class="p1">— Говорил! То, что ты подумал, что я, в отношениях с другим, позволяю себе что-то на стороне… Гад ты! Скотина!
Я бью его еще раз по роже, потом еще и еще. Пользуюсь моментом, короче говоря.
Захар не останавливает, молча терпит, только желваки по скулам ходят. И затем, улучив момент, ловит мои, раскрытые в гневных обличениях губы глубоким, долгим поцелуем.
Таким, что у меня еще сильнее подламываются колени, а внизу живота все остро и сладко пульсирует.
Я уже не луплю его по лицу и плечам, а, наоборот, цепляюсь, чтоб не упасть. Бо-о-оже…
До чего же с ним сладко! Просто безумие какое-то, наваждение…
Ведь гад, молчаливый монстр какой-то, упрямый и бессмысленный!
Ведь страшно рядом с ним, потому что не знаешь, что в следующую секунду выкинет! Опасный и дурной!
Но в его руках про это все забывается!
Голова отключается, и только тело сладко и освобожденно поет, потому что знает, как дальше будет. Хорошо будет. Невероятно хорошо. Уже сейчас хорошо.
Он злится же, целует грязно, грубо, вообще не сдерживаясь, прикусывая губы, буквально трахая меня языком так, что задыхаюсь! А я не могу и не хочу это все останавливать. Потому что лучше — не было.
Захар, видимо, чувствуя мою отдачу, глухо рычит, одним движением подхватывает, сажает себе на бедра.
Сумка моя летит вниз, рассыпаются тетради, ручки, еще какая-то мелочь.
Но мне плевать.
Обхватываю его ногами, скрещиваю за спиной и жадно отвечаю, захлебываюсь его страстью, его бешеной, всепоглощающей похотью. Ощущаю через белье, как горячо становится внизу, Захар тоже это чувствует, отрывается, сильнее притягивает к себе, рычит злобно:
— Юбку эту нахера?.. И чулки эти?.. Ненавижу, бля… Каждый в башке своей раздел и выебал! Каждый, кто видел! А этот урод… Я его убью сейчас. Убью.
Он говорит все это, жадно вылизывая мне шею, сопя, ругаясь, лапая уже под юбкой, вполне пристойной, кстати, длины, не надо тут фигни говорить… И чулков на мне нет. Гольфы, тоже нормальные, не пошлые…
— Он сказал… У меня все, блять, внутри… Думал, прямо там уебу… Чтоб зубы по полу…
Захар все шепчет и шепчет это, двигает бедрами вполне определенным ритмом, и я дурею от такого правильного и нужного сейчас давления в стратегически точном месте.
Боже… Хочу его! Хочу, хочу, хочу…
— Хочу тебя, хочу, хочу, хочу… Трахну сейчас. Сейчас.
Жесткие пальцы проходятся по совершенно мокрому белью, и я вздрагиваю от голода. И выгибаюсь с готовностью, не думая больше ни о чем.
И, наверно, Немой все же выполнил бы свою угрозу, к нашему обоюдному удовольствию, но в этот момент где-то поблизости хлопает дверь.
Мы тут же замираем, глубоко дыша друг другу в губы и пытаясь сдержаться.
Пару мгновений я, уже придя в себя, с все возрастающим ужасом жду, что Немой продолжит свое разрушительное действие на мой слабый организм, и я не смогу сопротивляться, и какой будет позор, когда нас здесь неминуемо найдут…
Но тут Захар шумно выдыхает мне в шею, его каменные плечи чуть-чуть расслабляются. Он аккуратно опускает меня на пол, впрочем, так и не убирая лап из-под юбки.
Выглядит это, наверняка, дико пошло, но я не смею двигаться, опасаясь снова спровоцировать зверя.
Он, вроде как, сдерживается, и это уже хорошо. Уже похвально.
— Слушай… — примирительно шепчу я, — я не с ним. Что бы он по этому поводу не болтал. Я не буду с ним никогда. И раньше-то у него не было шанса вернуть меня, а теперь… Особенно теперь… Веришь?
Захар смотрит пристально мне в глаза, медленно кивает.
Ура.
Мы воспринимаем действительность!
Теперь закрепить результат.
— Но я пока не сказала маме и папе. Там все сложно, мы же чуть не поженились…
Здоровенная ладонь на моей заднице снова сжимается. Больно!
— Мне надо подготовить папу, это займет время, — начинаю торопливо шептать я, прижимаюсь к каменной груди, глажу, пытаясь угомонить Немого, — а потом… Потом уже всем расскажу… Не реагируй на него. Он все врет. И вообще… Ты мне тоже ничего не предложил… А ревнуешь…
— Не предложил? — прохрипел Захар изумленно, — я? То есть, то, что мы сегодня всю ночь делали, это не предложение?
— Э-э-э… — так, а вот теперь и у меня слова пропадают. Чертов Немой! Заразил! Передал свое заболевание! Половым путем!
— Слушай… — Захар вытаскивает лапу из-под юбки и жестко перехватывает меня за подбородок, — то, что случилось… Короче, это очень важно. И ты не думай, я не с каждой так… И домой… Только тебя. Только с тобой. И вчера. И вообще. Поняла?
— Э-э-э…
Это объяснение в любви такое? Или предложение встречаться? Или… Или еще чего-то?
Блин! Да что же все так сложно?
— Поняла? — хват жестче еще, взгляд темнее. Страшно! До нервной дрожи. И хочется. Тоже до нервной дрожи. Или сильнее.
— Поняла…
Нихрена не поняла.
— Ты — моя теперь. Ясно? С отцом твоим сам поговорю.
— Нет!
Захар щурится злобно, скалится:
— Не хочешь? Боишься, не понравлюсь?
— Нет, блин! — Боже, да чего же он такой категоричный! — Просто папа непростой человек… Его надо подготовить. Потерпи.
Он молчит, держит, дышит.
А затем глухо роняет:
— Ладно. Сегодня ко мне едешь.
После этого меня целуют, быстро, но жадно, и, не дав возможности возразить, уходят.
Спокойной, расслабленной походкой довольного собой человека.
А я остаюсь стоять у стены, расхристанная, измятая, исцелованная. Офигевшая.
Вот это да!
Вот это перемены в моей жизни наступили!
И как мне теперь, позвольте спросить, это все разруливать?
И, вдогонку к основному вопросу: как на философию идти посреди пары, да в таком виде?
“Выйдешь?”
“Выходи”
“Я на стоянке”
“Я буду ждать столько, сколько нужно”
“Аля, если ты обиделась, то скажи”
“Ты обиделась?”
“Я тебе больно сделал?”
“Не понравилось?”
“Передумала?”
Мишка, сидящий по левую руку от меня, периодически косится на загорающийся и гаснущий беззвучными сообщениями телефон, лежащий на коленях и чуть прикрытый пышной фатиновой юбкой.
Я вижу всплывающие окна смс, но ответить не могу.
Оттого и нервничаю. И бешусь.
Улыбка получается натянутой, кукольной. Хорошо, что от меня особо ничего и не требуется. Сиди, понимаешь, украшай собой общество взрослых дядь и теть.
И как это раньше мне это все казалось нормальным?
А Немой ведь ждет… Сидит, наверно, в своей тачке , на стоянке
