— Ну, как дела, Мэгги-и? Наш карающий ангел вернулся?
Золтан стремился обратить внимание Мэгги на изменения в облике города, произошедшие за десять лет.
— Нам повезло с погодой, — произнес он.
Теперь в Будапеште улицы были ярко освещены, в глаза бросались нарядные витрины, рестораны и бары; однако на дорогах, запруженных иностранными автомобилями, появились ужасные пробки. На свежеоштукатуренных фасадах домов не видно было пулевых отметин. Кроме того, как показалось Мэгги, люди на улицах были гораздо лучше одеты и больше не носили с собой полиэтиленовых пакетов. Смог рассеялся, и холодное небо отражалось в реке, отчего Дунай казался почти голубым. Золтан поселил ее в маленькой гостинице с видом на реку и меблировкой в пастельных тонах — без единого оттенка коричневого.
— Будапешт стал таким красивым, — сказала Мэгги. Золтан даже покраснел от удовольствия.
Он жил в одном из серых высотных зданий на окраине города и пригласил Мэгги в гости, пообещав, что Симона приготовит spaghetti alia carbonara.[128]
Симона рассмеялась и сказала, что попробует. Ветчина здесь была не такая, как дома, в Италии, зато она привезла с собой настоящий сыр пармезан. Она видела его и в Будапеште, в одном маленьком магазинчике на рынке, но там он слишком дорого стоил.
Очень скоро Мэгги предстояло узнать, насколько все вокруг подорожало.
Вечером состоялось очередное собрание заговорщиков, на сей раз — на крошечной кухоньке в квартире Золтана, за спагетти и бутылкой венгерского вина. Он стал со всеми подробностями рассказывать Мэгги, по какой улице шел, на каком трамвае ехал и что почувствовал, когда внезапно увидел Илонку. Она, правда, сильно изменилась за прошедшие годы, но все равно он сразу узнал ее. Пригласил выпить кофе в ближайшем баре. Она спрашивала о Джереми и вполне надлежащим образом опечалилась, узнав о его кончине. Мэгги передернуло, когда она это услышала.
Теперь у Илонки был собственный салон красоты на острове Маргит. Симона сходила туда на маникюр и массаж лица и сообщила, что хоть Илонка и презренная корова, салон у нее шикарный — с нежно-розовыми полотенцами, расслабляющей музыкой и очень симпатичными кабинками для переодевания. Илонка не делала ей массаж лица собственноручно, а просто сидела в углу кабинета. На ней были очки в роговой оправе. Девушки иногда спрашивали у нее совета, если попадалась клиентка с особенно буйной растительностью на лице или с каким-нибудь особенно зловредным прыщом. Но в остальном ее обязанности сводились к управлению своим маленьким розовым королевством и к встрече клиентов, которых она приветствовала на их родном языке. По словам Симоны, Илонка немного говорила по-итальянски и даже похвалила ее сумочку, купленную в Риме перед отъездом. Симона записала на прием и Мэгги.
— Под вымышленным именем, — заговорщицки пояснил Золтан.
Он отвез ее в гостиницу. Мэгги устала и всю дорогу молчала, глядя на непривычно ярко освещенные улицы.
— Постой-ка, а как ты узнал Илонку? — озадаченно спросила она, готовясь выйти из машины. — Мне казалось, вы с ней вообще не были раньше знакомы…
Последовало молчание. Золтан и Симона переглянулись.
— О, узнать ее было довольно легко, — хмуро признался он. — Понимаете… Я не говорил вам этого раньше, потому что обещал господину послу… В общем, Илонка — моя бывшая жена!
После такого ошеломляющего открытия трудно было уснуть. Мэгги вспомнила, как Золтан рассказывал ей о своей женитьбе во время поездки по Франции, когда они с ним планировали отомстить Дельфине. О том, как однажды пришел домой и застал жену с другим. Неужели этим другим был Джереми? Мэгги восстановила в памяти первое появление Золтана у них в доме и посмотрела на ситуацию под другим углом. Однажды Джереми вернулся с работы и привел с собой неприметного худощавого человека. «Это Золтан, — представил он его. — Я решил нанять его в качестве водителя, раз уж у меня стало хуже с глазами».
Мэгги знала, что у мужа проблемы со зрением. Они вместе сидели в унылом коридоре глазной больницы Будапешта, в окружении печальных людей, которые шепотом переговаривались междухобой, ожидая приговора специалиста. Для Джереми вердикт был таков: врожденное нарушение зрения, которое в принципе может годами не беспокоить, но не исключено и внезапное ухудшение. В случае сильной усталости у пациента может двоиться в глазах, и ему ни в коем случае нельзя водить ночью автомобиль. Позже, в Лондоне, один очень уважаемый специалист с Харли-стрит подтвердил диагноз, но тогда, в Будапеште, Мэгги не придала всему этому большого значения. Ей казалось, что проблемы Джереми не настолько серьезны, чтобы нанимать водителя.
Мужчины, по ее мнению, вообще слишком носятся со своими болячками. Хотя, с другой стороны, Джереми было совершенно несвойственно расточительство и он не стал бы без необходимости тратиться, даже несмотря на то что зарплата венгерского шофера тех времен почти не отражалась на их семейном бюджете. Мог ли Золтан путем шантажа заставить Джереми взять его на работу? Поразмыслив, Мэгги пришла к выводу — скорее всего так и было. Должность водителя дипломата с перспективой заграничных поездок и зарплатой в валюте была для гражданина социалистической Венгрии подарком небес. Но как это не похоже на Джереми — унизить себя, пойдя на компромисс с таким человеком!
Впрочем, обнародование его связи с Илонкой вызвало бы ужасный скандал, который бы весьма отрицательно отразился на перспективах дальнейшего продвижения по службе. Если уж западным дипломатам нельзя было просто дружить и общаться с жителями страны — участницы Варшавского договора, то уж тем более им не дозволялось спать с ними. Такие случаи бывали впрош-лом и иногда перерастали в шпионские скандалы, освещаемые сенсационными репортажами в британской бульварной прессе. Джереми, с его честолюбием, сметал все препятствия на своем пути. Мэгги вспомнила, как замечала холодность в общении между ее мужем и Золтаном. Тогда, правда, она считала это характерной для Джереми манерой поведения по отношению к людям, которых он причислял к более низкому социальному слою. И только теперь стало ясно, какими побуждениями, помимо материальной выгоды, руководствовался Золтан, помогая ей претворять в жизнь планы мести.
Мэгги проснулась рано, с первыми солнечными лучами, пронизывавшими утреннюю мглу над зданием парламента. Сколько раз она часами стояла под его расписным позолоченным куполом, слушала долгие речи политиков и пела венгерский государственный гимн — самую печальную из песен, которые ей когда-либо доводилось слышать… В те дни величавую готическую конструкцию, построенную по образцу английского парламента, правда выше, венчала огромная красная звезда.
