- Никакого заказа не было, - встреваю я. - Это моя личная инициатива и...
- Заткнись.
Захлопываю рот.
- Личная, значит, - Ларионов оборачивается, щурится, глядя на меня. - А не твоего ли давнишнего начальника, редактора тухленькой газетки, который в Бэтмена решил поиграть? А, Алина? Не таращись-не таращись! Знаю, что ты работала на того мудака... Оттуда это увела, да? Чего молчишь, су...
- Язык попридержи, шакал, - резко обрывает его тираду Алексей
Один взгляд Ларионова - и Лëша падает со стула под новыми ударами. Я закрываю глаза.
- А знаешь, Алина, - наблюдая, как у его ног старый враг сплевывает кровь на грязный ковер, тянет Ларионов. - Что начальник твой давешний, копатель этот, вовсе не в Европу жить уехал? Мы его прикопали чутка, вместе с семейством. А по документам они, да, эмигрировали на вольные хлеба.
- Константин, я не понимаю... - мой голос становится жалко-тонким.
- Мне ему почки отбить или сразу в печень, чтоб ты поняла? Лëша, а, Лëш. Где вся тяжка с этой флешки? Куда дел?
Алексей поднимается на локте, исподлобья смотрит на Ларионова.
- Спрятал.
- Ага, другое дело, - Константин кивает и улыбается. - Прямой, как палка. Постраховаться решил? Хорошо. Давай так. Ты мне привозишь остаток инфы, без распространения, естественно. А в обмен я отпускаю журналисточку твою, целой и невредимой. Понял?
- Понял.
- А ты поумнел, дружок. Егор, Андрей, с ним поезжайте. И из виду не упускайте. Лëша, и давай без финтов. Если эти файлы кто-то хоть одним глазком увидит, тебе твою Алиночку по частям присылать будут. И никто не докажет, что это я её распиливал. Договорились?
- Да.
- Всё, катись. Время тебе - до утра.
Снова быстрый взгляд на прощание, и Лëша уходит. Ларионов делает одному из своих парней какой-то знак.
- Вы меня не отпустите, - тихо замечаю я.
Ларионов медленно поворачивается ко мне. На лице его снова мерзкая усмешка.
- Отпущу, дорогая. Если Алëша за тобой приедет. Но... Знаешь ведь, как бывает - гонец иной раз так торопится, что шею сворачивает.
Они убьют Лëшку, как только диск будет у него на руках. Потом сообщат об этом Ларионову, и Константин пустит меня в расход. Прикопает, если говорить его словами.
Поднимаюсь с дивана. Ларионов тоже.
- Что, испугалась? Да ты не бойся, не бойся. Мы тебя потрахаем немного, а потом, если не до смерти, то, может, и отпустим.
- Ублюдок... - не ожидаю удара, поэтому не успеваю отклониться вовремя.
Ларионов бьет сильно, по лицу. Падаю на диван. На миг замираю и, приподнявшись, вытираю кровь с разбитых губ. Жалость к себе жжет в уголках глаз, но я цепляюсь за злость - от неё не плачут. Оборачиваюсь к Ларионову, скалясь в улыбке:
- Самоутвердился?
- А башкой, сука, надо было думать раньше, - Ларионов отступает, оглядывает меня и улыбается в ответ - так, что тело каменеет от предчувствия. - Давно тебя не драли, детка... Егор, уведи её. Пока не трогай.
Егор тащит меня по темному коридору, пихает в первую открытую дверь и захлопывает её. Я стою в темноте, слизывая кровь с губ. Тихо, как в гробу.
Плохая ассоциация.
Я пребываю в какой-то прострации, словно не могу поверить что то, что сейчас происходит - происходит со мной. Со мной и моим ребенком, который ещё такой маленький, но я уже не могу его защитить. Это больно.
Больно и жалко.
Я подхожу, спотыкаясь в темноте, к окну - оно закрыто ставнями с внешней стороны. Надо что-то делать, иначе они убьют Лëшу.
Из-за меня.
Осторожно открываю одну створку - с улицы тут же тянет прохладой. Трогаю ставни - деревянные, сырые на ощупь. Подцепляю ржавый крючок - застрял. Дергаю его минут пять, тихо и осторожно, ломая ногти и обдирая пальцы, с яростным остервенением жертвы, загнанной в угол. Крючок, наконец, поддается, и ставни, дико скрипя, расходятся в стороны, впуская в затхлую темень свежесть летней ночи. Ловлю их обеими руками, бедрами прижимаясь к подоконнику, боясь, что скрип услышат.
