с детскими травмами и комплексами. Но боялась открыто говорить ему об этом или ставить ультиматум, потому что знала, что столкнусь с отрицанием, отторжением и гневом Брейна.
К тому же он дарил любовь, ласку и заботу с той же безумной и одержимой силой, что и отдавал гнев и ярость. В такие моменты я забывала о плохом, растворяясь в нашем общем смехе, ночных разговорах и конечно страсти, от которой подгибались кончики пальцев.
Мы оба — части одного пазла.
Потрескавшиеся, когда-то разбитые и потерянные, но идеально подходящие друг другу по необъяснимой никому причине.
Казалось: в путешествиях я стала свободной, как никогда. Обрела наконец то, о чем так мечтала. И, наверное, я должна каждую секунду благодарить Бога за это мнимое и долгожданное счастье… но правда состоит в том, что моя свобода так и осталась недостижимой мечтой.
О какой свободе идет речь, когда ты живешь в бегах? Когда даже твоя непоколебимая уверенность в вашей недосягаемости для спецслужб не мешает мне просыпаться ночью в холодном поту и вздрагивать каждый раз, когда чувствую на себе взгляд мужчин в полицейской форме? Когда не можешь спокойно позвонить родителям и поделиться с ними своими радостями и эмоциями? Когда не в праве полноценно решать, чем тебе заниматься? Когда не можешь реализовываться, заводить хобби, друзей? Когда весь твой мир крутится вокруг одного человека, и этот человек — не ты сама?
В одни дни меня накрывала безумная эйфория.
А в другие — поглощали жуткое одиночество и предчувствие неминуемого краха.
Я будто… постоянно чувствовала запах смерти. Его смерти. В своем помиловании я не сомневалась, но огромная иллюзорная тень в обнимку с косой ходит по следам мужа и наступает ему на пятки.
И я точно знаю: чем больше времени проходит с момента нашего побега, тем быстрее от Мердера избавятся, когда найдут. Без суда и следствия.
* * *
Этим утром я просыпаюсь в холодном поту. Кажется, мы в Амстердаме. Я не в силах отдышаться и угомонить свое бешено стучащее сердце, пустившееся галопом после увиденного ночью. Мне снился папа… Мне пять, он берет меня на руки, прилетев из командировки, и кружит по гостиной. Я смотрю на рисунки на его пальцах и шее, заливаясь смехом. В серебристых глазах Адама Саадата отражается безмерная любовь и бесконечная радость.
«Моя маленькая принцесса, я очень соскучился по тебе. Ты была хорошей девочкой в мое отсутствие? Мама рассказывала, что ты опять сбегала в сад ночью…
— Это было во сне, папочка. Я… как там мама сказала? Аааа…она сказала, что я лунатик, пап. Представляешь? Я хожу, когда сплю».
Это был сон-воспоминание. И я очень хорошо помню, что видела в тот день, когда лунатила во сне и добралась до спальни мамы и папы.
Они так ругались. Я помню звуки бьющегося зеркала. Папин истошный ор, мамины слезы. Они кричали друг на друга, а я стояла за дверью и крепко обнимала мягкую игрушку, заливая ее жгучей солью из глаз. Не помню, сколько прошло времени. То, что происходило дальше, поразило меня еще сильнее. В том возрасте я совсем не поняла, чему являюсь свидетелем. Мне казалось, папа причиняет маме боль, даже бьет ее… Иногда звуки секса больше напоминают звуки драки и смертельной бойни между возлюбленными.
Они проклинали друг друга, стонали в едином ритме, били предметы интерьера и так сильно кричали друг на друга, словно нежности, трепета и любви между ними не существует. Прежде я не видела их отношения с такой дикой и животной стороны.
Не знаю, по какой причине они ругались тогда, но мирились они долго, протяжно и страстно. Тогда я с диким испугом убежала в свою спальню и всю ночь проплакала. Произошедшее проанализировала только много лет спустя.
— Доброе утро, ангел. У нас сегодня праздник, малышка, — Коулман просыпается, как только чувствует, что я прижимаюсь к нему, инстинктивно ища утешения и защиты, панацею от болезненного сна. Его голос слегка хрипловат спросонья, но в нем столько нежности, что мне мгновенно становится легче.
Откидываюсь на подушки, ощущая, как горячие руки мужа успокаивающими движениями скользят по телу. Приподнимаясь на одном локте, он мягко целует меня в шею, опускаясь к груди. По очереди целует каждую и вновь поднимается к лицу, чтобы коснуться моих губ и сильнее притянуть меня к себе. Его тело обдает приятным жаром, и я мгновенно ощущаю, как все мое тело плавится от его близости, прикосновений и выражения своего откровенного желания. Мы полностью обнажены. Он любит спать голым и приучил к этому и меня. В такие моменты я чувствую себя максимально защищенной, несмотря на полное отсутствие на нас одежды. Кажется, что в объятиях его натренированных рук можно выжить даже в эпицентре ядерного взрыва.
Знаю, он может защитить меня от всех угроз на планете. Но не способен защитить от самого себя.
— Какой праздник? — сонно интересуюсь я, вглядываясь в точеные черты его лица, провожу кончиками пальцев по квадратной челюсти, обрамленной щетиной. Ямочки, возникшие на его щеках, пророчат нам обоим хорошее настроение на целый день.
Я люблю, когда он такой. Его демоны сегодня спят или отправились в отпуск. А это значит, что не будет ни вспышек ревности, ни антисоциального поведения. Сегодня — он от кончиков пальцев до корней волос мой Коулман Мердер. И это лучший подарок на черт знает какой праздник.
— Три месяца со дня нашей свадьбы, — напоминает Коул, щелкая меня по носу. — Обычно женщины лучше запоминают даты, — усмехается муж, накрывая ладонью низ моего живота. Зубами захватывает нижнюю губку, похищая мое дыхание и вытягивая утренний поцелуй.
Приятное тепло разливается по венам, даруя телу чувственность, наполненность и… тот самый голод. Хочется, чтобы он как можно скорее его утолил и заполнил пульсирующую пустоту внутри моего тела.
— Что такое, малыш? — обеспокоенно интересуется Коул, ощущая легкую дрожь в моем теле, никак не связанную с возбуждением.
А связана она с тем, что я и не заметила, как прошли три месяца. Осознание этого факта мгновенно уносят меня к мыслям о родителях.
Я скучаю по ним, безумно скучаю. Даже не представляю, сколько бессонных ночей за плечами матери. Как сильно страдает папа, вынужденный скрывать свои эмоции за бравадой шейха провинции, у которого все под контролем.
Я люблю их всем сердцем, несмотря на то, что они отнеслись к моей жизни, как к чему-то, что можно «продать» за устранение политических конфликтов. Так сильно люблю их… Я и представить не могла насколько, пока мы не оказались
