не выходит. При попытке писать, она проскальзывает между пальцами. Пальцы не сжимаются, кисти трясутся.
— Товарищ полковник, не может он. Руки покоцаны.
— Хреново работаешь, капитан, если у твоих заключенных «руки покоцаны»!
— Так… — возмущенно. — Он же их об мужиков поломал!
— Это ты докажи теперь. Пиши за него. Пусть подписывает.
Капитан мстительно глядя на меня и задавая уточняющие вопросы, пишет заявление. Расписываюсь левой рукой. Она чуть целее. Полковник читает, вносит коррективы и заново заставляет переписать. Капитан беззвучно матерясь переписывает лист.
— Где аптечка у вас?
Дежурный отдает полковнику чемоданчик.
— Анальгин… Ничего посильнее нет?
— Никак нет.
— Глотай две, — отдает мне.
Эластичными бинтами перематывает мне кисти. Зажмуриваюсь, кусая губы.
— Ты Стоцкому скулу сломал, — тихо.
— Жаль не челюсть.
— Зубы выбил. Яна сказала он к ней приставал.
Приставал… Выдыхаю, что только приставал. Уже здесь в камере, я прожевал эту ситуацию, вспомнил, как Янка ловко крутила саблями. Она, конечно, «скромняшка», но только пока я ласковый. А терпеть наглости бы не стала. И даже, думая, что это я, наверняка бы подрихтовала — и фаберже, и морду.
— Он пришел в себя?
— Час назад. Короче, две недели назад ты, Шагалов Максим Валерьевич, пришел в военкомат и добровольно пошел на осенний призыв.
— Как это?!
— Нет, ну если СИЗО тебе ближе к душе, чем СОБР… — ядовито.
— А! Не-не… — сглатываю я. — Окей… Ух!
Я в армии! Обтекаю. Ну всю жизнь мечтал, ага… Но лучше уж в армии, чем на зоне.
— И сейчас тебя задним числом оформляют. Как кандидата в мастера спорта тебя взяли в элитные войска. В тот гарнизон, который в данный момент в распоряжении нашего отделения ОБЭП. Усек?
— Спасибо.
Двери распахиваются. Залетают мама с папой, и нашим адвокатом.
— Что происходит?!
— Вы права не имеете!
— Куда вы его уводите?! Максим! — срывается ко мне плачущая мама.
— Мам, мам! Все нормально, — пытаюсь спрятать я руки.
Мама, причитая, зацеловывает мое лицо.
— Да, мам, — смущенно отстраняюсь я. Чего это она?
Иван Васильевич отводит в сторону отца.
— Видео не будет. Заявление у Максима приняли. Моя дочь тоже напишет заявление. Школа займет сторону Максима и Яны. Предлагайте Стоцким взаимно замять конфликт. Я со своей стороны тоже надавлю. Моя дочь сказала — в школе будут свидетели, которые поддержат своими показаниями нашу версию. Следаку дайте денег, пусть затянет дело и сведет на нет. Экзамены сдать мы Максима отпустим…
— Максим, что происходит? — шепчет мама.
— Меня в армию забирают, мам, — улыбаюсь я истерично.
Веду рукой по волосам.
— Лысый теперь буду, стремный… Капец!
— Как — в армию? — растерянно.
— Ну, ладно, другие же как-то служат. Год всего… Год не восемь.
Прижав ладонь к груди, мама нервно дышит.
— А куда?
— Да здесь, рядом, мам. Километров двадцать за городом.
— Уф… — выдыхает мама. — А мне Яна звонила. Переживает. Сказала ты за нее заступился.
— Да? — улыбаюсь я.
— Аха…
— Ты ей передай… что… я ее люблю.
Мама гладит меня по спине, положив голову на плечо.
— Маленький мой…
— Ма-а-ам! — закатываю я глаза. — Ну чо ты?
— Рядовой… — кивает мне на выход полковник.
Мне отдают куртку. Мама помогает застегнуть. Целую ее в щеку. Иду за полковником. В дверях он разворачивается.
