошнота. Я вырвалась из объятий Эйви. Меня сейчас стошнит.
– Твой аба поехал в Тель–Авив вместе с Хаимом, чтобы доставить мясо в рестораны.
– Дода Юки, они в порядке? – спросила я, окончательно расплакавшись. Из ее глаз капали слезы.
– Не знаю. Все очень запутанно. После взрыва, люди побежали на помощь… вторая бомба.
– О Боже мой.
Я не достаточно хорошо знаю Рона, но я точно знаю, если кто–то пострадал, он одним из первых побежит на помощь. Вторая бомба…я не могу об этом думать.
– Мы не знаем, где они. Телефоны не работают.
Зайдя в комнату О’Снат, я лихорадочно роюсь в рюкзаке. Я достала из кармана джинс еврейскую звезду, которую мне дала Савта. Алмазы сияют, напоминая мне, что я еврейка, как и часть моей семьи. «Мы пережили миллионы лет, несмотря на то, что большую часть времени мы страдали», – напомнила я себе.
Я вернулась в гостиную, прикрывая лицо руками. Не хочу, чтобы кто–то видел меня в момент моей беспомощности. Сколько сегодня людей пострадало и сколько погибло? Меня тошнит от этих мыслей. Я пытаюсь выжить из своей головы образ тела Рона, распластавшегося на улице. Но что, если он там, а меня нет рядом, чтобы помочь ему? Мне нужны силы, но думаю, мои иссякли. Опустив руки, я смотрю на Эйви.
Он нужен мне.
Я отчаянно нуждаюсь в нем.
– Эйви, – говорю я, подбегая к нему, и крепко прижимаясь к его груди, – пожалуйста, не оставляй меня. Не думаю, что смогу справиться с этим без тебя.
– Я здесь, – мягким голосом уверил он, поглаживая мои волосы. – И я никуда не уйду.
Его брат погиб при теракте. Он должен поведать мне о боли собственной потери. Мы можем помочь друг другу пройти через это.
Я протянула ему ожерелье.
– Ты поможешь мне надеть?
Переживая самый длительный час своей жизни, я и Эйви сидим рядом с Савтой в ее комнате, избегая просмотра новостей. Она поведала мне о своем детстве в Израиле и о своем опыте, когда она впервые приехала на «Святую Землю». Я чувствую ее страх. Потеря двух сыновей опустошит ее.
Когда зазвонил телефон, я вскочила и побежала на кухню.
Дода Юки взяла телефон. Отвечая, она смотрит на меня. Мое сердце учащенно забилось.
– Эми, – я прижалась к Эйви для поддержки, готовясь услышать плохие новости, – это твоя мама.
Моя мама! Я подбежала к телефону и проложила трубку к уху.
– Мама!
– Привет, дорогая. По новостям передавали, что в Израиле произошел теракт. Я звоню, чтобы убедиться, что ты в порядке. Джессика звонила мне, она очень волнуется.
– Я… я в порядке, – у меня едва хватает сил ответить сквозь всхлипы. – Но… я путешествовала, а Рон уехал в Тель–Авив… мы ничего не знаем. Я схожу с ума. Я не знаю, что делать. Мы ждем телефонного звонка, но….
– О нет. Это ужасно. Я никогда не думала…
– Мама, я вынуждена положить трубку, вдруг он позвонит.
– Хорошо, хорошо, – в панике говорит она. – Я вешаю трубку. Позвони мне, как только станет что–нибудь известно… любая новость, ладно? И оставайся дома. Мне нужно, чтобы ты вернулась целой и невредимой.
– Мама, я так и сделаю.
Как только я повесила трубку, телефон сразу зазвонил. Я передала его О’Снат. Она, как и я, сильно нервничает и переживает.
– Ze aba! – прокричала она, после того, как поговорила с человеком на другом конце линии. – Hakol beseder!
Эйви взял меня на руки и покружил вокруг.
– Они в порядке!
Не могу в это поверить. Я направилась в комнату Савты, чтобы поведать ей хорошие новости. От Доды Юки я узнала, что дядя Хаим и Рон отправились к месту теракта, чтобы помочь более сорока пострадавшим.
Мы все радостно обнимаемся, несмотря на то, что всех нас переполняет боль за бедные души, ушедшие из жизни при теракте. Странное чувство, когда тебя одновременно переполняет и горе и счастье. Не знаю, как израильтяне все время с этим справляются.
