— Проснулась! — Лиза вышла из туалета и остановилась, чтобы буравить подругу злостным взглядом.
— Лиза? Что ты тут делаешь?
— Я что делаю? Это ты что делаешь со своей жизнью?
Из кухни появились Серёга, Алина и Сашка.
— Лиз, давай нравоучения потом, — Сергей подошёл, взял Алёну за руку и проводил на кухню.
— Как самочувствие?
— Никак. Тошнит, болит и кружится голова, и вообще всё в тумане и нереально.
— Это похмелье, детка.
Перед Алёной возник запотевший стакан с пивом.
— Пей!
— Нет. Ты что?! Меня вырвет.
— Не вырвет.
— Сереж, может лучше аспирин? — Сашка с недоверием смотрел на стакан и с сочувствием на Алёну.
— Ну кого вы будете учить, малышня?
Алина печально вздохнула и села рядом с осунувшейся, бледной, растрепанной, да ещё и опухшей от слёз подругой.
— Пей, бро. Делать нечего.
Первый глоток дался с трудом, а потом Алёна глотала с таким наслаждением, как будто это последний стакан пива, который придется выпить в этой жизни. Голова стала тяжелой и поплыла, в затылке перестало долбить при каждом движении. Она снова была пьяна.
— А теперь покушать и баиньки, до упора. Пока не откроешь глаза и не почувствуешь ужасное чувство вины за бесцельно прожитый, точнее проспанный день. Потом пообещаешь себе больше никогда не пить, даже шампанское, и захочешь в душ. После душа будешь как новенькая и вот тут нам всё расскажешь. Всё! В мельчайших подробностях! Выслушаешь много нелицеприятного в свой адрес, порешаем что делать дальше. И больше никакой самостоятельности, моя дорогая, если собственных мозгов кура накакала!
— Я …
— Ты!
— Знаешь, что бы с тобой было, если бы мне не позвонили и не сказали, что ты в стельку и готова на всё, что угодно?
Алёнка честно пыталась вспомнить, но безуспешно. Кроме несчастной, то ли пустой, то ли полной рюмки, картинки не было.
— Спасибо, что хоть в «Тархас» поехала, низкий тебе поклон, подружка, — Сергей старался держаться, наблюдая её состояние и озабоченные взгляды девчонок, но на самом деле жутко бесился. Хотелось скорее узнать что случилось, прочитать долгую и нудную нотацию Алёне и съездить по роже Рудневу.
— Спасибо, — промямлила виновница торжества и опустила голову, пряча подступающие слёзы.
— Всё хватит, все вон! — вмешалась Лиза. — Я разберусь. Я тоже сегодня не выспалась, останусь и подремлю в другой комнате.
Ребята переглянулись.
— Хорошо, мы тогда пошли, если что звоните. Собираемся вечером.
Алёна кивнула, не поднимая головы, и принялась ковыряться в тарелке.
Елизавета заперла дверь, вернулась и села напротив.
— Очень плохо? — спросила она тихим, пропитанным сочувствием, голосом.
— Жить не хочу.
Лиза прослезилась:
— Дружечка моя любимая, ну что ты такое говоришь?! — подруга вскочила, села рядом и прижала к себе. Алёна расплакалась.
— Он меня бросил. Отшвырнул как плешивого котёнка. Наговорил кучу гадостей — сравнил со шлюхой.
— Давай ты поспишь, придёшь в себя, а потом всё расскажешь.
— Схожу в душ и попьем кофе, ладно? Всё расскажу.
— Я подожду.
***
— Ничего, всё наладится, вот увидишь. Будешь потом вспоминать эти слезы со смехом.
Алёна лежала у лучшей подруги на коленях, а та как заботливая мама гладила мокрые волосы.
— Я сама виновата. Он не понимает и не принимает таких ошибок.
— Хватит тешить себя надеждами. Не случилось бы это, случилось бы что-то ещё. Прости, конечно, но Руднев та ещё скотина. Неужели ты хочешь всю жить ходить по лезвию и бояться сделать шаг в сторону. Ты накосячила, я не спорю, но нормальные люди, если действительно любят, выясняют отношения, а не бегут к проституткам. Руднев эгоистичный, самовлюбленный юнец. Думать и здраво рассуждать не может. Ему проще упиться и забыться. Он не думает, понимаешь? Его смысл жизни — бабы и секс.
