мне и с силой поднимает с земли. А я вроде в себе, но чувствую себя почти пьяной.
— Какого хрена ты творишь?!
— Работаю, — пожимаю плечами и глажу его лицо, уже покрытое однодневной щетиной. Любимая псина на сене. Ни себе, ни другим. — Вдруг он бы предложил мне не алмазное напыление, а алмаз…
Забавно получилось, самой дико смешно.
Никита поднимает руку, но не бьет меня, а отталкивает, так что валюсь на землю. Но боли не чувствую, ничего не чувствую. Мне просто весело.
— Ты моя! Уясни себе это! Запомни! Или я выбью свое имя у тебя на лбу, чтобы каждый знал! — орет он и снова поднимает меня на ноги. Но они меня почти не держат, я просто смеюсь. — Прекрати ржать! Прекрати!
— А то что? — хохочу я. — Надя услышит, какой ты кобелина? Так она и так знает.
— Так. Все. Прямо сейчас едем с тобой в Москву. В квартиру. Разбираться будем там, — решает он и хочет поднять меня на руки, но тело вдруг приобретает твердость, а руки действуют по старой проверенной схеме.
Палец на горло, так, что он от неожиданности задыхается. Далее стандартный удар в грудину. Никита меня роняет, Камиль только стоит, не шелохнувшись, а я уже бегу.
По привычке от тех, кто пытается взять силой. От тех, кто хочет ради удовольствия причинить боль.
Бегу туда, где не будет требований, обещаний, похоти и любви.
— Алена, вернись!
Бегу туда, где не будет Никиты.
*** Никита ***
— Алена, вернись. Там же лес…
— Давай быстрее, в лесу безопасно.
Мог бы догадаться, что она даже не обернется. Как тогда в далеком детстве.
Мог бы догадаться, что она начнет чудить.
Надо было сразу в город ее везти.
«Она бы еще и благодарна была до умопомрачения», — думаю зло и спотыкаюсь об очередную ветку. Пять утра. Темень. И я как дебил с фонариком.
— Алена! — ору истошно, чувствуя, как вместо гнева начинает закрадываться страх.
Могла ногу сломать. Могла действительно на кабана напороться. Могла залезть на дерево и упасть. Теперь лежит без сознания и умирает.
— Алена!
Глаза слепят еще несколько фонариков. Отряд полиции, что я потребовал согнать, кажется, только раздражает.
Вместо того, чтобы нормально искать, они что-то обсуждали и курили. Дебилы. Просто им срать на Алену, как и было срать тем, кто искал ее в Европе.
Как, судя по всему, отцу, который плюнул на поиски через три года.
Как и мне, который стал помнить ее, как приятный образ из детства.
А теперь этот образ материализовался в своенравную дрянь, которая спряталась, потому что, видите ли, что-то себе напридумывала.
— Алена!
— Может завтра? — подает голос Камиль, который вместо того, чтобы спокойно спать в постели с очередной красоткой, пошел со мной. — Будет светло и она проголодается.
— Камиль, я тебя не держу. Езжай домой.
— И брошу тебя? Алена мне этого не простит….
— А секс бы с тобой простила?
— Я думал, закрыли тему. Я же извинился, — от этого не легче. — Да и как перед такой устоишь?
— Ширинку держи закрытой, большего от тебя и не просят.
— Что ты Наде сказал? Или она не слышала твоих истошных воплей?
— Слышала, — свечу в очередной куст и перешагиваю через поваленное дерево. — Сказала, что ей приятно, что я забочусь о сотрудниках своей матери.
— Она дура? — ржет этот придурок.
— Закрой рот! Она в отличие от Алены умная и знает, когда ей нужно молчать, а когда открывать рот.
— Ну точно не во время минета, она же так и не сосет тебе.
— Слушай! — оборачиваюсь к Камилю и свечу ему в лицо. — Может быть, прекратим обсуждать мою интимную жизнь. Я сам разберусь.
— Да я и вижу, как ты разбираешься. Одна от тебя уже сбежала…
— Тупая женская обида. Сядет, подумает, потом еще и извиняться будет.
Наверное… Или возьмет с кухни нож и вспорет мне брюхо. Судя по тому, как она умеет за себя постоять, это вполне вероятно.
— Или ты будешь перед ней извиняться и лгать о фиктивном браке, чтобы она еще раз перед тобой ножки раздвинула, — усмехается этот дебил, и вместо злости по коже ползет скользкий страх, что так и будет.
Алена, даже учитывая ее положение, может врубить гордость. Или найти более выгодную, женатую партию. Пока все, что я имею — чужое, а она девка красивая. Слишком красивая.
Такая, что проще ее убить, чем кому-то отдать.
Одно воспоминание о ее руках на теле Камиля делает меня почти животным, жаждущим крови. И бил я там Камиля, только потому что Алену бить не мог. А хотелось. Хотелось до скрежета зубов. До тошноты. Дать по лицу наотмашь. Вытрясти весь дух. Нагнуть и вставать в задницу до ее хриплого крика.
Чтобы сука поняла, что все ее совершенное блядское тело принадлежит мне! Только мне!
Наверное, так бы сделал.
Ее спасло только то, что она явно была в истерике… А женскую истерику я видел. Далеко в детстве, когда нас с мамой разлучали. Она тогда была совершенно неадекватна. Но я тогда думал лишь о том, что Алену увозят. Забирают чистое и светлое, чтобы замарать дерьмом той жизни, о которой так легко забыть.
— Алена!
А если не найду? А если она умерла, и я больше никогда не смогу услышать ее смех, ощутить касаний ее тонких пальцев, увидеть, как она дрожит в пароксизме страсти?
Опираюсь на дерево, дыхание спирает, словно стою на краю крыши. Смотрю вниз, в пустоту, готовый туда провалиться.
Нет. Нет.
Она не мертва.
Она жива
Она жива и теперь всегда будет моей. Она смирится. У нас с ней нет выбора. Я буду политиком, а она будет в финансовой безопасности. Ни в чем не будет нуждаться. И потом, через много лет, когда я смогу иметь власть не по фамилии, а по собственным возможностям, я обязательно подарю ей и белое платье, может даже малыша.
Гениально…
Да, да. Именно это ей и скажу. Просто немного надо потерпеть. Она столько пережила, что стоит потерпеть, пока я достигну того уровня, который когда-то обещал мне отец. И тогда все будет.
Отец будет мною гордиться.
Алена любить. И все будет нормально. Только найдись….
— Алена!
— Никита Юрьевич! Никита Юрьевич! — орет офицер, мелькая фонариком из-за бега так сильно, словно планирует вызвать эпилептический припадок. Добегает и стоит, задыхаясь. Рукой отталкиваю от себя светящийся прибор.
— Ну… — тоже задыхаюсь, только от волнения. — Что?
— Нашли. То есть она сама вышла к посту ДПС.
