В общем, слез хватило бы на небольшую заводь на заднем дворе. И в свете лечения мое отношение к Макару тоже изменилось. Ушло восприятие его как недополученного отца, и я не скажу, что стала открываться, но мне теперь стало важно участие в его жизни. И, наверно, это было одним из первых шагов к принятию. А сам Макар… Я, если честно, не всегда понимала, что он чувствует. Казалось, словно муж постоянно ходит по тонкому льду и сам боится провалиться под воду. В такие моменты я безумно сожалела о его чувстве вины. Потому что теперь мне казалось, что виноваты мы оба. И свою вину я выпускала в мастерской. Точнее, в квартире бабушки, в ее кабинете со швейной машинкой. Вскоре шить для одной себя просторные платья из натуральных материалов мне надоело, и в один особенно тоскливый осенний вечер я бурчала, что вот если бы я была блогером, тогда бы нашла свою целевую аудиторию. А ночью поняла, что мои покупательницы это тоже беременные девочки, которым то жмет поясок, то цвет бесит.
Я набрала полную корзину ароматических свечей и пошла на кассу. А потом спустилась на первый этаж торгового центра и зашла в любимый магазин тканей, чтобы выбрать полотно, которое точно подойдёт для новогоднего наряда. Если успею за ближайшие пару дней ещё и скроить его, а потом сшить, а потом презентовать в группах мамочек, то и зимняя коллекция выйдет в свет.
Макар на мою работу смотрел с особым вниманием. Пристальным. В глубине души я боялась, что он станет смеяться или говорить, что это все глупости, но через несколько платьев он подошёл ко мне с разными вариантами рубашек и попросил сшить ему нечто подобное, но только в таком же стиле, как я шью себе. Я так перенервничала, что снова забыла о своём стыде ночью в постели, и долго ещё задыхалась его любовью…
Стыд.
В конце лета, когда тяжёлые шары георгинов качались в каждой клумбе, а в воздухе разливался запах сырой травы, я поняла, что безумно одинока, и что хоть мы с Макаром и вместе, но продолжаем жить как соседи. Дождливый конец августа не добавлял радости, несмотря на то, что чувствовать аромат мокрого асфальта было приятно. В один из таких дней я поняла, что, наверно, лучше не мучить друг друга и уйти. И сказала об этом Макару очень экспрессивно. Прям с порога. И было в моей речи нечто подобное: «Секс… Устала. Задолбал!». И как-то сразу до мужа дошло, что надо делать, хотя я вообще ничего такого не имела в виду, просто поделилась своей болью. А Макар всю оставшуюся ночь шептал, насколько я нужна ему, насколько он любит и как вкусно пахнет у меня кожа. А утром он целовал мне плечи и продолжал шептал такие вещи, от которых вся я целиком покрывалась мурашками. И не хотела сходить в ванну.
Говорить оказалось нормально. Плакать, когда больно, тоже. И я много говорила, рассказывала Макару, почему мне стыдно или страшно. И, наверно, он действительно не хотел терять нас, потому что с каждой выданной мной ему тайной становился… ближе.
Я забрала пакеты с тканью и неспешной своей походкой гусыни направилась к выходу. Торговый центр пестрел новогодней иллюминацией, и я незаметно для себя стала напевать под нос "Jingle Bells". На парковке ждала машина с водителем, и я неповоротливо попыталась в неё усесться. С первого раза плохо получилось. У меня вообще сейчас многое с первого раза нормально не получалось, шнурки там завязать, полотенце с пола подобрать, но я радовалась своей неповоротливости, потому что оставалось совсем немного до появления малыша.
Авто выехало за город, и пастораль первых предвестников Нового года сменилась белым полотном снега и ажурных узоров на ветках деревьев. Я смотрела в окно, а на самом деле на свой прожитый год. Коряво вышло, конечно, но у меня был Макар, малыш и все точно будет хорошо. Я узнавала.
