до меня дела нет, он поглощен своей девушкой, а мне жарко. Душно.
Пожалуй, мне тоже стоит выйти проветриться на террасу, глотнуть воздуха.
Выбравшись за наружу, прислоняюсь к перилам спиной и смотрю сквозь стеклянные двери на полупустой зал в ожидании, когда ледяной ветер остудит, а еще лучше заморозит мои бестолковые чувства.
Гордеев появляется почти сразу. Он разговаривает по телефону, и сделав знак Максу, что сейчас вернется, стремительно выходит на террасу через соседнюю дверь.
Из-за ветра мне не слышно, о чем Денис говорит, хотя он всего в трех метрах от меня, но лицо его нахмурено, и создается впечатление, что он ругается с кем-то.
Сейчас он обернется и увидит, как я на него пялюсь с тоской в глазах.
Чтобы этого не допустить, я запрокидываю голову наверх, подставляя лицо мелкой мороси, приносимой ветром. Разглядываю расставленные на перилах балкона второго этажа украшения. Скоро Хэллоуин. Все в тыквах.
Одна из самых крупных, покачнувшись, чуть сдвигается, а потом срывается и летит вниз.
Сквозь открытую дверь палаты мне видно, как Гордеев разговаривает по телефону. Куртка его кулем лежит на стуле, а он меряет шагами больничный коридор из стороны в сторону, периодически заглядывая внутрь.
Мне хреново, и мутит, если шевелиться, но врач сказал, что обошлось. Сильное сотрясение. Домой меня выпишут, а там покой и постельный режим на первое время.
Бедная мама, был один калечный ребенок, теперь еще и второй.
Я и сама напугалась, когда в себя пришла.
И всех напугала, даже Гордеева проняло.
Воспоминания кусочками рисуют картину.
— Дэн, возьми себя в руки, — слышу я сквозь непрекращающийся гул. — Она дышит.
— Я ее придушу! В этом городе все бабы ебанутые?
— Каринка вызвала скорую.
— Еще одна дурища. На кой хер они бросаются все меня спасать? — ревет кажется Денис. — Я, блядь, че? Ромашка? Может, все-таки в машину? Тут холодно.
— Дэн, ей по башке прилетело не хило. Я б не рисковал. А если шею повредило? Или еще чего? У меня друган по черепушке на стройке отхватил, и ослеп на один глаз. Давай дождемся скорую. Слышишь, они уже близко…
И правда, мерзкий звук сирены нарастает, добавляясь к помехам в голове, мешая слушать разговор Макса и Дениса. Почему-то все, что вдали слышится четче, чем их голоса.
Чувствую, как чья-то рука убирает волосы с моего лица.
— Не трогай ее, — злится Макс. — Эта херня была забита песком для устойчивости. Перила вон пробило.
Где-то рядом раздается треск, похоже, Гордеев вымещает зло на перилах.
— Я дождусь, когда ее на ноги поставят, и убью.
— Дэн, девочка — героиня. Ей по касательной прилетело, тебе бы на маковку шлепнулось и все, прощай Вася.
— Ублюдок, он пожалеет, что на свет родился.
— Не ожидал от него. Скорее уж от Ольги.
— Ты плохо ее знаешь, она точно не станет таким заниматься.
Хочется приоткрыть глаза, но я подозреваю, что это плохая идея.
Напуганной мне сейчас кажется, что я ничего не чувствую, только в голове шумит. Гудит как перегруженные электрические провода.
Звук шагов, сопровождаемый запахом корвалола.
— Что с девушкой?
— На нее упало это… Дышит. На мой взгляд, в сознании. Почему молчит, не знаю, — кратко отчитывается Макс.
— В сознании? Молчит? — такого голоса я у Дениса еще не слышала. — Ксюш, Ксюша, золотко, идиотка моя, открой глазки.
Как устоять-то? Гордеев в панике. Попробую.
Открываю глаза, и в мозг вместе со светом проникает тупая боль, поэтому сразу закрываю их обратно, но успеваю заметить белое, как мел, лицо Гордеева.
— Девушка, говорить можете? Как вы себя чувствуете? Где болит?
— Могу, — разлепляю я губы, мне самой мой голос кажется оглушающим. — Голова болит.
— Как при мигрени?
— Нет… Слабее.
— Что вы ее пытаете? Не пора первую помощь оказать? Она лежит тут на холоде, — взрывается Денис. — Еле шепчет.
— Холод сейчас самое то, — флегматично отвечает медик. — Сейчас заберем. Кто скажет имя, фамилию, дату рождения?
— Вы издеваетесь? Это в машине сделать нельзя?
— Дэн, — Макс пытается урезонить Гордеева. — Они все сделают.
— Каринку я в больницу сразу отвез, и что?
— Кто с ней поедет? — усталый голос работника скорой, который явно и не с таким сталкивается.
— Я, — рявкает Денис.
— Дэн… Встреча, — напоминает Лютаев.
— Я отзвонюсь.
В этот момент, аудиотрансляция прекращается, так как меня поднимают на носилки, и голову мгновенно пронзает острая боль в месте ушиба. Я благополучно отключаюсь до самой клиники, куда по требованию Гордеева меня отвозят вместо четвертой городской.
Сейчас мы уже ждем выписки.
Коля бегает по кабинетам, Денис протаптывает коридор, я лежу.
Состояние какое-то странное: вялость, апатия, ничего не хочется. Глаза все время закрываются, а я таращусь в дверной проем, чтобы не пропустить, как мелькнет белая рубашка Гордеева.
Коля возвращается вместе с бумажками, и Денис с рыком прекращает свои телефонные переговоры.
— Домой, Ксюш, — помогает он мне натянуть пальто и сапоги. Мне кажется, он говорит это даже не мне, а себе. Его явно нервирует больничная обстановка. А еще он злится. И явно хочет рассказать мне, какая я дура, но почему-то сдерживается.
А! Ну да. Я ж героиня.
Не задумываясь, он подхватывает меня на руки, за что я ему очень благодарна, потому что каждый шаг сейчас дается тяжко, как сквозь толщу воды против течения.
В салоне приваливаюсь к Гордееву, от обезболивающего меня рубит. Вдыхаю знакомый запах и опять проваливаюсь в сон. Но неглубоко.
Сквозь дрему слышу тихий разговор.
— Денис Сергеевич, чего делать будете?
— Оставлю девчонку в покое.
— Я думал…
— Я тоже думал, Коль. Одумался. У нее скоро день рождения, это будет лучшим подарком.
— Девочка расстроится…
— Зато будет живая и здоровая, — обрывает Николая Гордеев.
Придурок. Бесчувственная скотина.
Не буду больше о нем думать.
Делаю вид, что во сне устраиваюсь поудобнее, чтобы вытереть об куртку Дениса выкатившуюся слезинку.
— Ксюш, у тебя дома есть кто?
Разлепляю словно засыпанные песком глаза.
— Что?
— Спрашиваю, дома сейчас кто? — терпеливо переспрашивает Гордеев.
— Мама или на работе еще, или у Лешки. Нет никого там.
— Тогда давай ключи.
— Я сама… — вяло сопротивляюсь я.
— Досамакалась. Я беру тебя, Коля — ключи.
— В кармане пальто, — вспоминаю я, и Денис, похлопав меня по карманам, выуживает связку.
Перемещение мое в квартиру выглядит крайне странно и сильно напоминает внос новобрачной, но я стараюсь об этом не думать, потому что есть вещи, которые никогда не случатся. В целом, мне настолько паршиво, что даже плевать, если увидят соседи и настучат маме. Все равно
