что та отказалась стать суррогатной матерью.
Мой телефон тут же разрывается трелью звонка. На экране имя Дамира, но я прекрасно понимаю, что звонит не он. Его жена. Я усмехаюсь и мотаю головой. Не буду отвечать. Отключаю и звоню Жанне. Она должна быть сегодня выходной. Надеюсь, сможет взять сына на пару часов.
Подруга действительно дома, с Кирюшей посидеть соглашается. Я вызываю такси и везу Кирилла к Жанне, а затем следую в больницу. Понимаю, что нахожусь в каком-то шоковом состоянии, потому что все еще не могу осознать тот факт, что Любы больше нет. Когда утром я уезжала и заходила к ней, она была сонной и не выспавшейся, но от нее не пахло перегаром. Она была вполне адекватной. И я не могу осознать, что всё… этого человека нет в моей жизни. А еще я понятия не имею, как сказать четырехлетней девочке, что ее мамы больше нет.
Варя
По пути в больницу принимаю решение ничего не говорить Алинке. Да и что сказать? Она пока не поймет. Будет спрашивать — постараюсь отмалчиваться.
Огромное здание больницы встречает меня угрюмым и серым внешним видом. Я поднимаю голову вверх и вдыхаю в легкие побольше воздуха. Зайти решаюсь не сразу, но все же делаю это. Поднимаюсь по ступенькам, открываю дверь и сразу же попадаю к стойке, за которой сидит девушка.
— Здравствуйте, — мило ей улыбаюсь. — Сегодня сюда девочку привезли. Полчаса, может час назад. Алину Шувалову. Ей четыре годика, она после пожара, у нее мать… погибла.
Я сглатываю, надеясь, что этих данных будет достаточно и что меня пропустят к ребенку.
— Поступала такая, да, — кивает девушка, просматривая что-то в компьютере. — А вы ей кем приходитесь?
— Крестная, — вру, не краснея. — Я очень переживаю. У нее больше никого кроме нас нет.
Вот тут я не вру. У Любы действительно не было никого из родных и близких. Мать жила где-то в другой части страны. Пока она сюда приедет, Алинка будет в шоке от того, что ее оставили одну, да и я сомневаюсь, что девочка вообще вспомнит бабушку.
— Хорошо. Поднимайтесь на третий этаж. Палата сто одиннадцать. Я передам лечащему доктору, чтобы он зашел.
— Спасибо.
На третий этаж поднимаюсь с тяжелым сердцем. У двери замираю на несколько мгновений. Становится как-то… не по себе. Что говорить? Как себя вести?
— Здравствуйте, — отвлекает незнакомый мужской голос. — Вы крестная Алины, верно?
— Да-да. А вы… доктор?
— Да. Алексей меня зовут. Пройдемте, поговорим?
— Но я… — показываю на дверь, но врач меня хватает под локоть.
— Идемте. Лучше сначала поговорить.
Я соглашаюсь. Все же он врач и знает лучше.
Алексей проводит меня в соседний с палатой кабинет, пропускает внутрь, а затем заходит следом.
— С ней все в порядке? — спрашиваю, не выдерживая эту тишину.
— С физической стороны — да, а вот с эмоциональной… девочка ни слова не сказала с того момента, как поступила сюда.
— Она пережила такое…
— Да, безусловно, — соглашается доктор. — В любом случае, с ней уже работает психолог, но то что вы пришли — очень хорошо. Мы отыскали бабушку девочки, но она…
— Что же с бабушкой? — не выдерживаю ожидания.
— Мне кажется, она немного не в себе. Обвинила меня в розыгрыше и положила трубку, а потом заявила, что только что разговаривала с внучкой и дочкой и у них все в порядке.
— У нее шизофрения, — говорю я.
— Это все объясняет. В таком случае, звонить женщине бесполезно. Даже если она поверит и приедет — ей никто не отдаст девочку с таким диагнозом. Отца девочки не знаете?
— Нет. Вы скажете, какие у Алины повреждения?
— Физических очень мало. Девочка была в другой комнате, когда все началось. Больше испугалась. Есть несколько ожогов, но они не принесут существенный вред здоровью.
Я сглатываю. Почему-то думаю о том, что будет дальше. Я бы с радостью удочерила малышку, только вот кто мне ее отдаст? У меня нет ни мужа, ни хороших жилищных условий. Правда, последнее вскоре разрешится, но как быть с первым? Не искать же мужа, в конце концов.
— Вы подумайте над тем, кто смог бы забрать девочку из родственников. Долго держать ее здесь мы не сможем, а вы же понимаете… — врач замолкает.
— Понимаю. Подумаю обязательно.
— Хорошо. Тогда можете ее навестить. Старайтесь пока не говорить о матери. Девочка и так закрылась, новость о матери повергнет ее в шок. Об этом придется сообщить позже.
Я киваю и поднимаюсь со стула. Иду к двери, все еще не зная, как дальше поступить. Алинку я любила, да и мне частенько приходилось оставаться с ней, она девочка смышленая, понимающая. Даже представить сложно, что она теперь сирота, а я… я понятия не имею, смогу ли ей помочь.
К двери палаты добираюсь быстро. Останавливаюсь, перевожу дух и вхожу внутрь. Алина спит. Это я понимаю по тому, что она даже не шевелится, когда я вхожу.
Беру стул и сажусь рядом с ней, беру ее за руку, от чего она вздрагивает и открывает глаза.
— Привет, зайчонок, — говорю шепотом. — Как ты?
Алинка смотрит на меня немигающим взглядом, а потом садится на кровати и бросается ко мне в объятия. Обхватывает за шею, повисая на мне. Я слышу ее всхлипы и чувствую, как по моим щекам тоже скатываются слёзы.
— Мама… — едва слышно говорит она. — Где?
Я молчу, не в силах выдавить ни слова. Не могу ей ни соврать, ни сказать правду. Поэтому просто молчу и глажу ее по тоненькой спинке.
— Солнышко, — отстраняю ее от себя. — Как ты? У тебя ничего не болит?
— Нет, — мотает головой. — Я испугалась. Так сильно испугалась. Мама она…
Алинка снова плачет, а я чувствую себя беспомощной. Понимаю, что хотела бы облегчить ее страдания, но не могу этого сделать.
— Врач сказал, что ты не разговариваешь, — аккуратно замечаю.
— Я их боялась, — признается Алина. — С тобой не страшно.
Я киваю и притягиваю ее к себе. Убаюкиваю, колышу в руках, после чего слышу ее размеренное дыхание. Понимаю, что не смогу ее оставить, поэтому решаю позвонить Дамиру и попросить его побыть с сыном. Когда
