даже если это будет стоить ему карьеры.
— Ты знаешь, я ничего не скажу, — сказал я.
— Я никогда и не боялся, что ты это сделаешь. — Форд глубоко вздохнул. — Я не хочу, чтобы она чувствовала себя одинокой во время этого гребанного перерыва или что-то в этом роде. Если ты свободен, не мог бы ты как-нибудь вечером угостить ее чизбургером или еще чем-нибудь? Заключи с ней одно из тех пари, которые ты заключаешь, чтобы узнать, кто съест больше картошки фри.
Я усмехнулся.
— Принято.
За эти годы мы с Милли поспорили на множество глупостей, и все это ради забавы. Кто быстрее пробежит. Кто быстрее всех съест дюжину куриных крылышек. Кто дольше всех сможет задержать дыхание.
Мы уже давно не заключали пари по пустякам. Может быть, сегодня вечером, чтобы отвлечься от мыслей о девятом октября и немного успокоить Форда, я приглашу Милли куда-нибудь поужинать. Посмотрим, кто сможет съесть больше тако.
— Спасибо. — Он хлопнул ладонями по коленям, прежде чем встать. — Хочешь перекусить?
— Вообще-то, я, пожалуй, пойду в спортзал. — Мне не хотелось вставать с постели, чтобы позаниматься этим утром, но сидение за этим столом все утро сделало меня напряженным и беспокойным. — В другой раз?
— Конечно. — Он ушел, помахав на прощание рукой.
Прежде чем кто-либо еще успел заскочить ко мне за советом по отношениям, я схватил телефон и наушники и направился в раздевалку, чтобы переодеться.
Когда я вошел в тренажерный зал, меня встретил лязг металла. Зал всегда был открыть в обеденный перерыв. Милли позаботилась о том, чтобы каждый день у студентов и сотрудников департамента было время позаниматься спортом.
Когда я надевал наушники, на заднем плане раздавался равномерный стук ботинок по беговой дорожке, заглушая шум.
Обычно во время обеденного перерыва здесь не было студентов, только преподаватели. Двое сотрудников, которые работали наверху вместе с Милли, пришли потренироваться. Но на беговой дорожке я заметил взмах короткого светлого хвостика. Длинные ноги. Подтянутые плечи и тонкая талия.
Воздух со свистом вырвался из моих легких.
Дженнсин смотрела перед собой, экран ее беговой дорожки был черным. Она бежала легкими, грациозными шагами, размахивая руками и расправив плечи.
На мгновение я чуть не развернулся. Чуть было не оставил ее заниматься спортом, пока не нашел другой способ очистить голову. Но прошло уже три недели.
Я скучал по ее лицу.
Это было девятое октября.
И сегодня мне было наплевать на правила. Я просто хотел увидеть ее улыбку.
Поэтому я пересек зал, кивнув парню, который растягивался на матах в углу. Затем забрался на беговую дорожку, расположенную в трех шагах от нее, и, не удостоив ее даже взглядом, нажал на кнопки и побежал.
Взгляд Дженнсин скользнул в мою сторону через зеркала на дальней стене, и она внимательно посмотрела на меня. Ее рот приоткрылся, как будто у нее перехватило дыхание, и, черт возьми, это было почти лучше, чем улыбка.
На ней были черные легинсы и белый спортивный бюстгальтер на бретельках. Мгновение она изучала меня, прищурившись. Затем склонила голову набок, как делала, когда пыталась меня понять.
Когда она снова посмотрела вперед, между ее бровями пролегла морщинка. Но вскоре она нашла в этих зеркалах невидимую точку и сосредоточила на ней все свое внимание.
Я сделал то же самое, сосредоточив внимание на том, что было впереди. Но она была там. Она была близко.
Этого было достаточно.
Поэтому, я пробежал одну милю, затем две. После трех я обычно останавливался, чтобы поподтягиваться, но она все еще бежала, уверенно и энергично. Я еще не был готов уйти.
У нее слегка блестел лоб и горели щеки, но в остальном она держалась непринужденно.
К четвертой миле мои ноги начали уставать. Я не тренировался как бегун на длинные дистанции и, кроме простой разминки, никогда не проводил много времени на беговых дорожках. Но Дженнсин не останавливалась, и я тоже.
Она нажала на кнопку, и на мгновение я вздохнул, радуясь, что наконец-то закончил. Вот только эта кнопка была не для того, чтобы остановиться. Она увеличивала скорость.
Сукин сын. На ее губах мелькнула тень улыбки, как будто она призывала меня остановиться. Вызов принят.
Я нажал на «Плюс» на своем тренажере и ускорил шаг, пытаясь сравняться с ней, пока не преодолел пять миль. Мои легкие горели, а по лицу стекал пот.
Блять. Я больше глотал воздух, чем дышал. Но не останавливался. Я не сбавлял темпа. Пока, наконец, пробежав почти шесть миль, Дженнсин не перешла на шаг, поднимая руки над головой на вдохе.
Я бежал еще минуту, дожидаясь, пока стрелка на табло не достигнет шести, прежде чем нажать на кнопку «Стоп». Затем я убрался к чертовой матери с этой гребаной беговой дорожки и направился к питьевому фонтанчику, чтобы глотнуть воды. Я вытер лицо краем футболки, хотя пот продолжал капать с меня.
Вытащив наушники, я засунул их в карман и уперся руками в колени. Моя грудь тяжело вздымалась, когда я пытался восстановить дыхание.
В поле моего зрения появилась пара неоновых оранжево-белых теннисных туфель. Дженнсин.
Она стояла ближе, чем должен стоять студент к тренеру. Но когда я осмотрел тренажерный зал, он был пуст. Пока я пытался привести себя в порядок, остальные уже разошлись.
— Ты в порядке? — Дженнсин уперла руки в бока. Судя по голосу, она совсем не запыхалась.
— Да. — Я отмахнулся. — Я не бегун.
— Я спрашиваю не о тренировке. — Она грустно улыбнулась мне. — У тебя грустный вид.
Что ж, мне было грустно. И единственным человеком, который заметил это, была эта женщина.
Женщина, которую я хотел заключить в объятия и целовать до тех пор, пока она тоже не начнет задыхаться.
— Сегодня не самый лучший день, — сказал я.
— Тебе стоит посмотреть какой-нибудь дрянной фильм, чтобы взбодриться. — Ее красивые губы изогнулись в ослепительной улыбке. Улыбка, благодаря которой эти шесть гребаных миль стоили каждого шага.
— Какие-нибудь рекомендации?
— «Манекен». Или «Выходной день Ферриса
