На столе лежала глянцевая фотография. Это была девочка — молодая, лет десяти, наверное. Я не знал. У нее были русые светлые волосы и розовые щеки, и она была одета. Отсутствие наготы не было самым привлекающим внимание фактом. Даже в тринадцать лет для меня были важны ее глаза. Они были мягчайшего карего цвета, как будто сделаны из материала от замшевого пальто моей матери. Дело было не только в их цвете. Это было выражение лица: улыбка. Не было ни страха, ни ужаса, ни смерти, ни поражения. Девушка на фотографии улыбалась в камеру, как и положено девочке.
Я выпрямил шею и повернулся к отцу.
— Ее.
Веселый смех, раздавшийся ранее, сменился кашлем и прочищением горла, когда отец подался вперед.
— Она не была среди твоих вариантов.
— Подумай, Аллистер, — раздался голос из комнаты.
— Если слухи верны, она могла бы…
— Заткнись нахер, — заорал Аллистер, колотя кулаком по столу.
— Как, черт возьми, эти слухи могут быть правдой? Она еще ребенок.
— Куда же еще всё делось?
— Черт, это больше, чем пропавшие деньги. Некоторые считают, что у нее есть доказательства, подтверждающие заявления ее отца.
— Довольно! — взревел отец, заставив всех замолчать. — Он повернулся ко мне. — Тебе придется проявить себя, парень, прежде чем ты получишь такую, как она.
Я повернулся к комнате.
— Я проявлю.
— Если ты это сделаешь, то получишь ее. Ее отец мне должен.
— Черт, — сказал Руди,
— Он должен больше, чем ты.
— Я сам буду собирать деньги, — как ни в чем не бывало сказал папа.
— Я сделаю это. Она моя, — сказал я и повернулся к присутствующим.
С большей решимостью, чем у меня было, я смотрел в глаза каждому желтозубому ослу в комнате. А потом, кивнув отцу, я вышел.
Когда дверь за мной захлопнулась, я поспешил в ближайшую ванную и опорожнил свой желудок в несколько спазмов. Я выбрался из этой комнаты. Я не был уверен, как мне это удалось. Единственное, что я знал, так это то, что, не зная ее имени, я докажу свою ценность, потому что с этого дня она принадлежала мне.
Глава 27
Арания
Настоящее…
Я недоверчиво смотрела, как Стерлинг заканчивает свой рассказ. Это было даже близко не то, что я могла себе представить. Да и как я могла?
От каждого слова у меня сводило живот.
— Что насчет других детей?
Стерлинг сначала молчал, его темные глаза предупреждали меня, что есть некоторые секреты, которые лучше оставить похороненными. Вместо ответа он задал мне вопрос.
— О ком я тебе столько раз говорил, чтобы ты беспокоилась?
— О себе, — ответила я, натягивая рукава куртки, чтобы защититься от холода. — Это была я, не так ли? Моя фотография была на столе твоего отца?
Стерлинг кивнул и сделал большой глоток из бутылки с водой.
— Сначала я не знал твоего имени. Я ничего не знал ни о тебе, ни о том, о чем говорили эти придурки. Я просто знал, что эти люди могут заставить исчезнуть жизнь из твоих глаз. Я знал, что они обладают такой силой — я видел это. Я поклялся, что этого не случится.
Я встала и шагнула с одеяла, ботинки хрустели галькой под моими шагами. Остановившись на берегу, я смотрела на воду, как волна за волной набегали на смесь песка и гальки, чтобы снова исчезнуть в глубине озера.
Так и с секретами? Один будет открыт только для того, чтобы быть поглощенным чем-то большим.
Мой разум ничего не мог понять.
Стерлинг не прикасался ко мне, но я чувствовала его присутствие у себя за спиной. Я повернулась к нему лицом.
— Сколько тебе лет?
Он покачал головой.
— Из всех вопросов…
— Сколько тебе лет? — громче спросила я.
Его руки легли мне на плечи.
— Тридцать два, скоро будет тридцать три.
Мой разум рассеялся. Тридцать два минус тринадцать равнялось девятнадцати. Двадцать шесть минус девятнадцать.
— Семь, — сказала я.
— Сейчас я знаю это.
Реальность вызывала тошноту в моем пустом желудке.
