— Я серьезно, Леннон. Держись от него подальше.
24
КЕЙД
Вернуться домой и обнаружить, что наши родители вернулись на целую неделю раньше, было определенно не тем, чего я ожидал. Мне просто повезло, что я наконец заставил Леннон терпеть свое присутствие рядом, и теперь это происходит. И в довершение всего, с тех пор как она вышла из офиса своего отца, она откровенно игнорирует меня.
Мы сидим за обеденным столом, слушая, как моя мама и Кен продолжают рассказывать об их поездке и о том, как это было потрясающе. Я передвигаю еду по тарелке, но, кажется, ничего из этого не попадает мне в рот. Что-то в неловком напряжении и неизвестности того, куда мы пойдем дальше, убивает мой аппетит.
Я смотрю на Леннон и понимаю, что она делает то же самое. С ней что-то не так; я просто не знаю, что. Часть меня задается вопросом, знает ли ее отец о нас каким-то образом, но я сомневаюсь в этом — главным образом потому, что он еще не вышел из себя, а моя мама ничего подобного не говорила.
Вытянув ноги под столом, я похлопываю ее ногой по голени. Когда ее глаза наконец встречаются с моими, я смотрю на нее, молча спрашивая, в чем дело. Она бросает взгляд на своего отца, чтобы убедиться, что он не обращает внимания. Когда она понимает, что путь свободен, она оглядывается на меня и качает головой.
Чертовски здорово.
— Я не голоден, — говорю я маме. — Могу я быть свободен?
Она хмурится. — Ты не хочешь послушать о поездке?
— Хочу, но не прямо сейчас. Я не слишком хорошо себя чувствую.
Как и ожидалось, она мгновенно смягчается и кивает. — Я принесу тебе немного супа через некоторое время. У тебя должно быть что-то в желудке.
Бросив еще один взгляд на Леннон, когда я встаю из-за стола, она не поднимает головы от своей все еще полной тарелки. Чего бы ни сказал ее отец, когда мы вернулись домой, было достаточно, чтобы отправить ее бежать в горы и подальше от меня.
***
Проходят часы, а я все еще на взводе не меньше, чем за ужином. На данный момент я удивлен, что на ковре нет следов от моих хождений взад-вперед. Моя мама принесла мне суп, который я просто спустил в унитаз. По крайней мере, так она думает, что я это съел.
Я не знаю, что беспокоит меня больше — тот факт, что Леннон не хочет со мной разговаривать, или то, что мне нужно, чтобы она поговорила со мной, чтобы получить какую-либо информацию о ее отце. Все, чего я хочу прямо сейчас, зависит от нее, и я держал это в своих руках, пока не налетел гребаный ураган и не разрушил мои планы.
По крайней мере, если бы они вернулись домой на следующей неделе, я мог бы быть ближе. Может быть, тогда она не смогла бы так легко оттолкнуть меня. Но когда мы исследуем то, что происходит между нами, всего полдня? В принципе, все хорошо, что хорошо кончается.
За последние несколько недель было так много раз, что я думал о том, чтобы сдаться, но я этого не делал. Я держался, потому что мне это было нужно, и это не должно быть исключением. Я сажусь с новообретенной решимостью. Если она хочет покончить с этим, едва оно началось, прекрасно, но она собирается сказать мне это в лицо.
Я медленно открываю свою дверь и выглядываю из нее, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что все спят. Насколько я вижу, нет никаких признаков жизни. Я закрываю за собой дверь и крадусь по коридору. На полпути вверх по винтовой лестнице я уже вижу, что у Леннон все еще горит свет.
Мои костяшки пальцев легонько стучат в дверь, но я ничего не говорю. Когда она открывает ее и ее глаза встречаются с моими, они мгновенно смягчаются. К моему облегчению, она отступает назад и открывает дверь шире, чтобы впустить меня. Она проводит пальцами по волосам и разочарованно вздыхает.
— Что происходит? — Спрашиваю я, закрывая дверь.
Она выглядит так, будто вот-вот расплачется, но все еще крепко держится. — Мой папа не хочет, чтобы я была рядом с тобой.
Я отступаю. — Какого хрена я натворил?
— О, я не знаю. Может быть, за месяц устроил около пятнадцати домашних вечеринок?
Черт. — Откуда он вообще об этом знает?
— На заднем дворе есть камеры, — рассказывает она.
