снова опускается на меня, крепко удерживая мои запястья по бокам, так что я беспомощно прижата к Кейджу, пока он пирует мной.
Когда я издаю громкий стон, а мои бедра дрожат от усилия сдержать очередной оргазм, потому что я все еще злюсь на Кейджа, он отпускает меня, закидывает мои ноги себе на плечи и снова входит в меня, буквально сгибая меня пополам.
Кейдж закидывает мои руки за голову, беря в охапку своей лапищей мои хрупкие запястья, и начинает жарко шептать мне на ухо, а свободной рукой хватает мою грудь и сжимает ее.
Только я не могу разобрать, что он говорит, потому что говорит он по-русски.
Думаю, в этом весь смысл.
Затем Кейдж целует меня. Глубоко. Бормоча что-то мне в рот. Его бедра перестают двигаться. Он отрывается от моих губ с придушенным «Твою мать!»
Кейдж тоже пытается не кончить.
Поэтому, естественно, мне приходится продолжать крутить бедрами, насаживаясь на его налитый член, подталкивая Кейджа к тому, чтобы он потерял контроль.
То, что Кейдж больше и сильнее, не означает, что он здесь главный.
Пусть я всего лишь учительница средней школы с дерьмовой машиной, жалкой историей знакомств и неспособностью перемножать однозначные числа без калькулятора, но теперь я его королева.
И я намерена надеть свою корону и показать Кейджу, с кем он имеет дело.
Когда Кейдж открывает глаза и смотрит на меня, нахмурив брови и выражая напряженную сосредоточенность, граничащую с болью, я улыбаюсь.
— Как ты себя чувствуешь, большой мальчик? Ты выглядишь немного взвинченным.
Тяжело дыша, Кейдж прохрипел что-то по-русски. Понятия не имею, что он сказал, но это и неважно. Это моя игра, в которую мы играем.
Моя игра, мои правила.
— Лично я чувствую себя неплохо, спасибо, что спросил. Хотя должна признать, что моя киска так туго натянута вокруг твоего огромного члена, что я едва могу его принять. Хорошо, что я такая мокрая.
Во взгляде Кейджа мгновенно вспыхивает огонь. Он резко вдыхает воздух.
Я улыбаюсь шире.
О да. Началось.
Понизив голос, я шепчу:
— Спорим, я буду еще мокрее, когда ты водрузишь меня на колени и отшлепаешь. Я стану такой разгоряченной и мокрой, буду извиваться у тебя на коленях и умолять тебя трахнуть меня, но ты не будешь трахать меня, пока я не пососу твой член, пока ты тоже не будешь почти готов кончить. Ты будешь шлепать меня, пока я держу твой большой твердый член у себя в глотке, правда, Кейдж? О, да, ты будешь шлепать меня по голой заднице снова и снова голой рукой, пока я буду играть со своей вымокшей, пульсирующей киской, а ты будешь трахать мой рот, потом ты поставишь меня на руки и колени и будешь насиловать мою девственную задницу своим огромным членом...
С сильным толчком, который сотрясает нас обоих и кровать, Кейдж достигает кульминации.
Он запрокидывает голову назад и хрипло кричит в потолок, каждый мускул его большого тела напряжен.
Я бы солгала, если бы сказала, что наблюдение за тем, как он кончает, совершенно не напрягаясь, потому что я говорила ему все эти грязные слова, не произвело на меня никакого эффекта.
На самом деле все наоборот.
Знание того, что я имею такую же власть над ним в постели, как и он надо мной, так возбуждает меня, что достаточно еще нескольких толчков моих бедер о его бедра, чтобы я дошла с ним до предела.
И вот уже я прижимаюсь к Кейджу, бьюсь в конвульсиях.
Кейдж опускает голову к моим грудям и сильно втягивает сосок своим горячим ртом.
Я чувствую, как он пульсирует во мне, пульсирует и пульсирует, когда я сжимаюсь вокруг него. Выкрикиваю его имя.
Это продолжается и продолжается, пока мы оба, задыхаясь, не падаем (я спиной) на матрас.
Когда оба наших тела перестают дрожать и мы, наконец, переводим дыхание, Кейдж выходит из меня, переворачивает нас на бок, прижимает меня к себе так, что я оказываюсь на его руках, и глубоко, удовлетворенно вздыхает в мои волосы.
Хриплым голосом, согретым удивлением, Кейдж говорит:
— Какой у тебя грязный рот.
— Тебе понравилось?
— Я никогда в жизни так сильно не кончал.
Мое эго визжит от восторга, но я стараюсь вести себя спокойно и пожимаю плечами.
— Я училась у лучшего.
Его усмешка сотрясает нас обоих. Кейдж нежно целует меня в затылок.
— Ты доведешь меня до могилы.
Я улыбаюсь.
— Будем надеяться, что нет.
Это последнее, что я помню, прежде чем погрузиться в такой глубокий сон, что он практически напоминал коматозное состояние.
Когда я просыпаюсь утром, я в постели одна.
Кейджа нет со мной рядом.
Зато на пороге моего дома ошиваются полицейские, стуча в мою дверь.
19
Нат
Когда я открываю дверь, на пороге моего дома стоят два человека. Один из них - пожилой мужчина в полицейской форме. Он грузен и у него один из тех красных носов, которые намекают на годы беспробудного пьянства. Я его не узнаю.
Второй - привлекательная чернокожая женщина лет сорока, одетая в деловую повседневную одежду: брюки коричневого цвета и темно-синий жакет, из-под которого проглядывает белая рубашка на пуговицах. На ней нет ни капли макияжа, ни украшений, даже сережек. Ее ногти не отполированы, а волосы убраны назад в простой пучок. Несмотря на отсутствие украшений, от нее исходит атмосфера непринужденного гламура.
Я чую ее за версту.
Ее фамилия Браун. Детектив Доретта Браун, если быть точной.
Женщина, которая вела расследование исчезновения Дэвида и ни на секунду не давала мне забыть, что она никого не исключает из числа подозреваемых.
Включая меня.
— Детектив Браун. Давно не виделись. У вас есть новости о Дэвиде?
Ее глаза слегка сужаются, когда она изучает мое лицо.
Держу пари, Браун чувствует мой страх. Уровень IQ этой женщины пугает.
— Мы здесь не по этому поводу, мисс Петерсон.
— Нет?
Она ждет, что я скажу еще что-то, но я держу, что называется, язык за зубами. Предупреждение Кейджа о разговорах с копами слишком свежо, чтобы я начала болтать.
Когда я не ломаюсь под ее пристальным взглядом, она добавляет:
— Мы здесь по поводу стрельбы в La Cantina прошлой ночью.
Я не издаю ни звука. Однако я замечаю, что на улице у обочины припаркована не одна машина правоохранительных органов.
Крис прислоняется к патрульной машине шерифа со сложенными на груди руками и пристально смотрит на меня поверх зеркальных солнцезащитных очков.
Черт.
Понимая, что мы
