многими нашими с Яной приятными моментами.
Отхожу от окна, сажусь на кухонный диванчик, неотрывно глядя в пол, и складываю ладони на коленях, как какая-нибудь отличница.
– Знаешь, у меня не было времени думать. Я просто делала все возможное, чтобы Яна жила, радовалась жизни и стала полноценным ребенком. Потому что…я не могла…чтобы…как мама, – последние слова я шепчу, запинаясь, так и не в силах сказать вслух самое страшное.
У меня снова ком в горле, и я ничего не вижу из-за навернувшихся обжигающих слез.
Прошло столько лет, а я до сих пор не могу принять тот факт, что близкого человека, который всегда поддержит, утешит и поможет советом в трудную минуту, больше нет. Что мне не к кому прийти в самый тяжелый миг, забраться на диван с ногами, положить голову на колени, а теплые руки больше не будут гладить меня по волосам…
Что самое ужасное, я даже не могу прийти на ее могилу и поговорить с мамой. Потому что ее тело так и осталось в Израиле. У меня не было никакой возможности привезти ее домой.
От самых страшных воспоминаний моей жизни у меня дрожат руки, и я сжимаю их в кулаки до побелевших костяшек.
Неожиданно на мой кулак сверху ложится крепкая мужская ладонь. Нежно и аккуратно поглаживает, заставляя разжать хватку. Я, словно в замедленной съемке, смотрю, как сильные и длинные пальцы переплетаются с моими и слегка сжимают.
В шоке поднимаю голову и смотрю в такие родные глаза. Которые сейчас смотрят на меня без уже привычных злобы, ненависти и насмешки.
– Не плачь, Кира. Ты больше не одна.
И мою внутреннюю плотину прорывает от этих простых слов поддержки, которые я мечтала услышать каждую ночь, что рыдала в подушку, с силой стискивая ее, лишь бы Яна не услышала и не проснулась. Каждый день, что я молилась, лишь бы у моей бусинки не начались ухудшения. И при каждой неудаче, когда мечтала, что появится такой человек, возьмет часть моих переживаний на себя и просто скажет: «Я все решу. Ты больше не одна».
И вот он появился, и я снова беззвучно плачу. На этот раз от счастья. А Стас…он словно слышит мои мысли:
– Теперь мы вместе. И Яна со всем справится. Она же моя дочь, а, значит, очень сильная и упрямая.
Я вытираю со щек слезы свободной рукой. Стас так и не отпускает мою ладонь, наоборот, лишь притягивает ближе и кладет ее на свое колено.
– Это точно, – улыбаюсь, вспоминая, как однажды дочь, высунув от усердия язык, пыталась сложить неподходящие пазлы, уверяя меня, что у нее все обязательно получится, и она поступает правильно.
– Расскажи мне про нее, – неожиданно выпаливает Стас, приобнимая меня за талию.
В шоке гляжу на него, приоткрыв от удивления рот и усиленно хлопая ресницами. А он, как будто так и должно быть, обнимает меня двумя руками и заставляет положить голову ему на плечо.
Я оказываюсь в коконе его сильных рук. И понимаю: это именно то, что мне было нужно. То, что я отчаянно искала все эти годы. Безоговорочная поддержка. Забота. И уверенность в том, что все будет хорошо. А трудности…мне теперь не придется о них думать. Потому что есть мужчина, который возьмет весь удар на себя.
– Что тебе рассказать? – улыбаюсь, не зная, с чего и начать.
– Все! – с жаром выпаливает Стас, вызывая мою улыбку. – Я без понятия, как общаться с детьми, и что с ними делать в этом возрасте.
– Любить, Стас. В любом возрасте.
– Ну, что Яна любит? Чем живет, дышит? О чем мечтает?
По голосу слышу, что это не праздный интерес. Стасу действительно важно узнать дочь поближе до официального знакомства.
– О море. Она давно мечтает увидеть море, искупаться в нем, посмотреть на больших и красивых рыб, – я устраиваюсь поудобнее на плече у Стаса и осторожно, словно это ему может не понравиться, обнимаю его за талию. – Или просто подышать морским воздухом. Сам понимаешь, в этой погоне за ее здоровьем и операцией у меня совершенно не было возможности ее куда-нибудь вывезти. Я считала каждую копейку. Да и страшно – вдруг случится приступ, и ей станет хуже.
– Я думал, шестилетние девочки мечтают о куклах с них ростом. Или косметике. Ну, что-то такое. А не такие…взрослые мечты,– растерянно бормочет новоиспеченный отец.
– Наша дочь, – хихикаю над его реакцией, – умна и развита не по годам. Еще с самого детства куклам она предпочитала интересную книжку. В любую свободную минуту просила меня ей почитать. А еще она очень любит музыку. И мечтает стать известной скрипачкой.
«Наша дочь…». Мысленно я еще несколько раз повторяю эти слова, словно пробую их на вкус. И ловлю себя на мысли, что меня это нисколько не злит и не коробит. Как будто только так и правильно. И в сердце нет ни злости, ни ревности от того, что придется делить своего ребенка с кем-то еще.
– А ей точно шесть? Такое ощущение, что я моргнул, а моей дочери уже двадцать, как минимум.
– Яна замечательная. Вот увидишь, ты влюбишься в нее с первого взгляда.
Мы болтаем о чем-то еще, но я уже плохо улавливаю суть разговора. Последнее, что я слышу и чувствую, как сильные руки слегка баюкают меня, и Стас целует меня в макушку, шепнув:
– Спи, родная…
Или мне это приснилось?..
Распахиваю глаза резко, как будто меня толкнули. Все тело слегка затекло, и я отстраняюсь, чтобы размяться. И вдруг обнаруживаю, что так и проспала на плече у Стаса, в коконе его рук. А сам он внимательно смотрит на меня.
– Я что, проспала так всю ночь? – бормочу, смущаясь. – А ты? Ты, что, так и не отдохнул?
– Все в порядке, – Стас встает, разрывая объятия, и мне сразу же становится холодно и неуютно. Возникает желание вернуть его обратно. – Тебе нужно было выспаться и отдохнуть как следует.
И от этой простой заботы так сладко щемит в груди. Да, казалось бы, в этом нет ничего особенного, но…такой жест от Стаса для меня многое значит. А еще дает надежду на лучшее для нас.
– Давай, собирайся, приводи себя в порядок. Нам надо немного ускориться, чтобы не опоздать к началу.
Мы быстро собираемся, даже не перекинувшись и парой слов. Также молча едем в машине, каждый думая о своем.
В больничном коридоре нас уже поджидает Ася: я не могла ей не сказать. Не вдавалась в подробности, просто сообщила, что деньги нашлись. Но, увидев нас вместе,
