заплатил, чтобы он соврал. Рос, блин!
— Я слышу, милая, — поправляет он за ухо Эллочки её волосы. — И анализ фальшивый, я понял. Но я об этом ничего не знаю. Он у меня в этот раз даже не жил.
— А где он жил? — пристаю я, пока они там друг другу улыбаются.
— Я же сказал: поговори с ним сама, он пришёл в себя, — так и не сводит Ростис с Эллы глаз. Ну, совершенно невозможно равнодушно смотреть на эту парочку.
— Может мы поедем домой? — вздрагиваю я от ледяных рук мужа и его горячего шёпота. Похоже, завелась сейчас не я одна.
И я ещё вижу, как Ростис запускает ладонь в ведёрко со льдом. Как закидывает кубик в рот и предлагает Элле, держа в зубах.
— Думаю, до утра о них можно не волноваться, — целую я моего Соблазнительного в лифте так, словно мы год не виделись.
— Думаю, мы тоже до дома не доедем, — прижимает он меня к стене. — Но предлагаю дойти хотя бы до машины.
— Да лифт уже был, — улыбаюсь я, — не будем повторяться.
А потом была машина. И прихожая. И спальня. И душ.
И утро, проведённое в постели, вместе, в тишине и неге, когда нам в принципе было всё равно день за окнами или ночь. Будни сегодня или выходной.
Думать хотелось только о будущем. И смотреть только на фотографии домов, что привёз риелтор. И мечтать о детской комнате с белой круглой кроваткой, что так запала в душу.
Но хочешь не хочешь, а мысли снова возвращались к «нашим баранам».
— Рос, а куда делись все твои натурщицы? — хожу я по кухне с телефоном в руке и Тёмкиной рубашке на голое тело. Вот что подобрала на полу, чтобы прикрыть наготу, в том и хожу. Как все девочки, тоже люблю мужские, а особенно ношеные, пропахшие за день запахом моего мужчины рубашки.
— Если ты звонишь узнать всё ли в порядке с Эллой, уверяю тебя, с ней всё в порядке. И да, она всё ещё у меня, — слышу я звук поцелуя, Элкин сдавленный смешок и скрип матраса, на который заваливается Рос. — А натурщиц разогнал. Надоели. И вообще я расстроился из-за отца, был в депрессии.
— Ты был в депрессии? — облизываю я палец, закрывая банку с майонезом. Что-то так захотелось оливье, что я даже не поленилась сварить овощи и отправила Артемона за колбасой и горошком. А когда он ушёл, набрала брата.
— Я художник или где? — картинно обижается он. — Натура нежная, творческая, ранимая.
— Слушай меня, ранимая натура, я не буду разговаривать с отцом. Ты знаешь, как я к нему относилась до этого, а теперь отношусь ещё хуже. Этот мудак продал меня дважды. Сначала выставил на улицу, оставив без квартиры. А теперь сорвал мою свадьбу. Слышишь? Мою. Свадьбу. И я знаю, что тебе плевать. Но снимай с колен тощую задницу своей новой подружки. Езжай в больницу. И до той поры пока ты не узнаешь кто ему заплатил, и всю правду об этом, ты мне не брат. Понял?
— Так, по первому пункту всё, — слышу я в трубку возню. — Только, кажется, у меня получилось наоборот. Ты точно сказала «снимай с колен», а не «тащи на колени»? Прости, перепутал. Но ничего. Надеюсь, с остальным я справлюсь.
— Попробуй только не справится! — рычу я, выключая телефон, когда там начинаются такие характерные и привычные для Ростиса звуки. Причём он может и не обратить внимание на то, что телефон включён. И трахать там Эллочку до изнеможения, будь рядом не то, что телефон на связи, хоть репортёры с камерами.
Но, чёрт побери, как же он заводит этой своей раскрепощённостью. Я еле дождалась мужа. И совершенно ошеломила его своим напором.
— Ты прямо аппассионатища, — едва переводит он дыхание, распластавшись поперёк кровати. — И не подозревал в тебе столько страсти.
— Я десять дней переживала, что мы могли быть родственниками.
— Хочешь сказать, что десять дней мы грустно занимались сексом в полноги? — ржёт он.
— Да, поэтому больше не хочу себе ни в чём отказывать.
— А мне кажется нам надо чаще ездить к Росу.
«Или звонить», — мягко добавляю я про себя.
— Доделаешь салат? — разваливаюсь я рядом. И знаю, как сейчас полезли на лоб его глаза, но кто же будет перечить женщине после такого секса? К тому же беременной женщине!
— Ну как? — преданно заглядывает он в мои глаза, когда я ем прямо из салатника.
— Божественно, — жую я, закатывая глаза. — А что ты ещё купил?
— Много чего, но я тут подумал, — улыбается он. Робко тянется своей ложкой к салату, но я жёстко останавливаю её своей.
После небольшой дуэли на столовых приборах за еду, я остаюсь победительницей. А он, повесив голову на грудь, стойко принимает своё поражение.
— Так о чём ты там подумал? — пододвигаю я ему салат, сыто отваливаясь к спинке стула. — Что скоро меня не прокормишь?
— Ага, — жадно выскребает он остатки. — А ещё, что на улице такая чудесная погода. Тепло. Солнечно. Поехали к Вальке?
— Куда?
— За город. На его фабрику.
— Поехали, — легко соглашаюсь я, недооценив коварство своего мужа.
— А заодно посмотрим один из домов, — разворачивает он ко мне лежащие на столе проспекты. — Я уже договорился.
— Тот, который понравился тебе? — прищуриваюсь я.
— Но обещаю, выберем мы всё равно тот, который понравится тебе, — целует он меня, поднимаясь.
Но Танков бы был не Танков, если бы всё было так просто: посмотреть дом.
Нет, дом нам отдали в полное распоряжение на два дня.
И его бежевые стены, деревянные полы, отделанный камнем фасад и настоящий камин в гостиной, к вечеру потрескивавший горящими поленьями не просто не оставили меня равнодушной. Я влюбилась в этот дом без памяти.
В его уютную лужайку на заднем дворе, где мы жарили шашлыки. В бассейн с тёплой водой, приятно попахивающей озоном, где плавали как утята: Артём с Валькой наперегонки, а мы с Ленкой лениво покачиваясь на надувных матрасах в поднятой ими волне.
Это был не дом — это была сказка. Сказка, которую легко можно было сделать былью. А для этого всего лишь сказать «да», снять с мебели целлофановые чехлы и…всё! Но мне великодушно предоставили право выбора и время на раздумье.
Коварный, коварнейший, наиковарнейший Танков!
— Смотри, — лежим мы с Ленкой перед камином на толстом лохматом ковре и пялимся в её ноутбук. Вернее, я только смотрю, а она ещё тыкает по папочкам на рабочем столе экрана. — Если хочешь,