На подъезде к дому в животе заурчало, и как только машина притормозила возле гаража, я поспешила по тропинке к небольшому домику на два этажа с самым атмосферным мезонином. Макар предлагал дом получше и просторнее, но мне так не терпелось начать сезон гнездования, что эта маленькая сказка с первого взгляда забралась в душу. Я открыла входную дверь и не наклоняясь стянула сапожки, специально для беременности купленные, без всяких застёжек. Куртка повисла на вешалке, и я, впрыгнув в тапочки, пошла на шум. Макар сегодня планировал быть дома и доделывать маленькие недочеты: плинтус вот в углу кривой и дверь в ванной слегка туго ходила. На мое резонное замечание, что строители это сделают быстрее, муж оскорбился. А я подумала, что чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.
Из спальни доносились странные звуки, что-то вместе со стонами. Я напряглась, как может напрячься женщина, которая единожды уже подобное слышала. Прав был Макар, когда говорил, что недоверие будет сильнее яда изнутри разрушать. Просто я не понимала, что он имел в виду. А сейчас поняла.
Я рванула дверь спальни на себя, и мужские стоны зазвучали отчетливее. По спине прокатилась капелька пота, и я облизнув губы, вошла.
Возле окна, согнувшись в неприличной позе, стоял Макар и выл сквозь зубы. Он цеплялся одной рукой за подоконник, а перед ним лежали какие-то деревянные запчасти.
— Что здесь происходит? — медленно спросила я, тем самым напугав мужа, который попытался тут же разогнулся и улыбнуться. Последнее не получилось, потому что лицо исказила гримаса боли. Я шагнула ближе и поймала Макара за руку. — Ты весь побледнел.
Муж покачал головой, видимо, силясь что-то сказать, но вместо этого попытался шагнуть к кровати и взвыл как раненый олень. Когда мы все же доползли до постели, Макар как бревно рухнул лицом вниз и простонал:
— Спина…
— Как ты умудрился? — спросила я и пошла в ванную за аптечкой. Вытащила ампулу с обезболивающим, шприц и спиртовые салфетки. Вернулась к мужу.
— Я просто хотел собрать кроватку, — сквозь зубы вещал супруг, пытаясь лечь поудобнее.
— Но она сопротивлялась? — уточнила я, искоса глядя на запчасти, что были разбросаны по всему полу. Макар не отвечал. — А нельзя было рабочих дождаться?
— Полли, я строю дома, неужели кроватка детская труднее?
Я бы, конечно, поспорила, ибо после стройки домов Макар никогда еще не стонал в подушку, но не стала заострять внимание. Я наклонилась к Макару и приспустила с левой ягодицы штаны. Поставила укол с хлопком, и Макар сдавленно прохрипел.
— Ты меня лечишь или лапаешь?
Я растерла место укола и вернула одежду на место.
— Скажи спасибо, что не сбежала с криками: «О Боже мой, какой конфуз! Мужская задница», — съязвила я и собиралась отнести шприц в мусорку, но не поняла молчания Макара. Он оглянулся на меня через плечо и слишком серьезно сказал:
— Спасибо.
Я смутилась и постаралась скорее замять тему, поэтому предложила пообедать. А после обеда Макар продолжил страдать, уже тихонько передвигаясь по дому и собирая обломки детской кроватки. Мельком я слышала, как он звонил кому-то и уточнял, почему деталей так много, а инструкции наоборот — мало.
Ближе к вечеру, когда я зависла в мансарде и раскраивала новое платье, Макар пришёл меня навестить. Вместе с ноутбуком. Я посмотрела на него с подозрением, и муж занервничал. Подвинул ткани на край стола и поманил к себе. Я натыкала в подушечку английских булавок и подошла. Макар присел на стул, открыл ноут и что-то искал, а когда я все внимание сосредоточила на экране, то развернулась вкладка с сайтом детской одежды. Модели были какими-то схематичными и как будто просто нарисованными, а не отснятыми.
— Это что такое? — я уперлась подбородком в плечо мужа и обняла его со спины. Он повернулся ко мне и поцеловал в щеку.
— Твой магазин… — слишком тихо сказал Макар, а у меня сердце сделало кульбит, ударилось о рёбра и побежало куда-то далеко. Как я подозреваю, рассказывать желудку новости.
— Прости? — я даже руки разжала и теперь в упор смотрела на мужа.
— «My little daughter». Я взял на себя смелость дать название, но ты можешь переименовать, потому что это не рабочая версия сайта, а ещё черновик.