секунды тянулись. Словно как в фильме делает последние раскадровки режиссер, растягивая секунды как можно дольше.
Еще никогда пистолет в моей руке не ощущался тяжелее, чем, когда я приставила его к голове своей дочери. Никогда еще мои глаза не застилали слезы настолько, пока я шептала, умоляя ее не открывать глаза, не открывать глаза.
— Нина, ты свихнулась?
— Я убью ее, но не позволю испортить жизнь. А потом убью себя. Как тебе такой расклад? Понравится это генералу?
— Нина, опусти пистолет. Она же боится, плачет. Это твоя дочь.
Плачет. Боится. И никогда еще мне не было так стыдно, но я сильнее прижала малышку к себе и начала пятиться.
— Променяешь ублюдка на свою дочь? Опомнись!
— Ты был прав. Прав, когда говорил, что я должна была бежать еще до брака с Борисом. Прав, потому что в вашем мире не будет покоя никому из нас. И неважно убью ли я мальчишку, вы никогда не оставите нас в покое. Так я лучше сейчас убью ее, себя, но не дам вам решать за нас. Никому не дам решать за себя. За нее! Больше никто не будет решать за нас…
Я пячусь в коридор, мимо охранников, которые смотрят нахмурившись. Смотрю на других, бегущих к нам мужчин. Я хотела рвануть по коридору, попытаться забраться в вентиляцию. Она не большая, но туда никогда не сможет пролезть взрослый мужчина. Но мне не дадут уйти. Их так много, что кажется мимо них никогда не прорваться взрослому человеку. Взрослому никогда.
Со всех сторон. Смотрю на это месиво и цепляю взглядом только одни темные глаза. Сейчас они серьезны как никогда, сейчас они направлены на Миру. И я открываю рот в немом крике и шепчу одними губами: «Пожалуйста, спаси ее».
И только вижу кивок, как тяжелым движением руки, словно рассекая волну, кидаю дочь в мальчишку. Пока он ловит ее, я направляю пистолет себе в живот.
Я не умру, но внимание отвлеку.
Выстрел, острая резь в животе, крик Ивана, шум голосов. Все это не важно, важно, что все внимание обращено ко мне. Никому нет дела до двух фигурок тонущих в толпе. Сознание не теряю до последнего, вдруг чувствуя настоящее землетрясение, ощущаю, как стены начинают действительно ходить ходуном и вижу перед собой бледное лицо Ивана. Он пытается сдержать поток несущейся из меня крови, яростно отдавая приказы, но людям страшно, и они пытаются удержаться друг за друга. Что такое деньги перед страхом подступающей смерти? Секунды утекают, я замерзаю, вижу, как рядом с нами начали падать плитки мрамора, разбиваясь об охранников. Одна упала прямо рядом со мной, и я покачала головой.
Борис. Это он. Разгадал загадку. Как обычно, никакой ювелирной работы. Это он. Почти не опоздал.
* * *
— Там мама! — кричала Мира, когда Яр силой заталкивал ее в трубу вентиляции. — Там Мама!
Он смотрел на девочку и не мог поверить, что даже после того, как мать прижала ствол к ее светлой головке, она о ней беспокоиться.
Наверное, будь у него мать, он бы тоже простил все.
А если бы такая, как Нина — тем более.
— С ней все будет нормально, но нужно ползти.
— Ты врешь! Ты опять мне врешь! Ты плохой! Я больше не люблю тебя! Скажи правду.
Яр бесился. Нет сейчас времени на ее истерики, как и тогда в лесу не было, когда пришлось ее нести к машине. Он дернул ее на себя, сжил птичье плечо и прошипел:
— Твоя мама может умереть. Но меньше всего на свете, она бы хотела, чтобы ты умерла тоже. Она там из-за тебя! Поэтому закрой рот и слушайся. Слушайся, потому что сейчас я единственный, кто может тебя спасти.
— Дурак, — надула она губы, но покорно кивнула. Вырвалась и поползла дальше без давления.
Долго, долго. Периодически вскрикивая, когда пространство начинало потряхивать.
Ярослав не был удивлен. Он понимал, что рано или поздно Борис найдет их. А еще знал, что теперь ничего не поможет ему выжить, если он попадется на глаза бывшему отцу.
Но даже если бы Яр хотел, он бы не смог изменить прошлое.
Нина права. Они бы все равно убили их. Свидетелей не оставляют. А только увидев это чудо в платье похожем на огромное пирожное, он поклялся, что будет защищать ее. Поклялся, что она станет принадлежать ему. Каждой клеточкой своей невинной души. Даже если он умрет.
Они у самого выхода из узкой трубы. Судя по последним метрам, она точно направленна вверх. Ярославу приходилось подталкивать Миру, при этом держаться ногами. Уже приближаясь Ярослав ощутил, как по телу прошёл импульс страха.
Не сильный, но ощутимый.
Их уже ждали. Грубый крик «Борис! Они здесь!» был тому подтверждением.
Мира быстро посмотрела на Ярослава. Она не знала этот голос. Но знала имя отца, поэтому замешкалась.
Но тут же полумрак узкого прохода разорвал свет, после того как оторвали к чертям решетку.
— Мира! Иди сюда девочка!
Мира шмыгнула носом и поползла к отцу, а вот Ярослав остался. Он действительно боялся. Наверное, впервые боялся смерти.
Он вылез на свет и тут же был отброшен хлестким ударом по щеке.
— Папа! — испуганно закричала Мира, пока Ярослав стирал с губы кровь. Пытался заглушить звон в голове мыслью, что заслужил этот выпад. Он и смерть заслуживает.
С другой стороны… Не он, так пришел бы кто-то другой.
Тот, кому плевать на Миру. И вот это действительно страшно, потому что в этом случае девочку просто бы убили или начали пытать. Но Ярослав помнил про Нину и одержимость мужа своей женой. Но разве объяснишь это человеку познавшему горе, ненависть и полное разочарование в только что найденном сыне.
— Убей маленького ублюдка.
— Папа! Нет! Папа!
Но Борис прижав дочь к себе, унес её в сторону, пока она кричала и захлебывалась слезами. Ярослав действительно желал, чтобы она помнила его всегда. Вспоминала то, короткое время, которое они были вместе. Потом перевел взгляд на высокого смуглого человека, которому отдали приказ. Тот уже достал пистолет и направил его на Ярослава. Тот не задумывался, что может делать агент цру в этой глуши. Зато становилось понятно, почему Борис смог их найти. США всегда были опытнее по части разгадки местонахождения.
— Где, Нина! — уже возвращался Борис без Миры и Ярослав прикрыл глаза, представляя себе образ ее боли. Красный сгусток, вроде куска мяса выдранного из его груди.
— Борис Александрович! — подбежал военный. — Они вскрыли вход! Там все завалено!
— Дебилы! Сказал же не взрывать. Если
