Она повернулась и зашагала к дверям. Фрисби, лежавший поблизости и непонимающе переводивший взгляд с хозяина на девушку, беспокойно встал, сделал несколько шагов к Мин, потом остановился и оглянулся на хозяина. Он понятия не имел, о чем это говорят люди, но инстинктом почуял неладное. И о нем все забыли. Что случилось?
Джулиан чувствовал стремительно нараставшую депрессию. Он теперь понимал, каким дураком был, что позволил злобному письму Клодии помешать тому, что связывало его с этой девушкой, единственной для него во всем мире.
— Мин, — просительно сказал он, делая шаг к ней.
Она обернулась, все еще полная гнева, смешанного с тоской и разочарованием:
— Не надо извиняться или пытаться объясниться. Я начинаю понимать, что я сейчас такая же помеха для вас, как год назад. Я была идиоткой, решив вернуться. Но не беспокойтесь, я уезжаю за границу.
Страшное чувство потери вновь встало перед Джулианом Беррисфордом. Он побледнел:
— Мин, ради Бога!..
— Дядя Альберт, — не слушая, сказала она, — сейчас же отвезите меня домой.
Тот побрел за племянницей. Джулиан остановил его:
— Я ужасно сожалею обо всем этом, мистер Спрингер. Я хотел бы, чтобы Мин жила здесь, клянусь. Убедите ее в этом. Я вовсе не хотел ее обидеть. Это очень сложно, сейчас не время и не место объяснять, но я не могу допустить, чтобы меня считали охотником за деньгами. Потому я и не делал ей предложения. Но хотел. Это я здесь потерпел поражение, а не она… О черт!
Альберт Спрингер, глядя на его изможденное лицо, на лоб, покрывшийся потом, понял, что человек этот обнажил перед ним свою тайную боль. Он вдруг понял это и одобрил этого человека: он и сам бы не хотел, чтобы на Мин женились из-за денег. Через открытую дверь он видел, как Мин удалялась от дома. Он положил руку Джулиану на плечо:
— Я, кажется, понял вас, молодой человек. Я поговорю с ней. Сейчас-то лучше вернуться в город. Она вся в мать: в таком настроении с ней ничего не поделаешь. Но позже она успокоится и пожалеет об этом.
Джулиан усмехнулся, подозвал собаку и вышел вместе с пожилым человеком из дома, заперев дверь. Он был в страшно подавленном состоянии.
— Не думал, что маленькая Мин может быть так темпераментна, — сказал он с жалким подобием улыбки. Даже в ярости Мин была хороша.
— Тут недоразумение, — пробормотал дядя Альберт, — она ведь любит вас. Слишком много гордыни у вас обоих. Это несчастье для вас. Я поговорю с ней и утром позвоню вам на работу. Ничего не предпринимайте с контрактом. Считайте, что я все равно покупаю имение, будет она тут жить или нет. Прекрасное место!
Сказав еще несколько ободряющих слов Джулиану, он, насколько мог быстро, пошел вслед за негодующей племянницей. Джулиан побрел за ним. Фрисби бросился в заросли, очевидно за кроликом. Ему это было здесь запрещено делать, но хозяину было не до того. Джулиан готов был бы все отдать, лишь бы не обижать Мин, которая всегда была такой любящей и преданной. Он проклинал письмо Клодии и себя самого за то, что не порвал его и не забыл о нем. Он проклинал свою гордость, отрывавшую его от Мин. Теперь он понял, сколько она для него значила.
Ничего подобного не было у него с Клодией. Но разве нужно что-то вроде сегодняшней несчастной сцены, чтобы заставить его понять правду, понять, чем в его жизни была Мин?
— Черт возьми, — сказал он вслух, — ну и беду я навлек на себя!
Мин не стала ждать Джулиана, она даже не хотела прощаться с ним. Когда дядя дошел до домика, она уже была в машине. Они уехали.
Стало ясно, и сильно потеплело. Но Мин было не до золотой осени. Дядя Альберт увидел, что она была очень бледна и на этом фоне губы стали еще ярче. Он осторожно взял ее за руку:
— Детка… может быть, ты поторопилась немного? Может быть, надо было попрощаться с бедным молодым человеком, поблагодарить его за обед?
— Можете поблагодарить его письменно, дядя Альберт.
Он никогда еще не слышал такой резкости в ее голосе.
— Чем он тебя гак расстроил? Конечно, я виноват, что так неожиданно выдал тебя. Но он все равно узнал бы завтра. Велика ли разница?
Мин молчала, глядя в пустоту. Она не оглянулась, даже когда проезжали мимо «Четырех перьев». Вот уже машина повернула на лондонскую дорогу. Она слышала только половину того, что говорил дядя. Мысли ее были в Шенли, с Джулианом. Она больше не увидит ни его, ни дом. Она решила вычеркнуть их из своей жизни, искоренить в себе эту роковую любовь. С самого начала это приносило ей только боль. Было, правда, несколько замечательных встреч, волнующих вечеров… Благословенные мгновения объятий и поцелуев, надежды, счастливого безумия. Потом — горечь разочарования, несбывшихся желаний, загубленных душевных сил.
Дядя все говорил, рассказывал, каким несчастным был Джулиан, как он говорил о своей гордыне, о боязни прослыть корыстным. Она и так знала все это. Он и сам ей об этом говорил. Но ей казалось, что она переубедила его, что, если любишь, можно забыть о ее деньгах. Он преувеличивал все это. Она так и не поняла, почему он был таким чужим, даже враждебным сегодня утром. Она только решила, что надоела ему и он решил положить конец их отношениям. А может быть, и другая женщина появилась?.. Она ведь не знает его личной жизни, и миссис Тренч он вряд ли посвящает в это. Может быть, какая-то местная девушка понравилась ему, и он может жениться на ней без проблем. Да и не нужно ей все это знать, хватит. Она уже слишком уронила себя, будучи слишком откровенной и естественной, чтобы не потерять счастье из-за глупой гордости.
Но она, наверное, была не права. Может быть, из-за того, что у нее душа была нараспашку, Джулиан, не привыкший к этому, и дошел до решения воздвигнуть стену между ними. Ну, ему это удалось. Так пусть стена и стоит. Она попросит дядю увезти ее из Англии, как только он закончит здесь дела. Даже не в Рим или Францию. Дядя часто говорил, что хочет свозить ее в Австралию, в Мельбурн и в деревеньку, где родились они с сестрой, ее матерью. Можно поехать туда. Пусть между ними пролягут тысячи миль. Чем дальше, тем лучше.
Дядя все продолжал говорить, к ее удивлению оправдывая Джулиана.
— Правда, моя девочка, мы так его огорчили. Он просил передать тебе, что никого не хотел бы видеть в своем доме так, как тебя.
— Чепуха, — заявила она, — это он просто оправдывался из вежливости.
— Не похоже, — покачал головой дядя Альберт. — Он очень искренний человек. Он глуповато вел себя с тобой, но не забывай, что первый брак заставил его не доверять женщинам вообще. Ты сама не раз говорила, что его жена — дьяволица. Так что он не очень, наверно, верит женщинам, даже тебе.
