уже полностью проголодался.
— Вот так. — Она улыбается. — Хочешь что — нибудь выпить?
— Еще воды, если у тебя есть.
Через несколько минут мы оба сидим за столом, едим наш обед и делим пакет чипсов для барбекю. Сэндвич чертовски вкусный, с индейкой, сыром, салатом, даже тонко нарезанным авокадо и луком. Я поглощаю его за неловко малое количество укусов, и когда я доедаю последний, я поднимаю взгляд и вижу, что она смотрит на меня с весельем.
— Все еще голоден?
— Больше, чем я думал, — признаюсь я.
— Это так странно. — Она качает головой. — Я никогда не верила, что это произойдет.
Я хмурюсь. — Что?
— Мы вдвоем в доме, о существовании которого я даже не подозревала несколько недель назад. Сидим на моей кухне и вместе едим еду, которую я приготовила. — Ее смех яркий и неожиданный. Полный радости, несмотря на предыдущие мрачные признания этого дня. — Произошло чудо.
— Это был чертовски хороший сэндвич, Сил.
Она ерзает на своем стуле, ее улыбка не может быть сдержана. — Я так рада, что тебе понравилось.
— Я никогда не думал, что ты можешь приготовить мне еду. Для этого у тебя всегда были слуги, — продолжаю я.
Она вздыхает и отодвигает свою тарелку. — Я была такой избалованной маленькой дрянью.
— Да, была, — соглашаюсь я, и она швыряет в меня свою свернутую салфетку, совершенно не замечая меня. — Хотя сейчас я думаю, что ты просто скрывала сильную боль.
Ее мрачный взгляд находит мой, не отрываясь. — Да. Но это не оправдывает того, что я была так ужасна с тобой.
— Должно быть, ты мне очень нравилась, раз я терпел все это.
Когда я был подростком, я был совершенно без ума от этой девушки. Я бы сделал все, о чем бы она меня ни попросила.
— Мы часто целовались, — напомнила она мне.
Я хихикаю, воспоминания нахлынули на меня одно за другим. Множество тайных моментов, поцелуи украдкой то тут, то там. — Ты была ненасытна.
— Не думаю, что я была единственной, кто постоянно хотел этого.
— Но ты была единственной, кто почти всегда провоцировал это.
Ее щеки приобрели восхитительный розовый оттенок. Овдовевшая женщина, смущенная подростковыми воспоминаниями о поцелуях. — Правда.
Я съедаю несколько чипсов, наблюдая, как она доедает свой сэндвич. — Ты набрала вес. Я заметил это и на свадьбе.
— Это плохо? — Она звучит неопределенно оборонительно.
— Вовсе нет. Ты всегда была такой… — Что я могу сказать, чтобы не обидеть ее?
— Тонкой? Хрупкой? Болезненной?
Я поджимаю губы, не желая оскорблять ее.
Она вздыхает. — Я вдали от матери. Она больше не травит меня и не держит меня смертельно худой.
То, что она может сказать это так просто, как будто это не имеет значения, то, что ее мать делала с ней все эти годы. То, что она выжила после всего, это… удивительно. — Ты ненавидишь ее?
— Мою мать? — Когда я киваю, она пожимает плечами. — Я не знаю. Должна. Иногда ненавижу. Но в другое время я люблю ее и скучаю по ней, потому что она моя мать, и в какой — то момент она была всем, что у меня было. Моего отца не было рядом, и она всегда говорила мне, что я ему безразлична. Не то что ей.
Я молчу, впитывая ее слова. Мать манипулировала ею практически всю жизнь. Видит ли она это вообще?
— У нас было несколько замечательных моментов вместе, — продолжает Сильви. — Мои воспоминания о ней, они не все плохие.
Но они были испорчены, эти моменты. Так и должно быть. За эти годы родители много раз разочаровывали меня, но никто из них никогда не пытался меня убить.
Я не знаю, как от этого можно оправиться.
— А как же твой отец?
— А что с ним?
— Он не заметил, что делала Сильвия?
Сильви смеется. Действительно смеется, как будто я только что рассказал самую уморительную шутку. — Август Ланкастер замечает происходящее только тогда, когда это напрямую касается его. Он самый эгоистичный Ланкастер из всех, кого я знаю, а я знаю много таких, поверь мне. Но я люблю своего отца. Я не виню его за то, что он не замечал. Тогда он был слишком сосредоточен на Каролине. Кроме того, отношения моих родителей никогда не были хорошими, и большую часть времени он жил в своем собственном мире. Я совсем не удивлена, что он не понимал, что происходит. Он был слишком погружен в свое собственное дерьмо.
Я ненавижу то, что он был забывчив. Что мы все были забывчивы. Чувство вины переполняет меня, грозит вылиться в виде бессмысленных извинений, но я сжимаю губы, держа все это в себе.
Слова бессмысленны. В подобной ситуации необходимы действия.
— Ты чувствуешь себя виноватым? — Когда я встречаюсь с ней взглядом, она смотрит на меня всезнающими глазами. — Не надо, Спенс. Ты не знал. И ты был еще ребенком. Что ты мог сделать?
— Я должен был знать. Я должен был поверить тебе, — яростно говорю я, желая побороть всех ее демонов за нее. Даже после всех этих лет, после всех разочарований, разочарований и гнева, я все еще хочу защитить ее.
Я всегда буду хотеть этого, даже когда она отталкивает меня.
Я не знаю, смогу ли я выдержать еще много подобного дерьма, но я также знаю, что не смогу устоять перед ней. Я предан до мелочей. Мой отец всегда так говорил, представляя это как недостаток характера, хотя я такой же, как он. Кроме того, моя преданность означает, что я стою на его стороне, несмотря ни на что, что идет ему на пользу.
— Я пыталась относиться к этому легко, как будто это была шутка. Как ты мог мне поверить, если думал, что я шучу? — Она качает головой, когда я начинаю что — то говорить, прерывая меня. — Перестань чувствовать вину. Я просто рада, что ты здесь. Если бы я хотела, чтобы кто — нибудь нашел меня, это был бы ты.
Шокированное удовольствие пронеслось во мне от ее слов. — Правда?
— Да, — шепчет она, наклоняясь, чтобы положить свою маленькую, бледную руку на мою. — Ты мой самый любимый человек в этом мире, Спенсер. Даже если у меня есть забавный способ показать это, ты значишь для меня больше, чем кто — либо другой.
Я смотрю на ее руку на своей собственной, испытывая искушение перевернуть свою и переплести наши пальцы. Но я не делаю этого. Пока не делаю. Мои чувства к Сильви… сложны. Находясь рядом с ней, они снова вспыхнули, и я не знаю, что с
