В это же мгновение тело ее, пропустив через себя дрожь, выгибается дугой. Маша кончает с «ненавижу» на губах.
Громко стонет, притягивая меня к себе за волосы. Кончаю следом на живот. Восстанавливаю дыхание, размазывая сперму по животу и бедрам.
— Меня тошнит от тебя, — бормочет обессиленно.
Отталкивает меня и встает на ноги. С трудом, уронив голову на грудь, закрывается от меня волосами. Я пытаюсь обнять ее, к себе прижать, потому что мне это надо сейчас. Но вместо этого получаю очередную оплеуху.
— Проваливай.
Держась за стену, снова пытается уйти от меня. Я за ней. Догоняю в комнате у кровати. Разворачиваю к себе лицом и, обхватив талию руками, бросаю спиной на матрас. Наваливаюсь сверху.
Мне все еще мало.
— Нет! Хватит, Руслан! Остановись! Не могу больше…
— Нихрена! — рычу, зарываясь лицом в пышную грудь, — у меня, в отличие от тебя, сто лет секса не было.
Вылизываю острые соски и стону от наслаждения с Машей в унисон. Боже… как я жил без нее?!
Маша… девочка моя… что я натворил!!!
Колотит меня от эмоций. Ох*еть… на слезы пробивает. Она, кажется, тоже плачет или мне это только кажется.
— Не прощу, — доносится до слуха еле слышное.
Пихает меня ногой и, перевернувшись на живот, пытается от меня ползти.
Возвращаю, подгибаю колени и вдавливаю грудью в матрас. Удерживая оба ее запястья за спиной, целую узкую спину, поясницу, ягодицы.
Слышу судорожный вздох. Больше не сопротивляется.
Я продолжаю ласкать языком. Всю. И тугое колечко и сочащиеся влагой, набухшие складочки. Добавив пальцы, в два счета довожу Машу до оргазма.
И только после этого заполняю ее собой. Двигаюсь медленно, размеренно, зацеловывая ее шею и плечи.
— Люблю… только тебя… всегда… — вырывается на пике наслаждения.
— Ненавижу…
В этот раз она кончает долго. Бьется в моих руках, сгребая руками постельное белье. Сыплет проклятиями. Плачет.
Глава 43
С трудом разлепляю глаза и пытаюсь вылезть из-под Руслана. Не дает. Фиксируя меня сзади, тяжело дышит мне в затылок. А руки, очевидно, живут своей жизнью. Гладят, трогают, ласкают.
Будто он не насытился. Словно ему все еще мало.
— Ты научилась давать сдачи, — шепчет еле слышно, — ты очень жестока, Маша.
— И не думала… мне безразличны твои чувства.
— Тебе хорошо с ним?..
Чувствую, как, убирая волосы в сторону, открывает себе доступ к моей шее. Сначала легонько касается губами, потом влажно лижет языком и, наконец, ощутимо прикусывает зубами.
— Не смей! — кричу хрипло.
— Хорошо?.. — шипит напряженно.
— Я не буду обсуждать это с тобой! Тебя не касается!
Лебедев откатывается в сторону и, поднявшись, садится на кровати. Я тоже переворачиваюсь на спину.
— Уходи, — прошу, спрятав лицо в сгиб локтя.
— Маша… я люблю тебя.
— Ой, не надо! И еще, — открываю глаза и смотрю на его бугрящуюся мышцами спину, — мы не предохранялись. Мне стоит провериться на инфекции?
— Я чистый, — бросает через плечо.
Поднимается на ноги и выходит из комнаты. Слышу, как заходит в ванную, как начинает шуметь вода.
Мне бы тоже помыться. Я вся в нем. В его запахе, сперме, слюне. Между ног липко и мокро. Лицо чешется от слез и поплывшей косметики.
Через пятнадцать минут Руслан входит в комнату. Полностью одетый, встает надо мной.
Принимаю его взгляд. Тусклый и безжизненный. У меня, наверное, такой же.
Кожа щеки, по которой я хлестала весь вечер, воспалена и, наверное, завтра там будет синяк. На губах корочки с засохшей кровью. На моих, чувствую, такие же.
Опустившись на корточки у кровати, он обхватывает мое лицо двумя руками. Прижимается к губам, нежно — нежно целует ранки. Я слабо сопротивляюсь.
— Что я наделал, Маша…
— Уйди.
— Если бы я знал, как все исправить…
— Уходи… — зажмурившись, отворачиваюсь от него.