Алёна понимала и даже соглашалась. Понимала ещё тогда, но решила рискнуть и попала в болото, которое засосало по самые уши. Теперь, рядом с очень близким человеком, в ожидании всех на вечер, она радовалась, что не одна. Пусть придется не раз выслушать: «мы предупреждали», не раз расплакаться и извиниться, но они будут рядом, и это главное.
— Лиз, прости меня.
— Это ты прости меня. Прекрасно зная, куда ты влипла, я ничего не сделала. Не настояла, не убедила, не помогла. Обиделась на твою отстраненность, разозлилась.
Алёна сжала родные колени в крепких объятьях.
— Что мне делать дальше? Как жить?
— Последний экзамен и улетишь домой. Там семья, малыш, твоё обожаемое море. Постепенно всё рассосется, надо немножко потерпеть. Поверь мне, всё проходит. Ты только жить начинаешь, столько ещё будет бед и потерь, если всё настолько близко принимать к сердцу, можно и до тридцати не дожить.
— Ты так говоришь, как будто тебе девяносто лет, — Алёна невесело усмехнулась.
— Нет, конечно. Я в облаках никогда не витала. Родители рано развелись, пришлось вникнуть как всё бывает и почему. Хэппи энды, моя дорогая, как правило, в книжках, а в жизни всё по-другому.
— Ты думаешь, это конец?
— Мне бы хотелось. Руд не тот, человек, которого ты заслуживаешь.
Подруги помолчали. Лиза думала о своём парне, с которым всё-таки порвала. Он дважды обещал не появляться в той компании, однако добрые люди донесли о его похождениях. Алёна думала, что жить дальше с этим грузом невыносимо. Как справиться с «хочу» и «нельзя», она пока не представляла.
— А вы прилетите ко мне на день рождения?
— Спрашиваешь?! Кому не хочется провести недельку в Ялте на халяву?
Девчонки рассмеялись.
— Виталику!
— Да брось! Ну поноет как всегда о своем безденежье. Сто пудов начал копить ещё с прошлого лета на билет и подарок.
— В этом весь он.
— Угу.
— Я так рада, что вы у меня есть. Я люблю вас. Очень.
— Ты знаешь, что это взаимно, — Лизка чмокнула подругу в затылок, — давай поспи.
— Останешься со мной?
— Разве я могу уйти?
***
Не так давно вечер сулил азартом и приключениями, а теперь грозил стать последней каплей в этом водовороте абсурда. Невыспавшийся, растерянный, злой Кирилл Руднев стоял напротив входа в «Сицилию». Он медлил. Хотелось знать правду, но только ту, которая придется ему по душе. А иначе … Что иначе, юноша не знал. Что делать дальше, если Алёна окажется той, кем он назвал её сгоряча.
— Мне нужно видеть Антона Николаевича.
Администратор клуба посмотрел на него с неприязнью. Сей факт, подбесил и остался без внимания одновременно. «Как непрофессионально», — подумал Кирилл. Ни при каких обстоятельствах служащий персонал не должен показывать свои эмоции посетителям.
— Вас ожидают?
— Нет. Иначе бы я не опустился до общения с Вами.
Девушка напряглась, напускное высокомерие как рукой сняло:
— Как Вас представить?
— Кирилл Сергеевич Руднев.
— Одну минуту, — кинув напоследок настороженный взгляд, она удалилась.
Услышав имя, Антон встрепенулся. Отложил документы и встал из-за стола, громко отодвинув стул. Конечно же, он его ждал, но не так скоро. Видя взволнованную реакцию директора, девушка нахмурилась:
— Может сказать охране …
— Нет, — весьма нелюбезно перебил тот, но тут же реабилитировался, — нам действительно нужно поговорить. Проводи, пожалуйста.
— Хорошо.
Глава 41
Неудержимая ненависть в глазах, напряженное тело и сжатые кулаки. Хозяин кабинета провел в ожидании рукоприкладства несколько секунд, но видимо Руднев пришёл не за этим.
— Присаживайся.
— Постою.
— Кофе, чай, воды?
— Нет.
— Виски?
— Нет!
Антон развёл руками и присел на тахту, стоящую напротив гостя:
— Я тебя внимательно слушаю.
— Мне нужна правда.
— Какая, позволь спросить?
Кирилл подошёл и всё-таки разместился в кресле, чуть поодаль рабочего стола.