— Ты не думаешь, что это полный пиздец? Это даже хуже, чем Рита, называющая меня по имени, которого я не знаю.
— Да, это полный пиздец, — сказал Стерлинг. — Я был полон решимости найти тебя. Есть еще кое-что, в чем я должен признаться.
— Что? — я перевела дух. — Я хочу это знать?
— Я провел много лет между одержимостью тобой и ненавистью к тебе.
— Ненавистью ко мне? Ты не знал меня. До сих пор не знаешь.
Полуулыбка появилась на его губах, когда он сжал мои плечи.
— Я знаю, что ты хреново бегала, но круто ездила на вездеходе.
— Я не хреново бегала, — возразила я, пожимая плечами. — Я была не очень хороша. Это не значит, что я была хреновой.
— Я знаю, что ты настоящая блондинка.
Хотя я и не хотела этого, кровь прилила к моим щекам.
— В самолете была бритва. Я подумала, что это может быть для… но я не могла.
— Хорошо. Не надо, — Стерлинг сделал шаг назад. — Думаешь, что та история, которую я тебе только что рассказал, была хреновой? — спросил он.
Мои глаза расширились.
— Да.
— Солнышко, если бы моя жизнь была айсбергом, я просто показал тебе самую верхушку. Со временем я понял, что на самом деле не ненавижу тебя. Были времена, когда я ненавидел то, что привлекло меня к тебе в первую очередь.
Я моргнула, вспоминая историю с моей фотографией.
— Мои глаза.
— Твою яркость. Как гребаное солнце. Вот почему я зову тебя Солнышком. Вот кем ты была до того, как узнала мое имя. На каждой фотографии, которую я получал, на каждом видео или репортаже ты сияла. Я не знаю точно, что забрало тебя из болот — я был в Мичиганском университете, когда это произошло — но даже это… ты не позволила этому сломить себя. Из колледжа тебя выкинуло на улицу. «Полотно греха» росло медленно, но ты не сдавалась.
Отпустив мои плечи, он обхватил ладонями мои щеки.
— Даже со мной ты не сдаешься. Ты не отступишь. Люди, знавшие меня большую часть своей жизни, не осмелились бы говорить со мной так, как ты. В тебе нет ни страха, ни долбаных кукольных глаз. — Его слова замедлились. — Может, я и не ненавидел тебя. Я завидовал тебе.
Я поднялась на цыпочки и мазнула поцелуем по его губам. Я не была уверена, что заставило меня сделать это, но как только я это сделала, не пожалела о своем импульсивном решении.
— Мне нужно больше, — сказала я.
— Сможешь справиться с большим?
— Ты сказал, что не знаешь, что забрало меня из болот. Значит ли это, что теперь знаешь?
Его челюсти сжались, адамово яблоко дернулось.
— Ладно, кто нацелился на меня и почему?
У меня в голове вертелся миллион других вопросов. Я давала голос только тем, которые имели приоритет.
Когда он не ответил, я взяла его за руку и повела обратно к одеялу. Открыв корзину, я обнаружила бутерброды и контейнер с фруктами, которые упаковала Рита. Протянув Стерлингу один из сэндвичей, я открыла контейнер с фруктами и поставила его между нами.
— Если ты рассчитываешь на старую поговорку, что путь к сердцу мужчины…, — он посмотрел на бутерброд, который разворачивал, — …и думаешь, что еда заставит меня рассказать тебе все быстрее, ты недооцениваешь меня.
Мои щеки вспыхнули, я улыбнулась.
— Если ты думаешь, что у меня нет других трюков в рукаве, то ты меня недооцениваешь.
Его темные глаза засияли, он откусил от бутерброда.
Пока я ела, думала о его рассказе, о темных, мертвых кукольных глазах. Глаза Стерлинга были самыми темно-карими, какие я когда-либо видела. Я не была уверена, что когда-нибудь захочу узнать то, что он видел в своей жизни. Однако описание их как мертвых или безжизненных не могло быть дальше от их реального описания. В каждой встрече его глаза были живыми и энергичными. Расчетливыми, рассматривающими и пылающими желанием. У этого человека не было причин завидовать моей яркости. Все в нем излучало динамическую энергию, силу, мощь и контроль. Воздух вокруг него шипел от силы его присутствия.