Слышу, как поднимается на ноги, потом удаляющиеся шаги и, наконец, хлопок двери. Резко перевернувшись на живот, вжимаюсь лицом в смятую простынь.
Меня сотрясают сухие рыдания.
Что ты наделал, Руслан?! Что ты наделал?!
Как ты мог сделать это с нами?!
Моя истерика продолжается час или полтора, потом короткий период анабиоза и внезапный приступ деятельности. Сажусь в кровати и начинаю судорожно стягивать с ног чулки. На одном из них широкая стрелка до самой пятки.
Потом, соскочив, несусь на кухню. Вынимаю из выдвижного ящика хозяйственные ножницы и начинаю резать собравшееся в драный комок на моей талии платье.
Получается плохо. Не то ножницы тупые, не то у меня руки не из того места. Реву от злости, яростно дергая на себе ткань, стригу, несколько раз царапая кожу живота металлом.
Наконец, избавившись от него, совершенно голая выхожу в прихожую, зажигаю верхний свет и встаю перед зеркалом во весь рост.
Выгляжу точно так, как вела себя сегодня. Как бл*дь. И ощущаю себя ею же.
Так противно, но я заставляю смотреть себе в глаза.
Тряпка. Ничтожество. Ноль.
Вокруг глаз потеки туши, по щекам размазана перламутровая помада и да, на губах запекшаяся кровь. Прохожусь по ним языком и сглатываю металлический вкус.
Подняв волосы, осматриваю шею и делаю в голове пометку купить пару новых водолазок. На бедрах, попе и пояснице тоже россыпь синяков, покрытых тонкой пленкой подсохшей спермы.
Подцепив пальцем вязкую каплю у пупка, подношу ее к носу. Вдыхаю запах и слизываю каплю языком.
— Ненавижу тебя… — шепчу беззвучно, потом смотрю себе в глаза и повторяю уже громче, — и тебя ненавижу!!!
На ванну у меня уходит больше часа. Сначала я обвариваюсь в кипятке, а потом едва не сдираю кожу мочалкой. Кричу, посыпая саму себя ругательствами и оскорблениями. Реву, признаваясь самой себе, что пока он трахал меня, я представляла себя на месте Майер.
Меня тошнит от этого, но я не могу этого отрицать. Мне хотелось, чтобы он делал со мной то же самое, что он делал с ней. Я хотела, чтобы ему было со мной так же хорошо, как с ней. В тот момент я хотела быть такой, как она.
И мне было хорошо. Никогда раньше я не кончала так много и так ярко.
Что мне делать теперь с этим?!..
Вцепившись пальцами в волосы, дергаю их так, что от боли слезы из глаз брызжут.
Потом меняю постельное белье, в сон проваливаюсь уже под утро. Сплю, как ни странно, крепко и без сновидений. Просыпаюсь ближе к полудню.
Выгляжу ужасно, на душе паршиво, но тело с ней не согласно. Вчерашнее наслаждение еще дает о себе знать. Его отголоски звенят в мышцах и тлеют в низу живота.
Позавтракав, решаю весь день бездельничать. Включаю на телевизоре старую мелодраму и достаю из холодильника ведерко ванильного мороженого.
Телефон включаю вечером и только из-за папы. Если он не дозвонится, приедет сам. А я никого не хочу видеть. Даже его.
Он тут же подает голос. На экране имя Волкова, а у меня не хватает духу принять вызов. Я еще не поняла, что должна чувствовать теперь по отношению к Сереже. Должна ли я сожалеть и должно ли быть мне стыдно. Или поделиться с ним и потребовать честно оценить мои действия?..
Пока не знаю.
Вызов прекращается, и следом от него приходит смс.
«Обижаешься?»
«Привет. Нет, все в порядке»
«Сходим куда-нибудь?» — пишет тут же и сразу добавляет, — «Обещаю, что не в клуб»
«Прости, Сереж, сегодня никак. Сильно занята» — вру без зазрения совести.
А может, и не вру. Я действительно сегодня занята самобичеванием.
«Понял. Не буду отвлекать. До завтра»
Не успеваю написать ему ответ, как слышу трель дверного звонка. Прижав к груди ведро с мороженым, плетусь в прихожую и смотрю в глазок. В поле видимости попадает лишь ярко-зеленая бейсболка. Снова доставщик ошибся квартирой.
Открыв дверь, собираюсь отправить курьера к соседям напротив, но тут мой взгляд натыкается на огромную корзину кремовых роз.
Паренек деловито протягивает мне планшет для подписи, а потом, отодвинув меня в сторону, шустро затаскивает цветы в мою квартиру.
