тумане Эйфелевой башни.
Мы жили моментами.
Так, словно завтра не существует.
Так, будто у нас есть только один день.
Так, словно находимся в вакууме, матрице, сне — в любом из этих пространств, созданном только для нас двоих. Иногда мне казалось, что Коулман настолько искусно создает не только виртуальные программы и защитные коды, но и целые реальности.
Он всегда задает правила игры и влияет на волю так, что незаметно для самой себя ты начинаешь дышать в рамках, что ограничил его код. Не сомневаюсь, что он проделал это и с Амираном еще в зародыше их дружбы — изучил его, подобрал пароли и чит-коды, способствующие зарождению доверия в столь недостижимом для парня из неблагополучной семьи человеке.
Амиран разглядел в нем то, что Коул видит дальше, умело претворяясь слепым.
И в этом талант Коулмана Мердера, его суперсила, способная спасти множество жизней, если направить этот удивительный дар в нужное русло. И совершенно обратный эффект — если этот взрослый ребенок, не умеющий экологично справляться со своими эмоциями, отдаст свою гениальность не тем людям, не тем проектам, нацеленным на разрушение. Черт возьми, Коул за минуту может взломать любую базу таможенной службы и заменить в ней наши фотографии, переданные АРС во многие страны планеты. За одну минуту, и я сама это видела. Страшно представить, что будет, если такое оружие, как Коулман Мердер, окажется в руках недружественной Анмару страны…
И все же, в одном я окончательно и бесповоротно убедилась: ни одни сильные мира не смогут поймать нас, пока мы сами этого не захотим.
Коул… он был таким разным. Я отчаянно любила его в дни, когда он был самим собой, и с той же силой ненавидела в те часы, когда он превращался в свое перевернутое отражение. Поворачивался ко мне иной гранью, и резала она наживую, жестоко и беспощадно.
Коул перевоплощался в совершенно чужого мне мужчину, способного на резкие слова, громкие хлопки дверью, демонстративный уход от разгорающегося конфликта или его обострения. Стоит отдать ему должное — после того случая на яхте, Коул всегда покидал меня в самом начале ссоры.
Наверное, я бы подумала, что он изменяет мне во время таких внезапных и эмоциональных исчезновений, если бы Брейн не возвращался в отель с помятой физиономией и огромными гематомами по всему телу.
Боксерская груша и бои без правил — единственный выход, которым он выбивает из себя всю эту дурь и невыраженный гнев, что в миг овладевает телом Коула и делает мужа неконтролируемым. И я залечивала его раны, когда он возвращался с невероятным раскаянием, горящим в зеленых глазах-хамелеонах.
— Как я могу знать, откуда ты вернулся, Мердер? Где гарантия того, что ты остаешься верен мне, покидая меня ночью в разгар конфликта? Ты держишь меня за идиотку и думаешь, что я буду терпеть такое к себе отношение?! — бесчисленное количество раз кричала в сердцах я.
— Какая ты глупышка, Анджелина Мердер, — шептал муж, прижимая меня к себе так крепко, что я словно становилась частью его большого и горячего тела, заворачиваясь в него, как в одеяло. — Ты думаешь, что сейчас, когда у меня есть ты, я нуждаюсь в ком-то еще? Зачем мне дешевые пустышки, когда дома меня ждет королева? — усмехался он, покрывая поцелуями, что были мне как удары капель дождя по лицу, хлынувшего после долгой засухи.
И мы мирились так же бурно, как и ссорились, сметая все предметы гостиничного интерьера на своем пути. Выкрикивая его имя, прижимая Коула ближе к себе, принимая в себя, царапая мощную спину мужа… я сотни раз давала ему понять, что делить ни с кем я его не намерена.
А он… на яхте, после моего заявления о том, что я целовалась с Себастьяном, ясно дал мне понять, что в моей жизни отныне и навсегда может быть лишь один мужчина.
И честно говоря, мне чертовски стыдно за флирт и позволение себе лишнего с принцем Гримальди… Безусловно, он убийственно хорош собой, харизматичен, и кажется, у нас много общего.
Да только это ничего не меняет.
Каким бы идеальным ни был Себастьян, я и думать не хочу о том, чтобы связать свою жизнь с еще одним представителем королевских кровей. Протокол и вечные правила — не для меня, и одна лишь мысль о том, чтобы вновь стать регулярной героиней вечерних СМИ, бросает меня в дрожь.
Не говоря уже о том, что ни один рафинированный и идеальный принц не заменит мне Коулмана со всеми его недостатками. С постоянно всклокоченными волосами, загонами и вспыльчивостью, категоричностью и бешенным темпераментом, невыносимой нежностью, еще более невыносимым безумием и этими его… ямочками на щеках. Куда я без них? Как и без его рисунков на теле, которые люблю целовать, изучать бесконечно, находить новые смыслы и послания, каждый раз удивляясь тому, что мне посвящена далеко не одна татуировка на его коже.
Буквы Pixel на костяшках — одна из последних, но не единственная.
Все это не значит, что жизнь в бегах — предел моих мечтаний. Идеальная картинка заключается в том, что я хочу простой жизни в свободной и не настолько религиозной стране. С любимым человеком, принятым моей семьей.
На меньшее я не согласна.
И Коулу придется осуществить мое желание, если он не хочет потерять меня. Удерживать мое тело он может бесконечно… но не сердце. И сегодня оно принадлежит ему, и это мой осознанный выбор.
«Возможно, завтра для «нас» никогда не наступит.
Но сегодня я буду с тобой», — именно эти слова теперь высечены меж моих ребер. В прямом и переносном смысле. Может быть, это моя не последняя татуировка.
Я все еще хочу спасти его. Все еще верю, что монстра внутри Коулмана можно укротить, посадить на цепь и сделать из него ручного и пушистого щеночка, который не будет мешать нашим отношениям, моему моральному состоянию и будущему.
Матери это удалось. Я знаю, что папа был далеко не подарок.
Я не переставала удивляться тому, насколько инфантилен Коул в человеческих отношениях и насколько серьезен, строг и сосредоточен в работе. Понимаю: его не научили первому, поэтому все свое внимание он сублимировал во вторую сферу жизни, тем самым полностью остановив развитие своего эмоционального интеллекта.
Я уже видела: адекватно с ревностью он справиться не способен. Те долгие часы на яхте были по истине жуткими и пугающими. И уже тогда во мне закрались первые мысли о том, что ему нужна серьезная психологическая помощь. Терапия, способная помочь ему справиться