— Ах, да… Господин Шагалов, — обращается к отцу. — Вы бы подчистили там кое-что. А то придет по вашу душу сын в составе СОБРА, неловко получится.
Отец открывает рот, чтобы что-то возразить, но оттянув ворот пуловера, захлопывает его, так ничего и не сказав.
— Валера… — дергает его рассерженно мама.
Дальше я уже происходящего не вижу.
Выхожу на улицу! Солнце режет глаза. Ноздри обжигает холодный воздух. Кайф… Кайф! Свобода!
— Чего лыбишься, Шагалов? Срочка тебе тоже не курорт. Мало не покажется.
— А выходные есть?
— Выходные?! — ведет бровью. — «Военнослужащий, проходящий военную службу по призыву, если на него наложено дисциплинарное взыскание лишается очередного увольнения.» А ты, Шагалов, в самоволке подрался, и в ментовку влетел. Забудь, короче!
— Вот, блин…
ЯНА
Сидя в машине с мамой, перематываю записи с камеры — вижуал-очков, пытаясь отыскать кадры, где виден номер телефона или хоть что-то…
— Что ты делаешь?
— Ищу свидетеля.
— Ян, тебе нельзя так долго напрягать глаза.
— Да, я знаю.
Уже плывет все, и я хреново фокусируюсь.
Снимаю очки, закрываю глаза. Кладу голову ей на плечо.
— Давай я посмотрю, — вытягивает телефон из моей руки.
Взбодрившись от мысли, что мама может увидеть на моем телефоне похабные переписки Шагалова с Марикой, сажусь ровно, забывая про глаза.
— Нет, я сама, — держу крепко телефон.
— Как Мишутка?
— А вот! Звонит! Да?
— Яныч, следаки по ваши души направились. Персонал опрошен.
— А, черт! Сейчас я… Не успела!
Надеваю обратно очки.
— Коневской… — разбираю я фамилию с аккаунта, с которым переписывается Марика. Кажется, Гала с Марикой ее упоминали, эту фамилию. Что-то там было про щедрость и караты. Это обязан быть ее жених! Просто обязан. А вот телефона не видно на экране.
Мне звонит Алла, просит вернуться для дачи показаний.
— Мам, ты же у меня крутой журналист? — вдруг приходит мне в голову единственно рабочая, мысль. — У меня для тебя профессиональный квест. Вот это Марика… — скидываю ей контакты. — У нее есть жених сильно старше ее. Богатый. Наверняка, из элиты. Он почему-то не выездной из страны, если это как-то поможет, — вспоминаю я детали разговоров соседок. — Фамилия у него — Коневской. Мне нужен его личный телефон.
— Когда?
— Еще вчера нужен, мам, — жалобно свожу брови домиком, умоляюще складывая руки.
— Хм…
Хмурясь, погружается в экран своего.
— Реально найти?
— Попробую!
— Сразу же мне отправь. Сразу же!
— Я тебя жду здесь… — не отрывая от экрана глаз.
Показания берут не у всех. В коридоре административного корпуса человек двадцать. В основном парни. Все наши тоже здесь, а также — Дагер, из-за какой-то ситуации на конюшне. Когда из-за Стоцкого пострадали Сэм, Ася и Рафаэль. Пара незнакомых девочек. Одна с родителями.
— А эти почему? — шепотом спрашиваю у парней.
— В прошлом году он столкнул в бассейн Михееву. Она голову разбила. А вторая… Что-то было там, но не обнародовали. Все шито-крыто.
Рита, Ася… Их долго не задерживают. Парней мурыжат чуть дольше. Потом захожу я.
— Вы хотите изменить показания?
— Да.
— К этому делу они практически не имеют отношения, Яна.
— Еще как имеют.
Все вопросы следователя, уперто свожу к ситуации на карнавале.
— Яна, Вы не понимаете, наверное, но это два разных дела. То, что рассказываете Вы — это как минимум «оставление в опасности», как максимум «попытка изнасилования». Фигуранты — Вы и Стоцкий. А я сейчас