Я сухо смеюсь. — Ты не могла предупредить меня?
Она пожимает плечами. — Я думала, что они фальшивые. Я никогда не видела никаких реальных видеозаписей с них.
— Так что, очевидно, они должны быть фальшивыми. — Я закатываю глаза.
Она скрещивает руки на груди. — Не умничай со мной.
— Ну, чего еще ты от меня хочешь? — Пораженно спрашиваю я. — Я наконец получил тебя в свои объятия, только для того, чтобы твой отец пришел, как чертов диктатор, и запретил тебе встречаться со мной, и я должен просто смириться с этим?
По выражению ее лица я могу сказать, что она этого не хочет, но ее слова говорят об обратном. — Я не вижу другого выбора.
— Да, — возражаю я. — Тебе восемнадцать лет. К черту то, что он говорит. Сделай то, что ты хочешь, хоть раз.
— Это не так просто! — Ее голос громкий, но она говорит тихо, осторожно, чтобы никого не разбудить. — Мой папа — это все, что у меня есть.
Я подхожу ближе и беру ее лицо в свои руки. — Это не так. У тебя есть я, Леннон. Я прямо здесь.
Слеза скатывается по ее щеке, но я быстро вытираю ее. Я наклоняюсь вперед и нежно целую ее в лоб. Единственное, за что я сейчас благодарен, это за то, что она не отталкивает меня, потому что я не знаю, смог бы я с этим справиться. Только не снова. Не после того, как мы, наконец, прошли через то, что я чуть все не испортил… дважды.
— Я не знаю, что делать, — шепчет она.
Я киваю и делаю шаг назад, отпуская ее. Она следует за мной, когда я проскальзываю мимо нее к двери.
— Ты уходишь?
Вместо того, чтобы выйти, я кладу два пальца на ручку и поворачиваю замок. — Это нормально — не быть уверенной, но я собираюсь быть здесь каждую ночь, обнимая тебя, пока ты не будешь.
Она облегченно выдыхает и ложится в постель. Я выключаю свет, и мы вдвоем устраиваемся поудобнее, ее голова у меня на груди, там, где ей и место. Вскоре ее дыхание выравнивается, и она крепко спит, но я часами лежу без сна.
К черту Кенсингтона Брэдвелла за то, что он постоянно пытается что-то у меня отнять. Сначала он забирает мою маму у моего отца, а теперь пытается помешать Леннон встречаться со мной? Нет. К черту это. Нет, если мне есть что сказать по этому поводу.
***
Утро наступает раньше, чем мне хотелось бы, и, прежде чем я это осознаю, Леннон открывает глаза и смотрит на меня. Я улыбаюсь ей сверху вниз, пытаясь успокоить ее нервы и скрыть тот факт, что прошлой ночью мне едва удалось выспаться.
— Ты просто лежишь и смотришь, как я сплю?
Я хихикаю и щелкаю ее по носу. — Ты милая, когда мертва для всего мира, и, по крайней мере, тогда ты не называешь меня подонком за то, что я пялюсь.
Похоже, она по горло сыта моим дерьмом, но в хорошем смысле. — Эх, ты определенно все еще подонок, называю я тебя так или нет.
— Достаточно справедливо, — уступаю я. — Но, если бы я попытался встать, я мог бы разбудить тебя, а я не хотел этого делать.
— И ты вдруг стал таким джентльменом, верно?
Я пожимаю плечами. — У меня бывают свои моменты.
Она слышит, как снаружи закрывается дверца машины, и встает, чтобы подойти к окну. Когда она, наконец, оглядывается на меня, она расслабляется.
— Мой папа только что ушел на работу, но я думаю, что твоя мама все еще здесь.
Конечно, предоставьте Кену идти сегодня на работу, хотя технически они все еще в отпуске. Может быть, если мне повезет, его уже тошнит от моей мамы. Или, может быть, ему надоело держать ее детей в своем доме. Очевидно, он больше не такого высокого мнения обо мне — нет, если он сказал Леннон держаться от меня подальше.
Говоря о Леннон, она подходит и садится на кровать рядом со мной. — Что мы собираемся делать?
— Все, что ты захочешь, — говорю я ей. — Если ты хочешь послушать своего отца, я постараюсь облегчить тебе задачу. Но если ты хочешь попробовать, встречаться за их спинами, я тоже готов на это.
