эти дни я держал дистанцию, взял паузу, чтобы оценить негативное влияние Златы на мое восприятие. Да и дел навалилось прилично — наконец, Валерий одобрил план и уже скоро Дамир должен был вернуться к прежней жизни, а для всех — выйти на свободу. Его легенду проработали так тщательно, что никто не подкопается.
Время от времени я просматривал отчеты по Воропаевой — фото, сухие строчки ее распорядка дня. И мне казалось, что я нивелировал ущерб. Выровнял эмоции и был абсолютно спокоен — между нами просто секс. Отличный, яркий, крышесносный секс.
Плотская потребность, которая рано или поздно приестся, и мы оба пойдем дальше.
Но стоило сегодня увидеть Злату, как все внутри взорвалось от злости — она и правда выглядела усталой и загнанной. Словно вообще не ела и не спала. Но при этом так упорно цепляясь за эти свои репетиции будто и нельзя их пропустить.
Можно. Очень, блядь, можно! Верховцев даже слова поперек не сказал — только покивал согласно и пожелал хорошего отдыха.
Еще бы — столько бабок получил на свою гребаную студию.
Но сопротивление Златы в этот раз не заводит, а наоборот — бесит. Потому что эта дура строит из себя крутую и сильную бабу, а саму скоро сносить ветром будет. Откуда только столько упрямства?
Хер знает, но этой девчонке снова и снова удается меня удивлять.
Когда спускаюсь вниз к машине, соображаю, что именно и как вывалил на нее. И сам от себя балдею.
Мне вот какого черта это важно? Злость понемногу отпускает и, проанализировав свои действия, понимаю, что это все банально от желания, чтобы она не вырубалась подо мной быстро. Трахать бездыханное тело мало желания. Я хочу получать отклик. Причем полноценный. А для этого Воропаева должна быть здоровой и нормально накормленной.
Да, точно. Все так и есть.
Но раз уж как-то упустил из виду ее состояние, придется подкорректировать планы. Благо там куда мы поедем, есть все для того, чтобы девушка смогла восстановить силы. Я в этих бабских занятиях не шарю, но персонал там вышколенный, и что-то да подберут.
Злата ожидаемо злится, показывает характер. Но я-то знаю, что выбора у нее нет — будет как шелковая в итоге.
— Можешь поспать, — советую, как только отъезжаем от дома. — Дорога займет пару часов.
— Так может ты сразу расписание мне составишь, — язвительно огрызается нахалка. — Когда и что делать.
— Может и составлю, — усмехаюсь. Все же не удерживаюсь и поворачиваюсь к ней. — ТЫ Выглядишь усталой, золотце. Надо отдохнуть.
Она просто отворачивается и вроде как игнорирует меня. Наивная глупышка. Но все-таки засыпает. А я с досадой понимаю, что не показалось — и правда вымотана.
В дороге хорошо думается — машин мало, так что ничто не мешает гонять туда-сюда мысли. Добираемся даже быстрее. Но Злата так сладко спит, что будить жалко. Можно было бы так и забрать, но ведь проснется и начнет опять возбухать. А я хочу просто отдохнуть. Тоже замахался неслабо.
Наклоняюсь к ней и мягко провожу по щеке.
— Просыпайся, Золотинка. Мы на месте.
Она вздрагивает и сонно моргает, поворачивается и тихо охает. Пока приходит в себя, обхожу и вытаскиваю сам из машины.
— Смелее, красота, у меня на тебя большие планы…
Чувствую, как она напрягается под моими руками.
— Я уже поняла, — цедит, вскидывая подбородок. — Не волнуйся, отработаю по полной.
Это ее желание показаться циничной и прожженой вызывает глухое раздражение. Словно она специально дергает меня. Но в этот раз спускаю ей с рук подобное.
Пока идем к нашему домику, который стоит отдельно и в глубине территории, она вдруг спрашивает:
— Ты знаешь, куда уехал мой брат?
— Брат? Мне с чего знать такие детали?
— Ты обещал помочь, — с претензией выкатывает в ответ. Даже тормозит. — Что ты сделал, чтобы он уехал?
— Я? — охреневаю от ее заявки. — Ты просила помочь ему, золотце. Я это сделал. Решил все его проблемы с деньгами. Поверь, обиженным он не остался, — цежу, злясь все сильнее. — Или ты сомневаешься, что я сдержал слово? Может, он забыл упомянуть, что теперь спокойно может ходить и не оглядываться по сторонам?
Злата теряется от моих слов, но как-то быстро снова собирает остатки наглости и смелости.
— Он уехал, хотя мы должны были поговорить после концерта. И все это время…
— И это, блядь, замечательно! — рявкаю. — Нечего было засирать тебе мозги. Пусть знает, что ты со мной. По крайней мере, сейчас.
Она дергается будто я ее ударил.
— Ты обещал!
— Я обещал помочь, речь про то, чтобы приставить к нему няньку не шла. Или мне теперь следить за этим придурком?
— Он мой брат!
— Я в курсе ваших родственных связей. Тебе мало было того, что я для него сделал уже?
— Я хочу знать, что с ним.
— Он взрослый мужик — пусть сам решает, куда и когда ехать. Оставь его в покое, — ставлю точку в нашем разговоре. — И хватит, Злата. Мы приехали отдыхать, так что давай улыбнись и тащи свою попку в дом.
Естественно, после этого она демонстративно замолкает и больше ни слова не говорит. Когда уже подходим к нашему жилищу, звонит телефон — администратор звонко щебечет о том, какие программы они забронировали для Златы — и массаж, и какой-то дренаж или что-то там еще. Короче, я просто соглашаюсь на все, тупо уточняя время.
Меня снова мотает будто и не было этих дней детокса от этой ведьмы. А ведь я был уверен, что все ненужное вытравил.
Какого хера?!
— Какую комнату мне можно занять? — безразличным тоном спрашивает она, явно намекая на свое отношение.
— Любую. Мне плевать, где мы будем спать.
— Мы?
— Конечно. Или ты думала, что будешь ночевать одна? Я не для того тебя с собой взял.
Воропаева стискивает зубы, злится, но сдерживается.
— Как скажешь, — буквально выплевывает. Вообще я заметил, что она за эти дни стала более бойкой и дерзкой. Но никак не пойму — с чего такие перемены. Храбрости где-то хлебнула, что ли?
— У тебя, кстати, процедуры через полчаса.
Вот тут я, наконец-то, вижу растерянность, а потом даже испуг.
— Какие еще процедуры?
— Массажи какие-то и еще что-то. Я не вдавался подробности.
Злата ощутимо расслабляется, кивает задумчиво.
— А зачем?
— Ты, похоже, плохо меня слушала, красота, — с досадой отвечаю. Не повторять же ей все то, что случайно выкатил у нее в квартире. — Иди и займись делом. Когда закончишь, я тебя встречу и пообедаем вместе.
Она и правда уходит, а я заношу вещи в