И тут гремят выстрелы. Один, другой, третий.
Я вздрагиваю так, что едва не вываливаюсь в окно. Отталкиваю ставни от себя, отклоняюсь назад, в комнату, хватаясь за рамы. Что-то кричат, но не со стороны леса, со двора. А в лесу мелькает одинокий синий огонек. Низко, среди кустов. Будто кто-то включает и выключает фонарик.
Это помощь или, наоборот, сигнал к тому, что все кончено?
В коридоре теперь тоже кричат. Я пячусь в темноту, налетаю коленом на металлическую кровать. Боль возвращает мне способность соображать. Ничего больше не слушая, я быстро опускаюсь на пол, скидываю туфли и заползаю, через пыль и паутину, под старую, воняющую клопами койку. Очень вовремя, потому что дверь распахивается, и кто-то, ругаясь и шипя, подбегает к окну. Тишина всего на пару секунд.
- Твою мать!!! Шеф! Шеф, это облава!
Выстрел. Оглушительно, так, что перебивает сердце. Я не дышу.
Ругань рядом ещё громче. Тот, кто вбежал в комнату, дает деру. Ему я уже не нужна.
Что-то гремит внизу, потом снова тишина. Я считаю про себя - двадцать секунд, минута две, пять.
Скрип двери. Я подбираюсь вся - теперь точно за мной.
- Алина? - от его тихого, мягкого голоса подскакиваю под койкой так, что бьюсь затылком о перекладину.
- Ай... Лëша...
- Алина? Радость моя, где ты?
- Под кроватью.
Он наклоняется ко мне, протягивает руку.
- Давай, солнышко, быстрее. Аккуратно. Ты цела?
Стоим друг перед другом на коленях. В темноте касаюсь его лица.
- Господи, Лëша, прости... Это из-за меня...
- Нет, не придумывай. Всё равно бы случилось, что случилось. Идем.
Он помогает мне подняться. Шагает вперед как-то боком, меня отпихивает себе за спину.
- Это пистолет? - вижу что-то, похожее на ствол, в его правой руке.
- Травмат. Всë, тихо. Иди за мной, след в след.
Цепляюсь за Лëшину теплую ладонь. Глаза привыкли к темноте, но я и так чувствую, что мы удаляемся от гостиной, идем в нежилое крыло.
- Осторожно, ступенька, - шепотом предупреждает Лëша.
Ступенек всего пара, а потом под ногами оказывается шершавое дерево. Дощатый пол.
- Ай.
Закусываю губу, когда в ступню впивается что-то острое. Лëша тянет в сторону.
- Сюда. Почти вышли. Сейчас спустимся и...
Сзади раздается скрип. Не успеваю повернуть голову, как Алексей, резко дернув меня за руку, отпихивает в сторону и, обернувшись, делает шаг назад, спиной прижимая к стене.
Ни разговоров, ни слов - только два выстрела в темноте, две искры со стороны маленькой лестницы, которую мы только что прошли.
Лëша вздрагивает. Я чувствую всем своим существом, как напрягается и в ту же секунду обмякает его тело. Ловлю его под руки, но он тянет меня за собой, на пол, откинув голову мне на грудь.
- Доигрался, мразь, - Ларионов выступает из тени. Подходит так близко, что я вижу блики света на стволе его пистолета, который он направляет на меня. - Вставай, шваль, иначе башку размажу. Вылезай из-под этой туши и вперёд пошла.
Я цепляюсь за Лëшины плечи. От его тела так тепло. Не могу уйти, не могу его здесь оставить. А Ларионов прикроется мной. Прикроется и все равно убьет.
Вижу только ствол, который, качнувшись, уходит в сторону, когда тот, кто его держит, выбрасывает руку и, наклонившись вперед, хватает меня за волосы.
- Встала, я ска...
Выстрел раздается у самого уха. Я будто на мгновение теряю сознание. Раз - и снова здесь.
Если Ларионов попал, то почему не больно? Почему отпустил? Почему заваливается на бок, а у меня на губах снова кровь?
Ларионов валится рядом. Хватается за лицо, орет, визжит, катается по полу. Лëша роняет руку и пистолет на пол.
- Не бойся, солнце... Ты, главное, не бойся... - его голос я слышу издалека, как через преграду или какой-то навязчивый гул. Поэтому склоняюсь к нему все ниже, комкаю пальцами мокрую насквозь рубашку.
